Зимнее солнце - Нартова Татьяна. Страница 71

— И еще, Лида. Теперь вы не имеете права покидать этот фургон. Мне придется установить вместо задней стенки решетку. Я бы с удовольствием обошелся без нее и других ограничений вашей свободы, но, боюсь, меня за это не поощрят. Еще раз простите меня…

Уварс медленно поднялся с дощатого пола, готовясь в следующий момент перелезть через низкую обрешетку, но я в последний момент задержала его:

— Капитан…

— Да?

— Можно вас попросить кое о чем? — уже внутренне смиряясь с отказом, тихо прошелестела я. Советник лишь кивнул, давая мне разрешение продолжать, — Я хочу напоследок еще раз увидеться и поговорить с Викантом, прежде чем предстану перед судом. Он очень многое для меня сделал, я не могу не попрощавшись исчезнуть из его жизни.

— Конечно, я скажу ему, — еще один кивок. Голос Уварса едва дрогнул, но он сразу же взял себя в руки. Я мысленно поблагодарила всех известных мне богов за столь необычайную сговорчивость начальника отряда. И уже с большим воодушевлением продолжила:

— И спасибо вам за все, — капитан едва слышно кашлянул, и, так и не обернувшись, покинул фургон.

Стараясь не обращать внимания на черную полоску ткани, я повалилась обратно на свой лежак. Теперь мне предстояло самое сложное. Нужно было, наконец, решить для себя одну важную вещь, столько лет не дававшую покоя. Сердце неприятно сжималось, на лбу выступила испарина, а глаза стали застилать слезы. Я никогда прежде не чувствовала себя настолько одинокой, как сейчас. Даже когда брела целую ночь по Кайросу в поисках выхода. Даже когда лежала практически в состоянии трупа на кровати в доме Руаллы. Даже когда меня бросил Шерненс. Мысль о последнем окончательно вывела меня из себя, так что я едва удержалась, чтобы не завыть. Эльф был в этом мире, наверное, единственным существом, которому я смогла полностью довериться, раскрыть свою душу. Он стал для меня практически родным, словно мы были знакомы с ним не всего несколько дней, а долгие годы. И его предательство било меня даже больнее, чем ожидание суда, которого я так долго боялась.

Надо было решать: продолжать ли так слепо двигаться по течению, теряя все ценное, или, в конце концов, попытаться хоть что-то сделать, чтобы окончательно не остаться наедине с бурлящим потоком. Я не знаю, сколько лежала, закрыв глаза и по инерции ощупывая покрывало всеми десятью пальцами, когда мое запястье что-то кольнуло. Осторожно потянув за краешек этого "чего-то", я обнаружила кулон эльфа. Не знаю, как он мог оказаться именно в этом месте, но, скорее всего, украшение просто выпало из кармана плаща, в который я его засунула в тот день, когда Шерненс мне его вручил. Тонкий стерженек с острым, словно маленькая стрела, концом любовно обрамлял почти невидимой глазом сверкающей золотой сеточкой и двумя переплетающимися нитями чуть розоватую жемчужину. А по сторонам от нее, напоминая два крыла, отходили две металлические полосочки, слабо мерцающие в полутьме желтым. Мне никогда не доводилось прежде видеть украшения, которое могло так завораживать. Крутя кулон за почти невесомую цепочку, я вглядывалась в гладкие бочка жемчужины, с каждым мгновением все больше успокаиваясь. Странная вещица, спасшая мне жизнь, теперь, казалось, приводила все мои разбежавшиеся мысли в порядок. Вздохнув, я снова свернулась калачиком на постели, устало закрывая глаза. Равномерный шелест деревянных колес о каменную мостовую постепенно убаюкал, и даже редкие покрикивания кого-нибудь из советников не помешали мне уснуть. Оно и не удивительно. Я уже и не помнила, когда за последние пять дней мне давали нормально выспаться. Четыре часа были роскошью. Из-за постоянного стресса и царящего вокруг хаоса во мне, видимо, что-то сломалось, так что кроме постоянных головных болей, в список болезней еще и бессонница добавилась. Но сейчас, лежа на промерзшем тюфяке, на полу дощатого фургона со связанными руками и отсутствием каких-либо перспектив, я смогла уснуть. И мне даже не снились кошмары, которые обыкновенно будили меня в этом мире. Жизнь, словно дала мне хоть немного вздохнуть, чтобы я не сдохла сразу, чтобы хватило сил еще помучиться. И я отчего-то была сейчас ей даже благодарна.

