Колыбель для мага - Шерстякова Ирина Петровна. Страница 11
Из темноты на Димира надвинулись сотни разъяренных глаз и оскаленных пастей.
-- Не разочаровывай меня, мальч-ч-ч-и-ш-ш-шка! Я с-с-сам тебя уч-ч-ч-ил! Попробуй только опозорить меня, и ты пож-ш-ш-ш-алееш-ш-ш-ь! Ш-ш-шевелись!
Стены пещеры стонали и плакали. Среди множества голосов мальчик различил один, такой знакомый, и вместе с тем непривычно жалобный, молящий. И еще тихо пищал младенец.
Димир вытолкнул из себя шипящую, шуршащую тьму. Долго сидел, обхватив себя руками. Когда начало рассветать, встал.
ГЛАВА 3
Двор дома знахарки был битком забит мужчинами, женщинами и детьми всех возрастов. Среди них были больные, желающие советов, ворожбы, гадания. Все хотели смягчить или вовсе обмануть свою судьбу.
Очередь продвигалась очень медленно, и молодая, привлекательная, бедно одетая женщина с маленькой бойкой девочкой вошла в комнату, где знахарка обычно разговаривала с посетителями, когда вечерняя заря уже угасала.
Знахарка, нестарая еще женщина с крепким телом, длинными распущенными черными волосами с вплетенными в них амулетами, одетая в широкое платье странного вида, какие никто в округе не носил, строго взглянула на очередную просительницу:
-- Чего ты хочешь? Ты здорова, и твоя дочь тоже. Гадать и ворожить я сегодня устала. Приходи в другой день. Сегодня было слишком много народу.
-- Госпожа, пожалуйста, прими нас сегодня! Мы с дочерью... Нам нельзя возвращаться, если ты нам не поможешь. Нам нельзя возвращаться ни с чем.
Знахарка тяжело вздохнула.
-- Одно и то же... У всех одно и то же. И у всех срочно. Ну, хорошо, рассказывай о своей беде. Садитесь сюда, на лавку.
Молодая женщина никак не могла собрать мысли в слова, мяла и поправляла юбку на коленях, теребила платок и конец переброшенной через плечо растрепавшейся светлой косы. Наконец она начала сбивчиво:
-- Госпожа, моя дочь... Вы не подумайте, она очень хорошая девочка, такая добрая, веселая, никогда не плачет и не капризничает... Ей четыре года, и она уже начинает помогать мне... У меня еще двое младших детей, они остались дома со свекровью. Моя девочка - дочь моего первого мужа, мы так недолго жили вместе, он заболел в одночасье и на следующий день умер... Но так странно, госпожа, как будто кто-то нас сглазил...
-- Милая, я ничем не могу помочь твоему умершему мужу. Тем более, я поняла, он умер уже давно?..
-- Нет, нет, госпожа, не мужу, дочери! Вот этой девочке, моей Аннеке! И всем нам... Они выгнали нас, сказали, мол, куда хочешь, туда и девай ее, и никто не заступился...
-- Да кто же?
-- Мой муж, и свекровь, и родня вся, и соседи...
Женщина, наконец, разрыдалась, уткнувшись лицом в сползший с головы платок. Знахарка, до этого неторопливо расхаживающая по комнате, села рядом с ней и погладила ее по плечу.
-- Ну, ну, успокойся, я постараюсь помочь тебе, только расскажи мне все по порядку, и поподроб-нее.
Говоря это, знахарка уже привлекла к себе девочку, осмотрела ее руки, заглянула в глазки, пощупала живчики на запястьях и висках. Девочка нисколько не боялась, и, казалось, совершенно не устала и не соскучилась от долгого ожидания. Она улыбалась знахарке, оживленно вертела головой, с интересом рассматривая комнату: ее деревянный некрашеный пол, застланный толстыми пестрыми домоткаными половиками; большой прямоугольный стол; лавки рядом со столом и вдоль стен с мягкими красивыми подушками, сшитыми из лоскутков, искусно подобранных по цвету; засушенные пучки трав под потолком; многочисленные баночки и горшочки на полках, занимающих сплошь все стены; разрисованную цветными замысловатыми узорами печь у северной стены. Оглядев обстановку вокруг, девочка робко протянула пальчик к особенно блестящему и необычному талисману в волосах ведуньи. Та невольно улыбнулась ребенку. Малышка, поощренная этой улыбкой, тут же заговорила скороговоркой:
-- Как у тебя интересно! А как тебя зовут? А что у тебя в той баночке такое шевелится? А зачем...
