Дом Для Демиурга. Том первый - Апраксина Татьяна. Страница 91

— Начинаем, Сорен!

Пробный выпад Реми Кесслер парировал кинжалом, чуть отступив назад, и ответил уколом в живот. Просчитался: Реми тоже не забывал про кинжал. Клинок шпаги был отбит наружу и герцог Алларэ оказался достаточно близко, чтобы противник получил пинок в бедро. Реми и по дому-то передвигался со скоростью кошки, за которой гонится свора собак, а уж на фехтовальной площадке…

Кесслер уже не первый раз выходил против Алларэ, и кое-что усвоил. Он отпрыгнул в сторону — плеснули по ветру длинные черные с огненным проблеском волосы, — вскинул над головой и кинжал, и шпагу, чтобы отбить удар Реми. Герцогиня прикусила нижнюю губу. Пропусти юноша тяжелый рубящий удар, не обошлось бы без лекаря. Брат — отличный фехтовальщик, он сумел бы замедлить движение, но не полностью остановить.

В Собране считали, что все черноволосые азартны. Мио смотрела с балкона на одно ходячее подтверждение: человека азартнее Кесслера она еще не встречала, и другое опровержение: золотоволосый Реми Алларэ ему в этом не уступал ни на малую толику.

Повторная атака бруленца, на этот раз в грудь. Опять то же действие Реми: отбить шпагу противника и попытаться нанести удар в голову. Кесслер вновь заблокировал его шпагой и кинжалом, а потом, обведя кинжалом шпагу Алларэ, попытался нанести удар в лицо.

Брат широко улыбнулся; получись все у соперника, он мог бы хвастаться тем, что на щеке герцога Алларэ появился первый шрам, и сделал это владетель Кесслер из Брулена, но сегодня — как и во все прочие разы — удача от гостя отвернулась. Реми был слишком опытен, чтобы попасться в подставленную ловушку.

Шпагу Кесслера встретил кинжал Алларэ. Бруленец не растерялся, а нанес прямой удар в живот противника. Уроки герцога шли черноволосому юноше Сорену на пользу.

Реми ушел вправо и ударил противника по левому плечу. Попал: Кесслер не успел принять удар на гарду, а кинжал бы его не спас.

— Вы не ранены?

— Нет, — вновь плещет роскошная волна почти прямых, лишь на концах загибающихся вверх волос: гость качнул головой. — Продолжим?

"Красивый юноша, — в который раз подумала Мио. — Красивый и упрямый…". Верхняя часть лица у него была почти как у Реми: длинные кошачьи глаза, брови вразлет, слегка выступающие над щеками скулы. Нижняя — словно с фрески святого Окберта: точеная, правильная до постности. Прямой тонкий нос, тонкие губы, овальный подбородок. "Контраст разительный и выразительный, — пошутил как-то Реми. — Наполовину святой, наполовину демон…".

Через пару-тройку лет Сорен Кесслер, если решит окончательно перебраться в столицу, будет одним из первых кавалеров. Пока что ему нужно изжить остатки юношеской угловатости и провинциальной неловкости. Но — у юноши большое будущее…

— Продолжим с того, на чем кончили, — усмехнулся Алларэ. — Смотрите, что вам следовало сделать. Правую руку — вперед и вверх, сильнее! Теперь кинжал… поняли?

— Нет, — признался Кесслер.

— По-вто-ряю, — пропел Реми.

Мио отвернулась. Наблюдать за поединками — интересно, за уроками, пожалуй, скучновато. В родном замке на досуге Реми и двоюродные братья учили ее фехтовать, искренне забавляясь тому, что девице пришла в голову подобная блажь. Получалось у нее, конечно, весьма посредственно, — тут и молодой Кесслер стал бы непобедимым противником, — но смотреть, как Реми вдалбливает в юношу какие-то приемы, которые он показывал и сестре, — не лучшее развлечение для середины дня.

В воздухе пахло весной. Стоял из тех дней в конце зимы, когда налетает южный ветер, заставляет снег таять, а тучи — в панике прятаться за горизонт. Обнажается чистое и неожиданно теплое небо, и так и кажется: весна пришла. Но нет, до настоящей весны было еще три-четыре седмицы. До Нового Года в Собре никогда не теплело дольше, чем на пару дней.

