Тор. Разрушитель - Хольбайн Вольфганг. Страница 3
Это было первое произнесенное им слово. Звук собственного голоса показался ему странным, удивительным было и само слово — оно пробуждало память, но та никак не могла очнуться от сладкой дремоты.
— Фенрир, — повторил он.
В этот раз внутренний отклик был сильнее, но память так и не вернулась. Волк перестал рычать и теперь издавал какие-то странные звуки, которые он не мог разобрать. Страх и готовность к сражению сменились ощущением… чего-то привычного, родного. С учетом ситуации подобные мысли были абсурдны, но почему-то теперь он не испытывал страха. Он знал этого волка и помнил, что это не зверь, чувствовал его силу и разум. Этот волк не был его другом, но не был и врагом. Фенрира не следовало бояться.
Белый волк еще раз зарычал, и остальные звери ушли. Налетел резкий порыв ветра и тут же утих, хотя в природе так не бывает. Ветер всколыхнул снежную пыль, а когда дымка рассеялась и дыхание белыми клубами вырвалось у него изо рта, исчезли и волки, и следы лап, словно их тут никогда не было.
Но он был не один.
Из-под снега высунулась тонкая, невероятно бледная рука, прямо в том месте, где он чуть не споткнулся. Он схватился за эту руку и рывком вытащил хрупкое легкое тельце — девушка, а может быть, даже еще дитя. Девчушка вскрикнула от неожиданности, да это и криком-то назвать было сложно. Не рассчитав свои силы, он дернул слишком резко, и они повалились на землю. Его лицо оросила кровь из глубокой раны на ее лице, теплая, но не горячая, какой она должна быть. Девочка попыталась впиться ногтями ему в глаза, но промахнулась, оцарапав лоб, а потом заколотила крошечными кулачками по его груди. Острые зубы потянулись к его горлу. Оттолкнув девочку, пока она случайно не поранила его, он схватил ее обеими руками за плечи и встряхнул, так что ее челюсти громко клацнули.
Девочка действительно оставила свои попытки укусить, оцарапать или ударить его — но только до тех пор, пока он не ослабил хватку и она смогла высвободить руку. После очередного удара он опять тряхнул ее, так что у малышки застучали зубы. Должно быть, ей было очень больно. Угрызения совести не заставили себя долго ждать, особенно теперь, когда он увидел, как глубока рана на ее лице. Несомненно, след от укуса. Под левой скулой она доходила до кости, белесо поблескивавшей сквозь разорванную кровавую плоть.
Прекратив трясти девочку, он сжал ее руки, стараясь не причинять боли.
— Я могу трясти тебя, пока ты потеряешь сознание, но на самом деле мне не хочется этого делать, понимаешь? Это довольно утомительно, знаешь ли. Так что прекрати вести себя, как дикий зверь, а я больше не сделаю тебе больно, согласна?
Он не получил ответа, да и не рассчитывал на него, но девочка хотя бы перестала драться. Возможно, на сопротивление незнакомцу она потратила последние силы — он почувствовал, что ребенок теряет сознание, так что ему пришлось подхватить малышку на руки. Осторожно, насколько ему позволяли замерзшие пальцы, он опустил девочку на землю и, взяв пригоршню снега, положил ей на лицо, чтобы унять боль. Это не очень помогло, но большего он сейчас предложить не мог. На мгновение он ощутил ее боль, а еще ярость оттого, что ничем не может помочь этой девчушке. Почему-то он чувствовал себя виноватым в том, что с ней приключилось, хотя и понимал, насколько безумна эта мысль. От горя у него перехватило горло.
— Все будет хорошо, — прошептал он. — Не бойся. С тобой больше ничего не случится. Как тебя зовут?
— Эления. Ее зовут Эления. И если ты ее хоть пальцем тронешь, я убью тебя.
Оглянувшись, он увидел почти точную копию девочки, только постарше. В первый момент ему показалось, что это ее сестра, — те же черты лица, та же хрупкая, хоть и более женственная фигура, те же светлые волосы, заплетенные в толстые косы, ниспадавшие на грудь. Впрочем, уже через мгновение он понял, что ошибся. Не нужно было долго думать, чтобы понять, что раненая девчушка рядом с ним — ее дочь.
И говорила она совершенно серьезно.
