Некромант . Трилогия - Петерсон Андрей Викторович. Страница 113

Но высокие стены старых и укутанных сумерками строений были не более чем обрамлением для небольшой идеально круглой пласы [32], и служили лишь фоном для действа, которое собственно и прервало поход леди Кай, можно сказать, на полушаге. А само действо разворачивалось около маленького, и что примечательно — все еще работающего фонтана, устроенного посреди площади.

Выполнен он был безо всяких, там, затей и ненужных излишеств, что впрочем, не мешало ему сиять бело-голубым светом в сумраке уже почти полностью накрывшем небольшую площадь. Причем сияние его было не тем мертвенно-тусклым, которое разливает под собой бледная и скупая луна, а ослепительным, заливающим все окрест и рождающим к жизни густые, глубокие и почти что живые тени.

Центральная скульптура фонтана, изображающая, как совсем нетрудно догадаться, распростертую и охраняющую всех и вся длань, равно как и опоясывающий неглубокую купель бортик были выточены из чего-то абсолютно прозрачного. Будто изо льда вылеплены. От этого все сооружение казалось невесомым, совершенно нематериальным и в этом месте абсолютно неуместным. Будто вырвали его зачем-то из доброй далекой сказки, а потом, так и не решив, что, собственно, с ним делать, бросили прямо тут, нимало не заботясь о целостности и нерушимости архитектурного ансамбля. Разноцветные блики, пляшущие на холодных хрустальных гранях, только усиливали это странное впечатление.

Впрочем, никакие блуждающие огни и никакая нематериальная сказочность леди Кай тут не остановили бы и больше чем миг не задержали. И если бы дело было только в этой нежданной и так внезапно явившейся взору красе, то интесса и с шагу бы даже не сбилась. Это, уж не говоря о том, чтобы замереть на месте, как истукан, так и не опустив ногу на землю, пока рука совершенно машинально шарила по поясу в поисках жезла.

Так что дело было не в пляшущих везде и повсюду бликах, а в том, откуда они, собственно говоря, брались. В том, что их к жизни рождало.

А рождались они на острых зубьях серебряного гребня, ослепительно сияющего в ночи, которая уже уютно и совсем по-домашнему расположилась на пыльных плитах мостовой. То, что гребень — серебряный — было видно даже отсюда, с последней ступеньки лестницы, и сверкал он ярче любой звезды, расчесывая длинные — почти до самой земли — волосы, принадлежащие одной весьма и весьма необычной особе.

Почувствовав чужое присутствие, незнакомка прервала свое занятие, хотя интессе казалось, что девушка настолько увлечена им, что и видеть-то вокруг — ничего не видит и не замечет. Ее бледная почти до полной прозрачности рука, держащая гребень замерла, а освобожденные волосы свободно растеклись по плечам тяжелыми темными волнами. В тот же миг Осси всем своим естеством ощутила какую-то неприятную дрожь внутри, и сразу же будто гигантскими тисками сжало голову, да так, что казалось еще чуть-чуть, и она просто треснет, как перезревшая тыква, а потом от внезапно скакнувшего давления напрочь заложило уши.

Это был акустический удар. Причем неслабой, надо сказать, силы. Такой должен был раздавить и разорвать все внутренности, превращая тело в бурдюк, наполненный ливерным фаршем напополам с кровью. Впрочем, пропорция могла быть и иной… Должен был раздавить, но…

В этот самый момент розовой молнией полыхнуло кольцо некромансера на пальце интессы, разбивая тугую невидимую волну и отбрасывая ее прочь. Два удара сердца — и над пласой снова все стало покойно и мирно, и снова заскользил по густым волосам серебряный гребень, сплетая новый узор разноцветных бликов.

– Прошу прощения, Мастер. Я не ждала вас так скоро… — бледная особа низко склонила голову, не переставая, впрочем, расчесывать свою роскошную гриву. — Не признала… Приношу покорность.

«Ларонна! — Ахнула Хода. — Обалдеть легче! Вот уж не думала, что увижу когда-нибудь».

Редко когда можно было видеть Ходу удивленной, но вот сейчас, похоже, выпал как раз такой случай. Во всяком случае, засияла она ярче, чем гребень в руках незнакомки.

– Не ждала так скоро? — Осси удивил не столько сам факт нежданной встречи с плакальщицей, сколько то, что встреча эта была, оказывается, запланирована. И причем, похоже, уже давно. — А откуда…

Ларонна подняла на девушку глаза и засмеялась. Смех ее был также беззвучен, как и плач. Ни звука не прорвалось наружу — только плечи затряслись, да весело заплясал по волосам сверкающий гребень. И тут же снова заложило уши, а оскаленный кошачьими клыками перстень предупредительно полыхнул розоватой зарницей.

