Заклятые пирамиды - Орлов Антон. Страница 25

Орвехт опасался, что она завизжит на радостях, но Хеледика только руками всплеснула, а ее глаза вспыхнули, как олосохарский песок в лучах солнца.

– Сейчас иди и занимайся своими обычными делами. Сначала я должен побеседовать на эту тему с хозяйкой. Иди, иди. Насчет нашего разговора помалкивай. Помни, что ты обещала во всем меня слушаться.

Дело обстоит не так просто, как ей мнится. Суно должен выпросить девчонку у нынешней опекунши, не разбудив никаких скверных подозрений на свой счет. Отроковицы не вызывали у него вожделения, и ему до сих пор нет-нет да и вспоминалась прекрасная лекарка из Молоны – чумазая, но все равно прекрасная, даже если она не похожа на совершенство, – однако Мезра есть Мезра. Кого-то в чем-то обвинить, уцепившись за вроде бы доказательство, – это здесь плевое дело, а уж дальше все займется, как сухостой от случайной искры.

В Мезре любят вершить беспощадную справедливость. Тоже неотъемлемая составляющая местных нравов. Поймать убийцу, насильника, совратителя, скотокрада и спалить живьем в сарае, или четвертовать, или разорвать лошадьми – это для здешнего народа самое славное развлечение. Все сразу: и претворение в жизнь потаенных жестоких наклонностей, и возможность ощутить свою несокрушимую правоту, и массовый праздник, когда все охвачены единым порывом, и очистительное потрясение – вот какой ужас, но не со мной, ох, не со мной, боги миловали. Если потом выяснится, что прикончили невиновного, свалят на тех же богов: не иначе, прогневал он их, пусть не этим, но чем-то другим, раз такая участь его постигла – и, стало быть, все равно получил по заслугам.

Хеледика никому в Принихуме даром не нужна, и хозяйка «Золотого окорока» не прочь сбыть ее с рук, да никто не берет, но если приезжего человека заподозрят в домогательствах к девчонке, на ее защиту поднимется весь городишко. Нет, не ради самой Хеледики, а ради сладкой забавы под названием «самосуд».

Чтобы забрать ее с собой, Суно надлежало действовать расчетливо и осторожно. Вечером он вновь поручил ей сварить шоколада, но угощать в этот раз не стал, зато громко похвалил – так, чтобы его слова достигли ушей хозяйки. Та как раз собиралась подкатиться к нему с разговором о черноголовом народце, который каждую ночь спать не дает, хорошо бы господин маг изгнал пакостников. Суно отреагировал благосклонно: и то верно, он тоже из-за них не выспался. И начал жаловаться на столичную прислугу – ветреную, невоспитанную, не способную сварить порцию сносного шоколада (мысленно попросив прощения у почтенной матушки Сименды, своей домоправительницы).

– Ваша маленькая помощница недурно варит шоколад, и девицы в вашем городе, как я заметил, примечательно благонравные, таких даже Аленда не испортит. Не подскажете, нельзя ли в Принихуме нанять служанку, которая поехала бы со мной в столицу?

Неизвестно, что сказала бы на это хозяйка гостиницы при другом раскладе, но сейчас она была перво-наперво заинтересована в изгнании гнупи. И девчонка ее раздражала: шоколад варить, может, и умеет, а в остальном дрянь – рассеянная, нерадивая, странноватая. Вслух этого не брякнула, не дура. Напротив, начала ее самым приторным образом нахваливать, и Суно опомниться не успел, как ему всучили Хеледику с уверениями, что ее-де столичная жизнь не избалует, какой была трудолюбивой мышкой, такой и останется.

После наступления темноты он при свете скрипучих масляных фонарей, окутанных шлейфами мошкары, трижды обошел вокруг гостиницы и сотворил манящие чары. Темнота была необязательным условием. Это чтобы коллеги-дознаватели из «Счастливого кухаря» или принихумские престарелые маги не увидели, чем он тут занимается. Инструкция, некогда вычитанная в старинной книге, предназначалась для экзорциста-одиночки, а работать в одиночку неприлично. То есть можно, если нет выбора, но это почти наверняка окончится провалом… а если нет, тогда вдвойне неприлично. Хозяйка гостиницы, подобно массе далеких от магических кругов обывателей, сих тонкостей не знала.

