Сфинкс (СИ) - Моисеев Валерий Васильевич. Страница 57

Но если этот черный таракан не появится в ближайшее время, то Веревий может околеть очень даже запросто. Лесные зверушки растащат его косточки, и никто никогда не узнает где могилка его. Осознание того, что это может произойти с ним на самом деле, странным образом неприятно поразило его. Более того, не на шутку напугало. Стоило весь этот огород городить для того, чтобы так бездарно и запросто загнуться на этом богом забытом острове.

Если уж брать по большому счету, то Константин Петрович, голову свою положил для того, чтобы он, Веревий остался жив. А ведь большой столичный человек, при деньгах и со связями. И что он, и кто он, и где он сейчас? Точно также как и Григорий с Тихоном, тоже. Все трое сгинули, а он до сих пор все еще жив! И не может же он после всего этого так по-глупому окочуриться!

Но, в конце концов, скарабей все-таки явился. Его появление было весьма эффектным. Гигантское насекомое фактически вылезло из дуба и шумно плюхнулось на поляну. Но так как Веревий сидел сбоку, он видел, что жук вылез прямо из воздуха, всего в нескольких сантиметрах от ствола дерева. То место, откуда он вывалился, явственно напомнило Веревию огромный речной водоворот, один из тех, в которых исчезли три его недавних компаньона. Только здесь завихрение и бурление было не в воде, а в воздухе.

Скарабей сразу же, как только очутился на земле, тотчас набросился на то место, в которое Веревий вылил содержимое своего золотого флакона. За считанные секунды он выел большущую яму в земле и теперь утирал свои страшные кривые жвала, шипастыми лапами. Веревий застыл, ни жив, ни мертв. Он даже перестал дышать, когда ему показалось, что жук пристально смотрит на него. Повозив по сторонам колючей щеткой усов, скарабей видимо пришел к неутешительному выводу, что больше жучьего сока здесь нет. Так как делать на Чертовом острове ему было больше нечего, он прямо с того места где был, начал вгрызаться в воздух.

Веревий даже привстал с земли, совсем позабыв об осторожности. Зрелище того, как огромный черный жук постепенно исчезает в никуда и превращается при этом в невидимку, целиком захватило его. Причем настолько, что он чуть было, не прозевал тот момент, когда уже было пора следовать за скарабеем. Однако, Веревий успел всего за несколько мгновений до того, как прозрачная натечная масса воздуха стала густеть с краев невидимого тоннеля и смыкаться к центру. Своим видом сгущенный воздух напомнил ему прозрачный кисель, который не успели окрасить вареньем. Постепенно по мере того, как он уплотнялся, его масса становился все более плотной и непрозрачной.

Веревий опомнился лишь тогда когда этот кисель, приблизившись к нему на опасно близкое расстояние вдруг чуть было не схватил его за ногу. Отскочив от него назад, он стремглав пополз на четвереньках в сторону чернеющей впереди огромной туши скарабея. Насекомое, набрав приличную скорость, целеустремленно двигалось по одному ему известному курсу. Веревий едва поспевал за ним. В результате этой гонки, через непродолжительное время он совершенно согрелся, и озноб перестал сотрясать его тело. Если часом раньше на Чертовом острове он чуть было не замерз насмерть, то здесь в тоннеле через некоторое время с него уже сошло семь потов.

Веревий разинув рот, глядел на окружавшее его со всех сторон сказочное великолепие. Бирюзовый коридор, освещаемый время от времени фиолетовыми сполохами завораживал своей неземной красотой. Веревий видел как-то раз в лавке у ювелира Гольбейна огромную брошь, сделанную из александрита. Великолепно ограненный камень, в ней, имея своим основным цветом сине-зеленый, переливался местами малиновыми, а местами фиолетовыми сполохами. Теперь у Веревия было ощущение, что он ползет вслед за жуком сквозь огромный кристалл этого диковинного драгоценного камня.

