Дом Для Демиурга. Том первый - Апраксина Татьяна. Страница 144

Без зрителей Элграс обходиться не умел, а слуги его в этом качестве не устраивали, за исключением солдат, охранявших поместье, но суровые вояки ехидно смеялись, когда мальчишка плюхался в грязь с подвешенного на цепях бревна, а принц был честолюбив.

Фиор согласен был терпеть даже подъемы на рассвете и необходимость торчать в едва освещенном первыми бликами рассвета дворе. Лишь бы младший брат хохотал во всю глотку, перепрыгивая с одного учебного снаряда на другой, лишь бы лопал завтрак и просил добавки два раза, лишь бы не начинал размазывать по щекам слезы, вспоминая дворец. Про питие кислоты тоже речи больше не шло.

Старший брат-бастард удивлялся тому, как Элграс похож на него самого. Не внешне, хотя у них и была общая масть. По привычкам, по особенностям характера, по мелочам. Злившую всех наставников манеру вдруг посреди прогулки или урока начинать капризничать по-детски или просто замыкаться в себе, Фиор помнил по своему опыту. Помнил, и почему так случалось: вдруг вокруг делалось "слишком много всего". Голосов, запахов, света и цветов, слов, которые начинали пульсировать перед глазами алым и сиреневым, или горчили на языке — мучительно, до тошноты. Бастарду повезло куда больше, чем законному сыну: учителя сердились, но позволяли ему прерывать занятия или возвращаться с прогулок раньше времени. Епископ Лонгин считал все это капризами, которые нужно безжалостно искоренять.

Ларэ порой думал, как здорово было бы надеть его преосвященству на голову медный котел, налить в него духов — побольше, пары флаконов не жалко, — потом постучать кочергой по котлу и посмотреть, сочтет ли солидный старик капризами собственное желание сбежать подальше от мучителя.

С младшим вообще было легко. Никаких капризов у него не было, только причуды здоровья всех, в чьих венах текла золотая кровь, кровь первого короля и Сотворивших, смешавшаяся с кровью смертных в причудливую смесь. Необыкновенная выносливость и способность устать от спокойного чтения так, как не устанет крестьянин за день пахоты. Железное здоровье, которому нипочем были простуды и поветрия — и способность разболеться на несколько дней от того, что пришлось выучить слишком скучный урок. Обостренная звериная чуткость, умение различать идущего по ритму шагов за несколько ударов сердца, а настроение собеседника — едва поведя носом, оборачивалась не только благодеянием, но и карой: слишком часто хотелось спрятаться ото всех. Не видеть, не слышать, не ощущать нестерпимо громкий хор запахов, голосов, пульсов и дыханий…

Элграс еще не так хорошо понимал старших, чтобы догадаться, что наставник читает ему длинную нотацию не потому, что хочет довести до истерики, а лишь потому, что привык к невнимательным подросткам, которым действительно нужно повторять все по многу раз. Не догадывался, что епископ просто не в состоянии почувствовать, как головная боль от несправедливой придирки может пройти, если подсунуть обидчику булавку в сиденье стула. Мальчик еще многого не знал — о себе, о других. Не знал и того, что большая часть его бед окончится в год совершеннолетия. Говорить ему об этом было бесполезно: в тринадцать лет кажется, что любое обстоятельство твоей жизни — вечно. Бесконечное лето и бесконечная простуда, вечная обида и жизнь — на три тысячи лет вперед…

Пройдет несколько "бесконечных", а на самом деле — удивительно быстротечных, слишком резво летящих мимо лет, и Элграс поймет, что это не так.

Если ненаследному принцу вообще дадут дожить до совершеннолетия…

Фиор Ларэ точно знал, что сначала придется покончить с ним самим.

5. Собра — Брулен

— Господин Гоэллон спит!

Ванно ошибся: Саннио уже не спал. Трудно было бы не проснуться от подобного вопля. Юноша открыл глаза и прислушался к шуму под дверью.

— Господин спит! — еще громче сообщил Ванно.

— Значит, проснется! — при звуках этого голоса господин с трудом подавил желание натянуть плед на голову.

— Герцог, вы не можете… — это уже Кадоль.

— Могу, Бернар. И буду, — едва слышный скрип двери, шаги, звук бесцеремонно отдернутой занавеси, отделявшей спальню от кабинета.