-- Меня зовут Тэш. А что и зачем у меня в баночках, я расскажу тебе обязательно, только потом, когда у нас будет свободное время. А сейчас поиграй со своей куколкой, а мне дай поговорить с твоей мамой. Хорошо?
Девочка послушно кивнула и тут же устроилась со своей куклой и лоскутками прямо на полу, у ног матери. Та с любовью взглянула на нее и проговорила со слезами в голосе:
-- Видишь, госпожа, какая она славная?.. Кому она может мешать? Моя Аннеке такая ласковая, послушная... Такая веселая, что и я радуюсь, глядя на нее... А все говорят, что у нее дурной глаз... Посмотри, госпожа, на ее голубенькие глазки, не черные. Дурной глаз ведь черный?! Такие милые глазки, какой уж тут дурной глаз... Они сами все обижают мою доченьку напрасно, вот их боги и наказывают...
-- Кто это ее обижает?
-- Да детишки соседские, матери их тоже... Да и не обижают вовсе... Кто же захочет обидеть мою славную доченьку? Так, один раз она с подружками поссорилась,.. да еще один раз... Да мама ее подружки, сестра моя троюродная, накричала на нее...
-- И что же?
-- Ну, сестра моя упала и ногу сломала у себя во дворе, да из детишек кое-кто заболел... Кое-кто побился... Да детишки всегда болеют, не один, так другой... И шишки вечно себе набивают... И сломать себе что-нибудь дело обычное... При чем здесь моя девочка? Она такая маленькая...
Мать девочки замолчала, тяжело вздохнула и с надеждой посмотрела на знахарку. Та еще раз внимательно оглядела ребенка, затем перевела взгляд на посетительницу.
-- Когда же родилась твоя дочь?
Женщина покраснела и снова принялась теребить свое платье.
-- В Самхэйн, в год кометы... Ей четыре года, пошел пятый...
-- Хорошо, хорошо, не беспокойся. Я, кажется, придумала, как вам помочь, если только ты согласишься, и твоя дочь тоже.
-- Госпожа, я на все согласна, на все... Они же выгнали нас с ней, велели мне с ней назад не приходить... У меня дома двое детей грудных, девочка и мальчик, близнецы. Я на все согласна. Подар-ки любые... Отслужу, если надо, что повелишь...
-- Подожди ты, не спеши, выслушай до конца и хорошо подумай. Твоя дочь не как все дети, ты и сама это знаешь, не обманывай себя. И в самом деле, лучше тебе с ней домой не возвращаться.
Женщина разрыдалась. Малышка оторвалась от игры, вскочила, прижалась к матери и обняла ее:
-- Мамочка, почему ты плачешь? Не плачь! Это тетя тебя обидела?
Девочка сердито глянула на знахарку. Молодая мать затрепыхалась:
-- Нет, нет, милая, не обидела! Я не плачу! Играй, моя дорогая, с куколкой, мы просто разговариваем.
Знахарка усмехнулась и продолжила:
-- Я уже в летах, мне нужна помощница. Твоя дочь как раз мне подходит. Она вырастет возле меня, я постараюсь научить ее всему, что знаю сама. Ей будет хорошо здесь, я буду растить ее, как свою дочь.
Женщина растерялась.
-- Как, как я с ней расстанусь? Она будет знахаркой, как ты? Будет жить вот так, одна?..
-- Очень многие, даже знатные и богатые господа, приводили ко мне дочерей и умоляли меня принять их в ученицы. Они знали, каким почетом пользуются знахарки, какую имеют власть. Но те девочки не подходили, и я отказывалась.
Женщина порывисто прижала к себе девочку. Знахарка встала, прошлась по комнате, постояла у окна, села к столу и продолжила:
-- Все равно девочка не сможет жить со всеми, не будет счастлива обыденной долей, даже если твои земляки к ней привыкнут и дадут спокойно вырасти. Она не обычная девочка, повторяю это еще раз. Ты не можешь взять и просто вернуться с ней домой. Я не буду требовать, чтобы она стала именно знахаркой. Она сама выберет себе путь, когда вырастет. А я ей во всем помогу. Она поживет у меня, а ты сможешь ее навещать как угодно часто, гостить у меня как угодно долго... Впрочем, как знаешь. Можно придумать и другой выход. Например, уехать всей семьей куда-нибудь подальше, в город, там много самых разных людей, и никто никого не знает, никто никем не интересуется. Там твоя Аннеке, быть может, не привлечет внимания. А может быть, и там ее заметят, и придется переезжать снова... Подумай...