Колыбель для мага - Шерстякова Ирина Петровна. Страница 18

-- Меня зову Мати, мы с Тэш дружили. Я погощу у тебя некоторое время, буду тебе полезной.

Аннеке, стоявшая в оцепенении, лишь через некоторое время поняла, что молчать дальше не-вежливо.

-- Добрый день, уважаемая Мати, и добро пожаловать. Меня зовут Аннеке, и я была ученицей Тэш, но теперь, когда Тэш умерла...

-- Я знаю. Я разговаривала с Тэш, и та просила меня позаботиться о тебе.

Мати поставила в угол свой посох, сняла котомку и уселась на лавку, приглашающе похлопав ладонью рядом. Аннеке робко пристроилась с краю, глядя на гостью во все глаза. Тэш никогда не говорила ей о Мати. В ее голове шевельнулось подозрение, что гостья узнала о смерти знахарки и решила прибрать к рукам оставшееся после нее добро. Но девушка сразу застыдилась этих мыслей: в женщине было что-то внушающее доверие. Та внимательно посмотрела на Аннеке и усмехнулась:

-- Не бойся меня, и вообще ничего не бойся. Я вижу, все это время, пока я шла сюда, ты провела в страхе, и, надо сказать, это здорово повредило тебе. Я живу довольно далеко отсюда. Тэш говорила со мной. Она очень печалилась о тебе, жалела, что не успела обучить тебя всему, что нужно. Когда-то давно я была очень виновата перед Тэш. Она меня простила, но за мной остался долг. Теперь, в искупление этого долга, я постараюсь научить тебя всему, что ты упустила или не успела узнать у Тэш.

Аннеке вздохнула:

-- А ко мне Тэш ни разу не пришла.

Мати отрезала

-- В этом больше твоей вины, чем ее, поэтому я и пришла, учить тебя. И времени у меня для тебя не так много. Есть и свои важные дела. Теперь-то ты, надеюсь, поняла, как мало у нас у всех времени, и как мы должны использовать каждый свой час?

Гостья расположилась в комнате Тэш. Она быстро распаковала свою котомку. Вещей там было совсем немного, только смена одежды, гребень, огниво, маленькая рукописная книга и несколько мешочков с травами.

Устроившись, Мати с помощью Аннеке тщательно осмотрела весь дом, все запасы, познакомилась, именно познакомилась со всеми домашними животными, поклонившись, протянув им руку ладонью вверх, позволив обнюхать пальцы и назвав свое имя. Потом Аннеке проводила ее в пещерный храм представить духу. Мати подарила духу цветы и зажгла ароматическую палочку из своих запасов.

В деревню Мати тоже сходила, переговорила со старостой и с родителями Аннеке, очаровав всех. Аннеке смотрела на ее суровое малоподвижное лицо и удивлялась, как той удается внушить к себе такую симпатию. Они с Тэш, прожив рядом с этими людьми годы и годы, находясь с ними в кровном родстве, помогая при всякой беде, смогли заслужить только боязливое почтение, а Мати...

Быстро освоившись на новом месте, Мати начала заниматься с Аннеке, и тут-то Аннеке небо с овчинку показалось.

Куда там уроки Тэш, от которых она частенько с легкостью ускользала! Тэш относилась к ней со снисходительностью матери, всегда готовой простить и побаловать любимое дите, смотрела на нее, как на маленькую девочку, которая успеет еще наработаться на своем веку!

Куда там жизнь без Тэш, когда она выбивалась из сил, пытаясь заглушить горе и страх работой, ведь тогда она была сама себе хозяйка!

Мати, почти не разговаривала. При первом знакомстве она словно выговорила весь запас слов, отпущенный ей на жизнь. Объясняться с Аннеке новая наставница предпочитала жестами, впрочем, вполне понятными. Единственными звуками, которые слышала девушка от Мати, были слова заклинаний.

А уроки! Они продолжались и продолжались бесконечно, без перерыва, и все это время Аннеке должна была быть сообразительной и внимательной, не отвлекаться ни на секунду. Если было упущено хоть словечко, Мати страшно гневалась. Аннеке стала очень ее бояться, хотя наставница всегда молчала и ни разу даже не замахнулась на ученицу, но в ней было что-то грозное и опасное. Каждое заклинание и ритуал Аннеке должна была запомнить и повторить чуть ни с первого раза.

Мати каждый день принимала больных, а Аннеке ей помогала, и должна была запомнить каждое движение знахарки. Та в основном жестами указывала девушке на признаки болезни, молча выполняла приемы массажа, составляла лекарства, призывала духов, коротко объясняла больному, как ему лечиться. Потом оглядывалась на Аннеке, убеждалась, что та была внимательна и ничего не упустила, и приказывала звать следующего страждущего.