— Ты можешь пообещать мне одну вещь? — я пытаюсь кивнуть, но мужчина останавливает меня, удерживая за подбородок, — Не торопись. Я хочу, чтобы ты хорошенько подумала, прежде чем отвечать.

— Хорошо. Что я должна пообещать? Или мне надо для этого будет клясться на крови? — попытавшись превратить все в шутку, улыбаюсь я. Но собеседник остается совершенно серьезным. Так что приходится сейчас же оборвать себя, приняв его правила игры, — Ладно, я слушаю.

— Поклянись мне, нет, просто пообещай, что ты никогда не будешь принадлежать еще кому-то, — я удивленно распахиваю глаза, непонимающе вскидывая голову. Это уже слишком даже для него, всегда требующего от меня полной открытости и абсолютной верности. Хотя я никогда этому и не сопротивлялась, но существует же какая-то граница дозволенного!

Мужчина понимающе хмыкает, отходя на шаг. Я медленно присаживаюсь на краешек кресла, чтобы оказаться немного ниже него. Постоянная привычка задирать голову давно стала еще одной частью моей натуры, хотя шея всячески этому сопротивляется. Он всегда выше, и лишь в редкие минуты, когда каштановые глаза окончательно теряют холодность, я могу позволить себе быть с ним на одном уровне, как морально, так и физически. Но сейчас мой шаг — это не символ подчинения или уважения. Просто от подобной наглости ноги сами собой подкашиваются. Мужчина поворачивается ко мне спиной, давая понять, что очень расстроен. И это окончательно добивает меня:

— Почему ты хочешь этого? — ошарашено, почти шепотом произношу я.

— Потому что, — он резко поворачивается ко мне, — Потому что я, в отличие от тебя, готов принести подобную клятву. Я обещаю тебе, Лида, что буду всегда тебе верен, и ни одна женщина не узнает меня до конца, не узнает меня таким, каким знаешь меня ты.

"А знаю ли я тебя?" — мелькает в голове мысль, и хотя я отчаянно гоню ее прочь, она назойливой пчелой продолжает носиться в голове. Я и действительно, не знаю его. Нет, мне известны все его вкусы, привычки. Даже, отчасти желания, но не он сам. Наверное, поэтому, он может каждый раз меня удивлять. Вот и сейчас я сижу, как круглая идиоткой, не в силах что-либо вымолвить. Пока до меня, неожиданно, не доходит, что он прав.

— Я обещаю тебе, — мужчина кивает. И мне становится понятно, что это не его очередная блажь, это настоящая необходимость, причем для нас двоих. Я и правда, не смогу больше никому принадлежать.

Последняя мысль окончательно успокаивает меня, и мы оба смеемся.

— Ты звала меня? — раздался со стороны противоположной от тюфяка стены голос Виканта. Я зевнула, пытаясь сесть, но отчего-то потерпела неудачу. Воин без лишних разговоров бросился ко мне, подхватывая за плечи и помогая подняться, — Сотворитель, как они посмели такое сделать с тобой?

Я проследила за изумленным взглядом приятеля, наконец поняв, что же мешало мне нормально двигаться, и после минутной задержки произнесла:

— Уварс сам этого не хотел. Но ты же знаешь, правила есть правила.

— И ты позволила ему? — непонятно почему с горечью спросил Викант.

— Конечно. А что я должна была делать? — осталось мне ответить вопросом на вопрос.

— Да нет, все нормально. Так зачем я тебе понадобился в столь ранний час, — косясь в сторону едва посветлевшей полоски под брезентовой "дверью", перешел к делу леквер.

— Помнишь наш разговор три дня назад? — самой же вспоминать его не слишком хотелось. Да и вообще, сейчас я чувствовала себя редкой свиньей. Однако, ничего другого не оставалось. Или точнее, мне не оставили выбора. Стараясь хоть как-то размять уже затекшие кисти рук, я аккуратно вращала запястья и потирала друг о друга ладони. Черная лента слегка растягивалась, давая возможность безболезненно проделывать подобные упражнения. Викант кивнул, сразу же нахмурившись. Кажется, сегодняшняя часть спектакля будет тяжелее сразу для всех его актеров, — Я сказала тогда, что не буду принимать в любом случае положительного решения относительно нашего… договора.