Поцелуй теней - Гамильтон Лорел Кей. Страница 103

Я запихнула последние предметы туалета в чемодан, закрыла его и стала застегивать молнию. Потом посмотрела на ребят:

– Мальчики, у вас вид такой, будто случилось что-то очень, очень плохое. И я еще об этом не знаю. Где все?

Ответил Холод:

– Они охраняют дверь и окно. Пытаются сдержать репортеров, но проигрывают битву, Мередит.

Дойл оперся руками на ночной столик, опустил голову. Толстая коса волос шевельнулась у ног, как верная собака.

– Вы меня пугаете. Говорите, что случилось.

Холод показал на газету, лежащую рядом на столике. Ленивым таким движением, но...

– Это "Сент-Луис пост-диспетч"? – спросила я.

Дойл бросил быстрый взгляд на Холода, который поднял руки, показывая, что они пусты.

– Она должна знать.

– Да, это она, – ответил Дойл сдавленным голосом.

– Я вчера говорила с Барни Дженкинсом. Он сказал, что разоблачит меня как принцессу фейри. Насколько я понимаю, у него слово с делом не расходятся.

Дойл повернулся, оперся на столик ягодицами, сложив руки на животе, так что правая небрежно легла на пистолет. Для него это нервозный жест. Пусть это выглядело угрозой – когда он стоял за спиной королевы, поглаживая пистолет, – и даже было ею, но все равно это был нервозный жест.

Я подошла к столу:

– Парни, а что за важность? Дженкинс – мудило, но врать напрямую он не станет, тем более в "Пост".

– Прочти и скажи потом, что нам не о чем беспокоиться, – предложил Дойл.

На первой полосе – фотография меня и Галена в аэропорту. Но остановила мои глаза газетная шапка:

ПРИНЦЕССА МЕРЕДИТ ПРИЕЗЖАЕТ ДОМОЙ НАЙТИ СЕБЕ МУЖА

И под фотографией – шрифтом помельче:

"Это не он?"

Я повернулась к Дойлу и Холоду.

– Дженкинс мог строить догадки. Мы с Галеном знали, что в аэропорту были фотографы. – Я посмотрела на них, но они оставались все в том же трауре и тревоге. – Да что с вами такое? Нам всем случалось попадать в газеты.

– Не так, – заметил Холод.

– То ли лучше, то ли хуже, – добавил Дойл. – Прочти статью.

Я начала пробегать статью, но споткнулась на первом же абзаце.

– Гриффин дал интервью Дженкинсу! – ахнула я и вынуждена была сесть на край кровати. – Да поможет нам Богиня.

– Вот именно, – сказал Дойл.

– Королева уже говорила с нами. Она проследит, чтобы он понес наказание за злоупотребление твоим доверием. И назначила на сегодня на вечер пресс-конференцию, – сообщил Холод.

– Пожалуйста, прочти статью, Мередит, – напомнил Дойл.

Я прочла статью. Прочла дважды. Меня возмутило не то, что Гриффин сообщил личные подробности, но что он это сделал без моего разрешения. Он мою личную жизнь сделал достоянием всех и каждого. У сидхе довольно причудливые правила насчет неприкосновенности частной жизни. Мы не так ценим интимные секреты, как люди, но за нашей личной жизнью следить не принято. За это когда-то полагалась смертная казнь. Для Гриффина это "когда-то" может оказаться здесь и сейчас. Королева сочтет болтовню с репортерами совсем не комильфо. В общем, я сидела на кровати, уставившись в газету, но не видя ее. Потом подняла глаза на моих спутников.

– Он сообщает детали наших отношений – намеки, очень грязные намеки. Мне еще повезло, что это приличная газета, а не таблоид.

Они переглянулись.

– Ребята, скажите мне, что вы шутите!

Холод полез рукой себе за спину, будто он читал это, когда я выходила из ванной. И протянул газету мне.

Я подождала, пока газета свалится на пол рассыпанной кучей, и взяла у него из рук цветастую скользкую бумагу. Фото на первой полосе изображало нас с Гриффином в постели. Только его руки как-то прикрывали мне грудь и ничего больше. Я смеялась. Мы оба смеялись. Я вспомнила фотографии, вспомнила его любовь к фотографиям. Некоторые у меня еще оставались, но не все. Не все.

Я услышала свой голос – он был очень спокоен, хотя шел откуда-то издалека.