Тем не менее, погода ухитрялась одурачить всех. "Весна пришла!" — лепетали дети, бормотали старухи, радовались школяры и ворчали, предвкушая раскисшие дороги, торговцы. Нет, в легкой поблажке, данной горожанам зимой, не было и ни капли настоящей весны, только обманная надежда, за которой приходили последние суровые холода. И запах тоже был ненастоящий, почти весенний, но пустоватый, почти мертвый.

Две вороны носились над садом. Одна ухватила лакомый кусок, другая, с визгливым возмущенным карканьем, пыталась отнять у товарки добычу. Герцогиня Алларэ хихикнула: некоторые вороньи пируэты здорово напоминали происходившее внизу, где бруленец в очередной раз пытался победить Реми. Получалось у него не лучше, чем у той вороны.

Кати с чашкой горячего молока вышла на балкон, подала ее герцогине.

— О чем говорят сегодня с утра? — осведомилась Мио.

— О! — Кати сложила губы бантиком и принялась оправлять верхнее платье из камвольной ткани оттенка темного вина, на вкус герцогини Алларэ — слишком простое и скучное. — Потрясающее, просто потрясающее происшествие в доме Мерно! Ужас, просто ужас!

— И в чем же ужас? — герцогиня попыталась разделить чувства Кати, но у нее не получилось. Что, в самом деле, может случиться в доме Мерно? Ну, пожар, наверное?

— Племянник господина Мерно, Виктор, приехал погостить к дяде…

— Да, действительно ужасно, — вздохнула Мио. — Господин Мерно в панике?

— Герцогиня! — обиделась дама. — Вам неинтересно, а ведь там, там… В общем, этот племянник воспылал мгновенной страстью к дочери экономки господина Мерно и попытался эту страсть навязать силой…

Мио с трудом подавила улыбку. Кати обладала дурацкой привычкой пересказывать все новости и сплетни языком прошловековых романов. Чтобы ее понимать, нужно было знать этот волшебный язык якобы приличных иносказаний, уже, по большей части, забытый и оставшийся уделом самых чопорных господ наподобие графа Агайрона. Говоря простым общим языком, что Сотворившие даровали всем верующим (наверное, за исключением Кати) по молитве святой Этель, дама имела в виду, что малолетний племянник Мерно решил насильно овладеть дочерью экономки, даже не затруднив себя ухаживаниями или подарками. Дурак…

— И что же? — покорно спросила герцогиня, ибо драматическая пауза затянулась.

— Девица воззвала к защите Матери Оамны! — от благоговейного ужаса и без того длинное лицо Кати вытянулось в сардельку, если бывают, конечно, сардельки с выкаченными от жадного восторга глазами. — И племянник господина Мерно был поражен смертью прямо на месте!

— То есть, теперь у господина Мерно нет племянника, а у экономки — дочери, — холодно кивнула Мио. — Воистину — ужас…

— Герцогиня! — женщина в притворном возмущении закатила глаза к небу, но на губах все-таки подрагивала улыбка.

Если бы на ту же тему высказался Реми, Кати и вовсе упала бы в обморок, потом поднялась и помчалась делиться с остальными свежайшей остротой герцога Алларэ, посвященной злободневным событиям.

Мио ничего не имела против чудес, которые случались то тут, то там, — как правило, в ответ на страстные молитвы, — но от некоторых чудес ее коробило. Взятая силой женщина имела право воззвать к Матери Оамне и отомстить обидчику на свой вкус: проклясть, лишить жизни, сделать калекой; правда, ценой этому была собственная жизнь несчастной. Священники говорили, что душа обиженной немедленно отправляется в Мир Вознаграждения… если, конечно, она не солгала: тогда все происходило иначе. Обидчик оставался жив и здоров, а обманщицу постигала смерть на месте.

Ну, и что в итоге? Молодая девица, наверняка еще и вполне привлекательная, а то с чего бы покойному стало так невтерпеж, может, и отправилась в Мир Вознаграждения, но этот-то покинула. Реши она воззвать не к Матери, а к городской страже, Виктор Мерно провел бы в тюрьме или на галере лет пятнадцать, а его семейство выплатило бы пострадавшей изрядную компенсацию. Это как-то более разумно, с какой стороны ни глянь. Королевский суд тоже насильников не жалует, но платить жизнью за справедливость не приходится.

— Реми, — позвала с балкона Мио. — У нас очередная новость из тех, что тебе так нравятся.