Прикосновение полуночи - Гамильтон Лорел Кей. Страница 13

– Тогда почему твои губы и лицо Убийственного Холода перепачканы красным?

Она сбросила на пол укутывавший ее мех, одновременно мазнув большим пальцем по моим губам с такой силой, что я с трудом удержалась от болезненного вскрика. Помады на губах еще хватило, чтобы запятнать ее белоснежный палец.

Она стояла перед нами – нагая, белая и жуткая. Если она и была красива, я этого не видела. Андаис часто раздевалась догола перед тем, как приступить к пыткам, – чтобы одежда не пострадала. Ее нагота не обещала ничего хорошего.

До меня наконец дошло, что она решила разозлиться на меня за то, что я продемонстрировала неравнодушие к отдельным стражам на глазах у журналистов. Она хотела оскорбить меня и наказать за поцелуй с Холодом, вместо того чтобы разбираться с убийствами. Замещение – обычный психологический механизм, но не сказать, что здоровый.

Никакая логика меня не спасла бы. Все заготовленные аргументы не значили ровно ничего для ее неконтролируемого гнева.

– Или ты думаешь, что я отдаю приказы для того, чтобы их не выполняли?!

Я очень осторожно заговорила сквозь ее пальцы:

– Мне было необходимо отвлечь камеры…

Она отпустила меня так резко, что я чуть не упала. Дойл поймал меня за руку и привлек к себе, поставив меня подальше от нее и ближе к основной группе стражей. Я не могла не счесть предосторожность разумной. Королева была на себя не похожа. Андаис были свойственны и вспыльчивость, и садизм, но она никогда не позволяла ни тому, ни другому так сильно влиять на дела двора. У нас на руках был убитый журналист – это при том, что живые журналисты вместе со всей техникой все еще находились внутри волшебного холма. Ситуация чрезвычайная, и нужно было действовать быстро, какую бы программу действий мы ни выбрали. Даже если б мы решили все скрыть и делать вид, что ничего не знаем, это надо было делать быстро. Чем больше народу узнает секрет, тем труднее будет его сохранить.

Если же мы вызовем полицию с командой криминалистов – то каждая минута важна для обнаружения следов. Может быть, с каждой секундой мы теряем часть улик.

– Мэдлин сказала мне, что наш Холод потерял свою уверенность перед камерами. – Она описала небольшой круг по комнате и вернулась к Холоду. Как будто любой предмет, любая тема были предпочтительней разговора об убийствах. Она что, думала, что виноваты люди Кела? Поэтому она не хотела выбирать план действий? Боялась узнать правду, боялась того, к чему это приведет?

– Так репортеры ушли? – мягко спросила я.

– Они почти уже уехали себе тихо и мирно, – сказала она, и ее голос поднимался с каждым словом и шагом, – но тут одна группа обнаружила, что их фотограф потерялся. Фотограф! – Это слово она прокричала. – Как он проломился сквозь заклинания, которые должны были не выпустить его с охраняемой территории?

Она не обращалась ни к кому конкретно, так что никто и не ответил.

– Фотокамеру нашли? – спросила она почти нормальным голосом.

– Да, моя королева, – подтвердил Дойл.

– Он заснял преступление?

– Возможно, – сказал Дойл.

– Нам нужно послать пленку на проявку, – добавила я.

– Что, никто из фейри ее проявить не может?

– Нет, моя королева.

– Что еще нашли на этом репортере?

– Мы не обыскивали тело, – сказала я.

– Почему?! – спросила она, и в голосе снова проступил почти истерический гнев.

Я сглотнула и сделала медленный вдох. Сейчас или никогда. Рука Дойла сжала мне локоть, словно предупреждая: «Не надо». Но если я когда-нибудь стану королевой, Андаис придется уступить мне свое место. Она бессмертна, а я нет, так что она все равно останется при дворе. Мне нужно было уже сейчас обозначить какие-то рамки будущих отношений, или я так и не стану королевой по-настоящему. Никогда не буду по-настоящему свободна от ее гнева.

– На теле есть улики, которые сможет найти команда специалистов. Чем меньше мы будем его трогать, тем лучше ученые сделают свою работу.

