Дети богов (СИ) - Двинская Мария. Страница 10

— Роска, — со вздохом прокомментировал я. — Прямых путей с Империей нет несмотря на общую границу в горах, ибо горы опасны, перевалов нет, а кои есть, те проходимы не более десяты дней в году, — я процитировал по памяти трактат о положении соседей и врагов Империи. — Ну, или как‑то так. Поворачиваем, нам точно не туда.

Фер потянул ослика за повод, но животное именно тут решило показать ослиный характер и с место не сдвинулось. Фер потянул сильнее. Осёл упёрся в снег всеми четырьмя ногами. Я подошел к нему сбоку и несильно ударил по крупу посохом. Ослик обиженно подпрыгнул и даже сделал несколько шагов в нужную сторону. Фер, не ожидавший такого скорого согласия, повалился на спину в снег. Ослик, почувствовав ослабление повода, немедленно остановился. Я занёс посох ударить скотину ещё раз, но не успел. Выше по склону широкая трещина пересекла снежный язык, отсекая нас от остальной части, снег под ногами медленно поплыл, набирая скорость и на гребне снежной лавины мы скатились вниз.

Ругаясь и помогая себе посохом, я выбрался из рыхлого снега. Снизу по склону ещё слышался затихающий гул катящегося снега и треск ломающихся под натиском снежной лавины деревьев. Нас она выкинула из своего потока не набрав ещё силу. Недалеко от меня поднимался на ноги ослик, тюки с вещами сползли ему на бок, но остались целы. Я вгляделся в снег вокруг в поисках Фера и вскоре обнаружил сугроб, подающий признаки жизни в виде шевелящейся вершины. Поспешно раскидав снег, я выкопал ногу. Нога дернулась и больно ударила меня в плечо. Я схватил её и потянул на себя. Из снега появилась вторая нога и пнула уже в живот. Охнув, я выпустил первую ногу и сел в снег рядом. Ноги ещё раз дёрнулись, пытаясь оттолкнуться от воздуха и, не обнаружив сопротивления, замерли в раздумьи. Казалось, что Фер пытался зарыться как можно глубже, видимо, потерял в снегу ориентацию, где верх, а где низ. Воспользовавшись моментом, я сунул руки в сугроб примерно в то место, где ноги должны соединяться и за пояс вытащил мальчишку из снега.

— Живой?

— Вроде да. Что это было?

— Лавина, — я поглядел наверх, откуда свалились. Расстояние превышало полёт стрелы, в нескольких местах склон казался почти отвесным. Нам очень повезло не разбиться и не погибнуть в снегу. Снежный ком, в котором катились, смягчил падение, оставив нас на плече горы и вызвав вторую лавину, хозяйничающую сейчас внизу.

— Ого, — Фер тоже смотрел в ту сторону. — И что теперь?

— Теперь… теперь только в Роску, перезимуем, а там посмотрим. Не лезть же обратно? И обходить этот уступ далеко.

Фер ещё раз посмотрел сначала вверх, на обнажившиеся после лавины скалы, затем вниз, на широкую полосу разрушений и согласно кивнул. Обходить по склону каменный уступ, с которого упали, чтобы вернуться на прежнюю тропу ему тоже не захотелось. Ослик тоже не выглядел повреждённым, так что мы перевесили тюки на места и отправились дальше. В стороне от нашей лавины мы вышли на прикрытую снегом широкую тропу, похожую на ту, по которой шли до этого. Судя по направлению, она должна пересечь второй ряд гор и выйти на плато.

С этой стороны склона оказалось ветрено. Ветер не переставал дуть с самого начала дороги и только усиливался и холодел. Я шел впереди, чуть сзади Фер вёл за верёвку нагруженного ослика.

— Интересно, этой дорогой часто пользуются? — не оглядываясь, поинтересовался я, уверенный, что Фер услышит.

— Ннне зззнаю, кочевники с ссеверной стороны прихходят.

Я удивлённо обернулся. У Фера никогда до этого я не замечал проблем с дикцией.

— Ты что, замерз? — дожидаться ответа не было смысла. Бледное лицо, посиневшие губы и руки, зажатые подмышками, только по отдельности могли означать что‑нибудь другое. — Надень что‑нибудь тёплое, взял же?

— Тулуп есть, — Фер виновато улыбнулся. — Нно он неуддобный.

Богатая фантазия сразу представила мальчика в тяжёлом зимнем тулупе, пробирающегося по горной тропе. Он брёл медленно, потея и тяжело дыша. Мне эта картина не понравилась.