Саннио зажмурился и натянул плед до подбородка, потом на мгновение приоткрыл правый глаз и прислушался к времени. Только час как рассвело. Что, спрашивается, делать герцогу Алларэ в его спальне в это время и без приглашения?! Все-таки удивительный хам этот дядюшкин, а, значит, и его родственник…

— Вставайте, или я вылью кувшин вам на голову. Будет мокро, — пообещал незваный гость.

— Герцог Алларэ… — сквозь зубы проговорил Бернар.

— Бернар, не волнуйтесь. Я не съем это сокровище. Пусть подпишет приказ и спит дальше. Слышите, сокровище? — Интересно, и кто же это укусил герцога Алларэ за неудобосказуемое место? А то с чего бы он так взбесился? В бордель неудачно сходил?

— Какой приказ? — Саннио сел в постели, прижимая к груди плед.

С Реми Алларэ, как всегда, можно было ваять статую. На этот раз — кого-нибудь из королей древности, грозящего отмщением коварному соседу. Или бунтовщику. В общем, кому-нибудь чем-нибудь грозящему и не на шутку злому. Юноша вздрогнул и покрепче вцепился в последнюю преграду — все тот же плед.

— Приказ эллонским полкам перейти под мое командование.

— Каким полкам?

— Сокровище, вы слабоумный? — рявкнул Реми, швыряя в Саннио туго скрученным листом бумаги. — Эллонским.

— Господин герцог, если вы будете продолжать в том же тоне, я буду вынужден…

— Бернар, уймитесь! В городе беспорядки. Горят склады. Комендант отправился в иные миры. Если бы я мог не тревожить драгоценный сон этого сокровища, я и не стал бы!

— Герцог, господин наследник не был поставлен в известность о существовании этих полков. Перестаньте кричать.

Саннио хлопал глазами, переводя взгляд со взбесившегося Реми на мрачного Кадоля, который собирался защищать юношу от хамства Алларэ. Только сейчас до него дошло, что на герцоге Алларэ — бело-зеленый мундир, такой же, как у офицеров городской стражи (еще были бело-серые и бело-желтые), в руках хлыст, а волосы туго заплетены в косу и убраны под воротник мундира. Оказалось, что уши у ходячего кошмара острые и торчат куда сильнее, чем это позволяли каноны красоты.

Еще юноша сообразил, что если не скажет ничего в ближайшую минуту, то Кадоль будет вынужден силой выдворить Алларэ из спальни, а это ничем хорошим не кончится.

— Действительно, перестаньте кричать, — сказал он. — Ванно, подайте вина. Господин герцог, пожалуйста, сядьте и объясните. Это будет быстрее. Я вас не понимаю.

— Вам и не нужно ничего понимать, — резко тряхнул головой Алларэ. — Просто подпишите приказ.

— Я не буду ничего подписывать, не зная, о чем идет речь!

— Вы дурак? У меня каждая минута на счету!

— Так не тратьте ее на хамство!

— Бернар, я убью вашего господина Гоэллона… — пообещал сквозь зубы Реми. — Объясните ему сами.

— В столице расквартированы два эллонских полка. Они подчиняются либо коменданту, либо герцогу Гоэллону, а в его отсутствие — вам. Так как с комендантом что-то случилось…

— Арбалетная стрела в горле с ним случилась, — уточнил Реми.

— …а герцог отсутствует в столице, — невозмутимо продолжил Бернар. — То без вашего приказа полки не могут быть использованы в усмирении беспорядков.

"Значит, бело-серые — это эллонские стражники, — сообразил Саннио. — Но есть еще алларские и сеорийские полки. Зачем этому хаму понадобились эллонские?".

— Я не буду ничего подписывать. Я буду сам командовать! — сказал юноша.

— ЧТО?! — Бернар и Реми хором выпалили одно и то же слово, потом изумленно уставились друг на друга, а следом за тем — на Саннио.

— Молодой господин, вы не можете…

— Сокровище, я вам сейчас голову оторву. Подписывайте приказ и спите!

— Ну, оторвите. Кто вам тогда приказ подпишет? — зло улыбнулся в ответ Саннио. — Перестаньте мне грубить.

— Молодой господин, сейчас не время сводить счеты, — повысил голос Кадоль.