Ели они вдвоем совсем чуть-чуть, Мати вытаскивала Аннеке из-за стола едва ли не сразу после первого проглоченного куска, той удавалось лишь слегка заглушить голод. Спать тоже не приходилось: на сон наставница отводила лишь часа четыре, да и то будила чуть ли не каждые полчаса и заставляла рассказывать и объяснять сны. По ночам Аннеке часто приходилось без мыслей смотреть на огонь, причем Мати точно знала, когда в голове ученицы действительно не было мыслей, а когда она лишь дремала с открытыми глазами или думала о чем-то своем. Тогда наставница опять страшно сердилась.

Аннеке плакала, кричала, отказывалась заниматься, но все проявления ее чувств разбивались о каменное спокойствие Мати. Переждав бурю, знахарка лишь увеличивала заданное вдвое, а если ученица злилась уж очень сильно, то и втрое, и вчетверо. Девушка даже бегала жаловаться на новую наставницу в деревню к родителям, но встретила полное непонимание. Мать удивленно говорила:

-- Ты должна радоваться и ноги госпоже Мати целовать. Госпожа Тэш не успела тебя выучить на знахарку, а замуж тебя, ведьму, никто не возьмет, побоятся. Госпожа Мати тебя спасает теперь, и то я не знаю, зачем ты ей нужна, возиться с тобой. Жалеет видно дуру. Я-то видела, как ты у госпожи Тэш от работы отлынивала, мне и то хотелось прут взять и отстегать тебя, никчемную. Возвращайся к госпоже Мати, и чтоб я тебя тут со слезами не видела, пока госпожа Мати тебя не отпустит.

Разговор с родителями привел лишь к тому, что родня собрала богатые подарки, и мать с поклонами принесла их к Мати, все норовя целовать той руки. Мати подарки приняла, сложила их в комнате Тэш, и продолжала вести себя по-старому.

Задания становились все труднее. Теперь Аннеке должна была подолгу, часто часами, стоять в неудобных позах, то, подняв вверх ладонями полусогнутые руки, то на одной ноге, сложив руки на груди. Часами кружиться вокруг установленного алтаря, пока не упадет, выполнять последовательно странные движения. Она должна была вспоминать все, чему ее учила Тэш, все, что видела в ее доме.

В конце концов, Аннеке пришла в странное состояние пустоты. Она перестала сердиться на Мати и бояться ее. Ей стало все равно, что делать, но внимание и память обострились, и все уроки наставницы стали сами собой запоминаться сразу и навсегда. А иногда новые знания приходили ниоткуда, сами появлялись в голове. Выполняя задания, девушка подолгу напевала непонятные ей слова, сами приходящие на язык, и эти звуки чудно вибрировали во всем ее теле и заполняли окружающее пространство.

Наконец настал день, когда Мати, внимательно взглянув на Аннеке так, что от этого взгляда холодный ветер охватил тело, отвела девушку в пещерный храм и переодела в чистую белую рубашку из сундука Тэш. В пещерном храме был узкий проход, куда Аннеке и Тэш заглядывали редко. Там начиналась сеть пещер, в которых ничего не стоило заблудиться. Перед этим проходом очень близко друг от друга жарко горели два костра. Мати провела Аннеке между костров. Огонь так пылал, что Аннеке опалило брови и ресницы.

Аннеке не могла бы сказать, как долго они шли. Наконец в мертвой тишине пещеры раздалось журчание воды. Возле этого подземного ручейка Мати усадила ученицу на камень и, нарушив для такого случая свое извечное молчание, сказала: "Это посвящение: отсюда ты должна выбраться сама". И ушла, погасив светильник.

Аннеке окружили беспросветная тьма и пещерный холод. Она дрожала в тонкой рубашке. Хотелось есть, но к чувству голода Аннеке уже привыкла. Воды было вдоволь. Время тянулось и тянулось. Сквозь журчание ручейка начало мерещится чье-то дыхание и шаги. Невидимы мохнатые лапы, казалось, прикасались к ее спине и волосам. Хотелось кричать, но крик замерз в горле Аннеке, как только она подумала, что может шумом привлечь новых ужасных существ, таящихся в темноте. Осталось вжаться в углубление между камней и замереть. Холод, мучивший девушку в начале испытания, исчез, наоборот, рубашка промокла от пота. Прошла вечность. В конце концов душа Аннеке оторвалась от тела и отправилась странствовать по подземному лабиринту, в испуге шарахаясь от неведомых темных духов, выглядывающих при ее приближении из камня. Аннеке отстраненно смотрела на маленькое скорчившееся среди камней тело в бывшей белой, а теперь серой рубашке.