Смех разом оборвался — будто и не было, а неземной красоты лицо ларонны исказила гримаса жуткой боли.

– Простите, Мастер, не удержалась. Это — от радости…

Ее огромные широко распахнутые глаза смотрели на Осси с такой мольбой и отчаянием, что леди Кай даже растерялась и на миг позабыла — кто перед ней.

– Прошу вас… Простите, — бормотала ларонна, склоняя голову все ниже. — Простите, госпожа, я забылась… Не наказывайте меня, простите… — ее причитания становились все тише и все неразборчивей, а в голосе уже явно слышались всхлипы. Казалось, еще немного и она разрыдается.

Кольцо опять неодобрительно начало наливаться розовым светом, готовое вмешаться в любой момент, но этого не понадобилось.

– Хорошо, хорошо… Прощаю, — Осси решила понапрасну ситуацию не усложнять, а решить все миром. В конце концов, сориться с ларонной не стоило. — Просто, держи себя в руках…

Хода на это достаточно, в общем-то, идиотское предложение тихо хмыкнула, но от комментариев и высказываний, пусть даже и мысленных, все же воздержалась. Наверное, это было трудно и стоило ей немалых усилий, но воздержалась.

На плакальщицу же слова леди Кай произвели совершенно иное впечатление, и она, соскользнув с хрустального бортика, бухнулась на колени и на коленях же поползла к Осси, воздев к ней руки. Даже расчесываться перестала. При этом она что-то невнятно бормотала, а глаза ее, и без того огромные и неприятно прозрачные, сделались совершенно бездонными и белесыми, будто внутри них жила выстуженная холодом бездна.

Впрочем, может, так оно и было…

Во всяком случае, о сумрачной природе ларонн известно было немного. А доподлинно, так и вообще, — почти ничего.

Никто не знал толком, ни откуда они брались, — правда, сейчас у Осси зародились на этот счет некоторые смутные подозрения, — ни куда девались потом. А ведь девались куда-то… А так, получалось, что приходили они из ниоткуда и туда же возвращались, устроив все свои дела. Хотя дел обычно было не много. Чаще, так и вообще — всего одно…

Они приходили, убивать. И почти всегда только за этим, и не было им в этом равных. Они не знали ни милости, ни пощады, а скрыться и убежать от них, было просто невозможно. Да и не понимал обычно никто, — к кому пришла ларонна и кого она станет оплакивать. Об этом всегда узнавали уже после… А некоторые не узнавали никогда.

Иногда казалось, что они ненавидят все живое, ибо казнили они всех без разбора — и взрослых, и малых, и стариков. Даже скот и птицу не щадили порой в своей неуемной злобе. А то вдруг являлись в местах людных и шумных — на ярмарке или на привозе, но выбирали при этом кого-то одного, только им одним ведомого. Остальных же не трогали и будто даже вовсе не замечали.

Были они безжалостны и неуязвимы — не боялись ни мечей, ни стрел, и порой людям казалось, что грубые их и неловкие поделки для уничтожения себе подобных проходят сквозь ларонн, как сквозь дым — не нанося им ни малейшего ни вреда, ни ущерба. То же и с магией…

Говаривали, правда, что бывали все-таки случаи, и что знал Пресвятой Апостолат нечто такое, что обращало плакальщиц в прах, осыпая их наземь пылью и превращая в тлен… Но, то ли все-таки врали, то ли — слишком дорогое это было удовольствие. Во всяком случае, сталкиваться с лароннами никто не рвался. Потому как встать на их пути очень было, знаете ли, чревато…

Бывало, правда, и по-другому. И вот это уж точно — абсолютная и истинная правда — когда появившаяся из ниоткуда плакальщица худого никому не делала, а как раз напротив — позволяла кому-то взять гребень и расчесать ей волосы. А до этого они были все просто, ну сплошь ненормальные — с гребнями не расставались ни на миг, и за гривами своими ухаживали, как за единственным и неповторимым сокровищем. Правда, если честно, то было за чем… И ни одна девица — будь то последняя девка трактирная, или самая что ни на есть ухоженная госпожа, — им была не соперница. Красота у плакальщиц была совершенно неземной, и портили ее чуток только бесцветные водянистые глаза. Впрочем, и на это, говорят, есть свои любители.