Повинуясь зову мага, из укромных щелей полез наружу волшебный народец. Дюжина уродливых человечков с длинными набрякшими носами и черной щетиной вместо волос, переходящей с головы на загривок, – гнупи. Два пузатых чворка с улиточьими рожками, они глотают потерянные монеты и мелкие украшения: что им досталось, то уже не найдешь, зато сам по себе чворк – ходячий клад, если знать, как с ним справиться. Снаяна, плывущая над землей, словно белесоватый дым, напоминающая то клок тумана, то прозрачную, как стекло, женскую статуэтку. Кто-то маленький и пугливый, похожий на ежа с человеческим личиком, по возвращении в Аленду надо бы заглянуть в энциклопедию, чтобы освежить память.

Точить с ними лясы Орвехт не собирался. Произнес формулу экзорцизма, подкрепленную бессловесным заклятием из той же книги, и приказал:

– Убирайтесь прочь!

Они так и брызнули врассыпную. Улепетывали со всех ног, словно боялись, что их поймают и вернут в «Золотой окорок». Как будто их не изгнали, а освободили… Несколько озадаченный таким эффектом, Суно вернулся к себе в комнату.

Ночь прошла спокойно, и наутро хозяйка подтвердила, что не возьмет с него плату за еду и проживание – вчера договорились, что таким образом она рассчитается с гостем за экзорцизм.

Хеледика, с сияющими глазами и туго заплетенной косой, сварила ему полную кастрюльку шоколада, и после завтрака Орвехт повел ее в лавку. Мешковатое темное платье, грязное и местами залатанное, никуда не годилось, а ничего другого у нее не было. Суно по зрелом размышлении решил, что лучше купить ей мальчишескую одежду – штаны, рубашку, куртку и, само собой, ботинки по размеру взамен рваных растоптанных башмаков с хозяйской ножищи. Что здесь творится и во что они могут влипнуть дальше, неизвестно, поэтому одежда и обувь должны быть удобными, на все случаи жизни.

Они влипнут, это Суно чувствовал. Невидимая тень, нависающая над Мезрой, как будто уплотнилась и опустилась ниже. Словно медленно закрывается выход из ловушки… И в запахе булочек из пекарни, и в аромате цветущих в палисадниках примул и крокусов, и в крепком духе навозной кучи посреди улицы Орвехту мерещилась вкрадчивая вонь гниющей мертвечины.

Подумалось, что волшебный народец тут, пожалуй, ни при чем. Волшебный народец тоже чует неладное, он и рад бы отсюда сбежать, как те вчерашние, которых Суно выставил из «Золотого окорока». Тень, или костяные своды, или чем оно является на самом деле – это что-то нездешнее, пришлое… Всесторонне обдумать эту мысль Суно так и не дали.

– Коллега Орвехт!

Чевальд, обычно обстоятельный и сдержанный, даже чересчур для своих лет, стремительно шагал по улице, размахивая руками, и еще на ходу пытался что-то объяснять. Его округлое смугловатое лицо побледнело, темные глаза словно силились выпрыгнуть из орбит, чтобы вперед хозяина доскакать до Орвехта, который, уж конечно, все знает и с чем угодно разберется.

– Чевальд, что случилось?

– Клойсим!.. – отчаянно выдохнул молодой маг. – Крухутак…

Клойсим, убежденный в том, что окружающие никак не хотят оценить его по заслугам, но если он чуть-чуть поднатужится, то непременно оценят, попался на ту самую удочку, мимо которой вчера прошел, не соблазнившись, Суно Орвехт. Решил сыграть с крухутаком в три загадки и получить ответ на вопрос, что за мутные дела творятся в Мезре.

Сыграл. Его нашли на задворках «Счастливого кухаря». Голова расколота, лужей растеклась кровь, на искаженном лице застыла обиженно-недоуменная гримаса.

– Мозгов ни капли не осталось, – поглядев на подошедшего старшего коллегу, потерянно вымолвил Тимонехт, самый молодой из дознавателей.

Суно едва не обронил вслух, что у Клойсима их и при жизни было негусто.

Злополучного игрока надлежало похоронить, а крухутака он убьет, если встретит. Впрочем, насытившаяся пернатая тварь до отъезда магов, скорее всего, постарается где-нибудь отсидеться, этим плотоядным всезнайкам хитроумия не занимать.

Семья Клойсима чтила Кадаха, который заповедовал плоть усопших отдавать земле, и мальчишку из гостиницы отправили искать кладбищенского сторожа.