– Как? Как они смогли так быстро состряпать статью? Я думала, газеты так быстро не выходят.

– Очевидно, это возможно, – сказал Дойл.

– Ребята, скажите мне, что это единственная фотография.

– Мне очень жаль, Мередит, – ответил Дойл.

Холод хотел было погладить меня по руке, но его рука опустилась обратно.

– У меня слов нет, Мередит, как я тебе сочувствую.

Я заглянула в его серые глаза. Действительно, я увидела в них сочувствие, а вот чего не увидела – это злости. Единственное, чего мне сейчас хотелось.

– Королева об этом знает?

– Знает, – ответил Дойл.

Я держала газету в руках, хотела развернуть ее, посмотреть, что там еще за фотографии, и не могла себя заставить. Не могла заставить себя посмотреть.

Я сунула газету в руки Холода:

– Насколько это все... плохо?

Он посмотрел на Дойла, снова на меня. Надменная отстраненная маска слегка приподнялась, и тот Холод, с которым я сегодня проснулась утром, выглянул из серых глаз.

– В таблоиде откровенной наготы нет нигде. Но если не считать этого, то плохо.

Я спрятала лицо в ладони, оперлась локтями на колени.

– О Боже, если Гриффин мог продать их Дженкинсу, таблоидам, то он мог продать их куда угодно. – Я подняла голову, как пловец, выныривающий из глубины. Вдруг стало трудно вдохнуть. – В Европе есть журналы, которые готовы были бы напечатать все фотографии. Мне все равно, что я там голая, но это было личное – только Гриффин и я. Если бы я хотела опубликовать фотографии, я бы их продала "Плейбою" много лет назад. Бог и Богиня, как Гриффин мог?

И тут у меня мелькнула ужасная мысль. Я повернулась к Холоду.

– Скажи, ты же отобрал камеру и пленку у того репортера, которого сегодня чуть не задушил?

Он не отвел глаза, но ему очень хотелось это сделать.

– Прости меня, Мередит. О камере я должен был подумать в первую очередь, но я позволил гневу затмить свой разум. Я готов на что угодно, чтобы исправить эту свою ошибку.

– Холод, они же напечатают фотографии, это ты понимаешь? Фотографии нас с тобой и – черт побери! – вместе с Китто в одной кровати. Их тиснут во всех таблоидах, и те, что с обнаженкой, попадут в Европу.

Мне хотелось ругаться или орать, но я не могла придумать таких слов, от которых мне стало бы легче.

– Гриффин скоро узнает, что сделает с ним за это королева, – сказал Дойл. – И ему еще повезет, если королева не убьет его.

Я кивнула, стараясь дышать ровно, заставляя себя сосредоточиться на вдохах и выдохах. Добивалась спокойствия, но сегодня оно все время ускользало. Я кивнула:

– Он постарается как можно сильнее навредить, пока его не поймают... – Мне пришлось сделать три быстрых вдоха, и голос стал звучать хоть и сдавленно, но не истерично. – Я думаю, он давно уже сбежал.

– Мы его найдем, – сказал Холод. – Не так уж мир велик.

Эти слова вызвали у меня смех, но он тут же сменился слезами. Я рухнула на пол, между рассыпанными страницами "Пост-диспетч". Больно ударилась об пол – у меня еще все тело болело после бурной ночи. Боль помогла мне осознать, что все еще не так плохо. Да, ужасно, но у меня все еще есть право на мужчин при Дворе. Меня приняли обратно в мир фейри. Королева дала свое слово – и использовала свою власть, – чтобы оградить меня от бед. Могло быть хуже; по крайней мере я пыталась себя в этом убедить.

Я смогла подчинить себе дыхание, но не гнев.

– Я не хотела ему вреда вчера вечером, но сейчас...

Выхватив таблоид у Холода, я заставила себя заглянуть внутрь. Не частичная обнаженность наших тел резанула меня по сердцу – а счастье на наших лицах, в положении наших тел. Мы были влюблены, и это было видно. Но если он мог так со мной поступить, значит, он меня никогда не любил. Вожделел, желал, хотел мною владеть – может быть, но любовь... любовь на такое не способна.

Я подбросила страницы в воздух и смотрела, как они медленно опускаются к полу.

– За это я хочу его смерти. Только не говорите об этом королеве. Через несколько дней я, может быть, передумаю, и не хочу, чтобы она сразу сделала что-нибудь непоправимое.