Но вскоре ему наскучило восхищаться окружающими красотами, и он стал размышлять о превратностях своей купеческой жизни. Будучи прожженным прагматиком, что было вовсе неудивительно при его профессии, Веревий не мог долго концентрироваться на абстрактных идеях. Он предпочитал конкретику, то, что можно было потрогать руками, попробовать на вкус, поглядеть на цвет. Тем он и был силен. Но после знакомства с Карлом, он к своему большому удивлению узнал, что не все в этом мире можно измерить сантиметрами и взвесить килограммами.

Они вели с Крейцером долгие разговоры по душам и полученные от него сведения Веревий жадно, словно губка впитывал. Тем не менее, он так никогда до конца и не понимал этого восторженного немца, готового загореться какой-нибудь очередной гениальной идеей и для ее осуществления бросив все отправиться в путешествие чуть ли не на край земли. Потом когда они сошлись достаточно близко и подружились, ему приходилось не раз, и не два, осаживать Карла, когда того заносило в очередной раз. Если бы не Веревий со своим прагматическим взглядом на жизнь они оказались бы в остроге как минимум на полгода раньше. Где сейчас Карл, как он? Выведет ли его жук туда же куда исхитрился сбежать смышленый немец?

От Карла Вервий почерпнул еще одно весьма пришедшееся ему по душе качество. Если и до знакомства с ним Веревий бывал достаточно крут в отношении с подневольными ему людьми, то после общения с немцем он стал патологически жесток. Более того, он начал испытывать некое болезненное удовольствие, заставляя людей страдать. Если ему не удавалось довести до слез своих домашних или он не устраивал мордобой паре тройке своих рабочих, то считал что день прошел впустую.

Огромная заслуга Карла была в том, что он объяснил ему, что вовсе незачем жалеть слабых и ущербных людишек. Они были созданы такими единственно для того, чтобы такие сильные люди, как Карл и Веревий могли пользоваться ими. Волку же не приходит в голову жалеть овцу, которую он задрал, чтобы прокормить себя. Или, скажем, лисица, забравшаяся в курятник, менее всего будет озабочена самочувствием и психическим состоянием кур. Так и люди, одни изначально созданы охотниками, а другие добычей. Поэтому, по словам Карла, выходило, что растрачивать свою энергию на сантименты и прочую слабохарактерную чушь, дело глупое, если не сказать вредное. Особенно, если перед тобой стоит грандиозная цель.

А такая цель у них с Карлом была. И заключалась она в том, чтобы выкачав из Проклятой штольни все золото, что там было, сколотить умопомрачительный капитал. То, что для этого придется извести, чуть ли не половину населения Ежовска и прилегающих к нему сел и деревень, мало волновало их. Они были готовы, если будет надо, перенести свое внимание на соседние с Ежовском города. Страдания, каких-то мелких, незначительных людишек с их житейскими неурядицами, постоянно одолеваемых химерическими заботами о создании семьи, продолжении рода, воспитании детей были ниже их понимания. Они были выше этого.

Также Карла и Веревия совершенно не волновали испытываемые их несчастными жертвами нравственные и физические страдания, когда их, вырванных из привычной среды обитания, опускали в непроглядную тьму страшной Проклятой штольни. Что там происходило с бедными людьми, можно было только догадываться, но конец у всех был один. Все они независимо от их социального и материального положения заканчивали одинаково, будучи разодранными на куски, наскоро проглоченные, в желудках у злобных подземных тварей.

Этот ужасный симбиоз с одной стороны Карла и Веревия, с другой стороны их страшного воспитанника Сынка, с его подземными сородичами устраивал обе стороны. Ибо он утолял их голод. Троглодиты, обитавшие в проклятой штольне, утоляли свою тягу к человеческой плоти, а те, кто причисляли себя к людям, утоляли свой всепожирающий голод к золоту. И такая людоедская, по сути своей, коммерция, вполне устраивала обе стороны.

Ныне же, загнанный обстоятельствами, в волшебный бирюзовый коридор Веревий упорно полз вслед за скарабеем, уверенный, что еще не все потеряно. Озаряемый фиолетовыми сполохами, он был твердо уверен, что еще покажет всем этим надутым моралистам, что чуть было, не повесили его и Карла, где раки зимуют.