– Что это ты лепечешь, Мередит?

Дойл крепче сжал мне руку.

– Ты помнишь, что ты мне сказала, когда убили моего отца?

Она остановилась и посмотрела на меня. Глаза были настороженными.

– Я многое тогда говорила.

– Ты сказала, что не пустишь полицию в холмы фейри. Что никто не станет говорить с полицейскими или отвечать на их вопросы, потому что мы найдем убийц с помощью магии.

Она застыла на месте и вперилась в меня злым взглядом, но ответила:

– Я помню эти слова.

– Магия потерпела неудачу, потому что убийцы владели ею не хуже или даже лучше тех, кто накладывал чары на раны и тело.

Она кивнула.

– Я давно думаю о том, что кто-то из этой улыбающейся, льстивой толпы моих придворных – убийца моего брата. Я это знаю, Мередит, и для меня непрекращающаяся пытка, что эта смерть осталась безнаказанной.

– Как и для меня, – отозвалась я. – Я хочу раскрыть эти убийства, тетя Андаис. Я хочу, чтобы убийца или убийцы были пойманы и наказаны. Я хочу показать прессе, что при Неблагом Дворе существует правосудие и что мы не боимся нового знания и новых путей.

– Опять ничего не понимаю, – буркнула она, скрестив руки под тугими маленькими грудями.

– Я хочу связаться с полицией и вызвать команду криминалистов.

– Кого?

– Ученых, которые специализируются на помощи в раскрытии преступлений в человеческом мире.

Она покачала головой.

– Я не хочу, чтобы здесь слонялась человеческая полиция.

– Как и я, но нам нужно только несколько человек. Ровно столько, чтобы собрать улики. Все сидхе – титулованные персоны, все имеют дипломатический иммунитет, так что формально мы можем диктовать, до какого предела мы позволим полицейское вмешательство.

– И ты думаешь, что так мы сможем поймать того, кто все натворил?

– Да. – Я чуть отступила от Дойла, так что больше не льнула к нему. – Тот, кто это сделал, заботился о магическом преследовании, но ему не могло прийти в голову, что мы используем в земле фейри достижения современной криминалистики. Он не готовился к такому, да в общем, он и не мог себя защитить от такого. Во всяком случае, не абсолютно.

– Что ты имеешь в виду – не абсолютно?

– Мы все, даже сидхе, оставляем клетки кожи, волосы, слюну; все это можно использовать, чтобы выследить человека. Наука может воспользоваться частичками, которые меньше тех, что нужны для заклинания. Не прядью волос, а корнем одного волоска. Не фунтом плоти, а невидимой глазу частичкой.

– Ты уверена, что это получится? Уверена, что если я позволю это вторжение, это нарушение наших границ, то человеческая наука раскроет это преступление?

Я облизнула губы.

– Я уверена, что, если там есть, что находить, они это найдут.

– Если, – повторила она эхом и снова забегала по комнате, только уже помедленней. – «Если» – значит, что ты не уверена. «Если» – значит, дорогая племянница, что нам все это придется вынести, и все же убийца будет гулять на свободе. Если мы пустим полицейских, а они ничего не смогут узнать о смерти репортера, это уничтожит нашу добрую репутацию, которую я так старательно создавала в последние два десятка лет.

– Я думаю, они смогут что-то узнать, но даже если нет – на прессу произведет впечатление наша готовность впустить полицию в холмы фейри. Так никто еще не делал, даже при сияющем дворе.

Она глянула на меня через плечо, но шла при этом к Баринтусу. Медленно. Он и правда стоял на коленях у ее кровати на черном меховом коврике.

– Так, думаешь, мы обскачем в мнении прессы Тараниса с его сияющим народцем?

– Я думаю, это покажет, что мы никому не хотим вреда и что мы, неблагие, не поощряем преступлений, в противоположность тому, что о нас говорили веками.

Она уже стояла напротив Баринтуса, но обращалась по-прежнему ко мне.

– Ты и правда веришь, что журналисты простят нам смерть своего собрата только за то, что мы вызовем полицию?

– За шанс изложить всю эту историю кое-кто из них сам прирезал бы собственного фотографа на алтаре с соответствующими молитвами и песнопениями.