Женщина стояла всего в шаге от него — видимо, она выбралась из той же дыры в снежном заносе, что и девочка. В руках незнакомка сжимала рукоять тяжелого кузнечного молота — судя по всему, она была намного сильнее, чем ему показалось на первый взгляд, и по ее лицу было видно, что там, где не хватит силы, ее будет вести отчаяние. В широко распахнутых глазах читались изумление, ужас и… Неужели она узнала его?
— Я не собираюсь причинять зло твоей дочери.
— Дочери? — Женщина прищурилась. — Откуда ты знаешь, что это моя дочь?
— Я же не слепой. Что произошло? На вас напали?
— Да. — Она покачала головой. — Нет. То есть да… — На мгновение отвернувшись, женщина оглядела все вокруг. — Они ушли?
— Кто?
— Волки. Мы пытались сбежать, но повозка перевернулась. Звери загрызли мою служанку и ее ребенка. Где они?
Он вспомнил труп, обнаруженный в снегу, но промолчал.
— Я не видел никаких волков.
Он не знал, правда это или ложь. Думая о встрече с огромным белым волком, он все больше сомневался в том, что это произошло на самом деле.
— Если бы здесь были волки, я бы не выжил. А это, — он мотнул головой в сторону ее молота, — тебе не пригодится. Я не враг вам.
Женщина помедлила — ровно столько, чтобы он не счел ее легковерной, — и кивнула, опуская молот, а затем бросилась к дочери. Теперь на ее лице читались не только тревога, но и какая-то нежность, любовь матери к своему ребенку и решимость во что бы то ни стало защитить свое дитя, пускай даже и от богов. Нагнувшись, женщина осторожно ощупала кончиками пальцев края раны, а затем сунула руку в карман, пытаясь что-то найти.
Он тем временем покосился на брошенный ею молот. Это было не оружие, а обычный кузнечный инструмент, и, хотя он видел, что под кожей женщины перекатываются мышцы, было понятно, что потребовались все ее силы, чтобы поднять эту тяжесть. Почему она не взяла какое-то другое оружие?
— Что произошло? — повторил он.
Женщина вытащила из кармана небольшой кожаный мешочек и насыпала на ладонь немного какого-то серого зернистого порошка, а затем смешала его со снегом.
— Буран застал нас на равнине. Возвращаться было слишком поздно, и мы решили укрыться в лесу. Когда буря начала стихать, мы продолжили путь, но тут на нас напали волки. Они разорвали одного из быков, и повозка перевернулась. Вот и все.
Ему было ясно, что это отнюдь не все. С этой женщиной и ее дочерью случилось что-то еще более страшное, но она не хотела об этом говорить. Да и зачем? В конце концов, он был ей совершенно чужим человеком и было бы глупо довериться ему.
— Там еще кто-то есть? — Он указал на прореху в снегу.
— Мои муж и сын. — Женщина склонилась над девочкой, потерявшей сознание, и нанесла на рану только что приготовленную из порошка и немного грязноватого снега мазь.
Глядя на изуродованное лицо малышки, он почувствовал сожаление. Несмотря на грязь и кровь, было видно, что у девочки очень красивое личико и в ближайшем будущем она превратилась бы в настоящую красавицу, но жестокая судьба распорядилась иначе. Он не знал, переживет ли ребенок такое ранение, и уже собирался спросить об этом женщину, но передумал.
Встав, он подошел к проему в снежном покрове. Под снегом виднелись какие-то деревянные обломки, под которыми что-то шевельнулось. Осторожно забравшись внутрь, он очутился в неглубокой яме, накрытой боковой планкой повозки. Глаза поразительно быстро привыкли к слабому свету, и он увидел мальчика лет тринадцати-четырнадцати, забившегося в угол, и бородатого мужчину, лежавшего на боку с закрытыми глазами. В руке мужчина сжимал короткий меч, талый снег под его телом окрасился розовым. Должно быть, Эления и ее родные забрались под повозку, когда та перевернулась. Так они пытались спрятаться от волков — довольно глупая затея, учитывая, что эти звери славятся своим отменным нюхом. Видимо, их разумом овладело отчаяние.
— Не бойся, — сказал он мальчику. — Я не причиню тебе вреда.
— Ты… ты один из них? — Голос подростка срывался от страха.