— Посмотри, там где‑то должна быть бутылка. Зелёная такая… — я указал Феру на один мешок, который нёс ослик, а сам развязал другой, притороченный с другой стороны. Пока я доставал зимний плащ, Фер уже вытащил бутылку и теперь с интересом рассматривал что‑то, что выпало из мешка.

— А что это?.. — он не успел договорить, а я уже подскочил и выхватил это что‑то, похожее на серую, очень волосатую тряпку. Или на множество серых волос, наклеенных на тряпку.

— Да так, ничего. Моё это, — я быстро убрал это поглубже в мешок, чувствуя, что краснею. — Надень, теплее будет, и от ветра защитит, — я протянул Феру плащ, и, пока он одевался, налил из бутылки половину кружки. — На, выпей, сразу потеплеет.

Фер понюхал жидкость, с недоверием посмотрел на меня, и залпом выпил предложенное. Взглянув на скривившееся лицо мальчика, я с сомнением отхлебнул из горлышка и чуть не закашлялся — вместо слабого вина в бутылке оказалось хороший, крепкий напиток, правда, с тем же запахом и вкусом, что и ожидаемое вино.

— Зараза, перестояла лишка. Закуси, крепковато для тебя, — я протянул Феру кусок хлеба, на который мальчик жадно набросился.

Вернув бутылку на место и крепко завязав мешки, я двинулся было дальше, но Фер вдруг хихикнул. Я удивлённо повернулся к нему. Покачиваясь, Фер подошёл к ослику и снова хихикнув, взял его за верёвку.

— Фер… ты в порядке? — слегка встревожено спросил я.

— Не наю, хозяин, мне хорошо, — Фер опять тихо засмеялся своим мыслям. — Мне весело.

Он слегка покачнулся, сделал несколько шагов, запутался в ногах и упал, не переставая хихикать. Мысленно выругавшись и обозвав себя идиотом, я усадил Фера верхом на ослика. Ослик вздохнул, грустно посмотрел на меня большими тёмными глазами, в которых читался укор, но промолчал. «Готов поспорить, он раньше ни разу не пил, — думал я, ведя ослика в поводу. — А в этом вине крепость хорошая оказалась, хотя всего‑то с середины лета стоит. Надо запомнить рецепт».

— Хозяйн, — Фера всё больше развозило, — а зачем тебе борода в мешке?

Я решил не отвечать. Давно уже понял, что после ответа на один неудобный вопрос, сразу возникает ещё несколько, а потом будешь жалеть о рассказанном. Да и Фер, может, проспится и не вспомнит. Не дождавшись ответа, Фер не стал настаивать, плотнее завернулся в плащ и заснул, обняв ослика за шерстяную шею.

«Зачем борода, зачем борода», — мысленно ворчал я, продолжая вести ослика в поводу. — «А где ты видел магов без бороды?» Я вспомнил несколько деревень и посёлков, где поначалу хотел поселиться. И реакцию жителей — насмешки, снисходительные интонации, многозначительное хмыканье, мол, мы‑то знаем, какой ты за маг, молод ещё для мага. У всех нормальных магов возраст замирает лет в пятьдесят, потом они очень медленно старятся. Я же и тут умудрился отличиться — мало того, что пришёл в Замок совсем не подростком, так ещё и организм упорно не хотел стареть. И борода не росла, как я ни старался.

Целый месяц каждый день с остервенением скоблил лицо тупым лезвием, дабы «волосы, оскорблённые и возмущённые постоянным воздействием бритвы, окрепли и сомкнули свои ряды», как было сказано в трактате о брадобрействе и остригательстве. Но кроме покрасневшей и постоянно зудевшей кожи, я ничего не добился.

Заклинание, что нашёл в библиотеке, взращивало просто невообразимые волосяные рощи на лицах соседей по ученичеству и на мордах кошек, на которых я поначалу тренировался. Даже портретная галерея обзавелась целым рядом бородатых волшебниц. Борода не росла только на мне. Одно утешало — когда я по волоску ощипывал портреты (иначе можно повредить старинные полотна, как мне сказали. Потом уже я узнал, что можно было обойтись парой заклинаний и получасом времени, а не двухнедельным заточением в галерее), я невольно присутствовал на практических занятиях старших учеников и узнал оттуда много полезного. Моим экспериментам обрадовался только библиотекарь — он считал книгу с этим заклинанием давно потерянной.