Увертюра ветра (СИ) - Элер Алиса. Страница 39

   Я вскочил в седло. Слабость еще чувствовалась, но держался я более-менее уверенно.

   Впрочем, вспомнив кое-что, я пустил Стрелочку быстрым шагом и нагнал вырвавшегося вперед Нэльвё.

   - Твоя работа? - бросил я, подъезжая.

   Он, к моему удивлению, только покачал головой.

   - Я не понял, что с тобой приключилось. Поэтому не рискнул вмешиваться. Даже энергией не стал делиться. Ты был как замершая на ребре монета: только тронь - и она качнешься в одну из сторон.

   - И ты отдал меня на волю случая? - фыркнул я.

   - Состояние было стабильным, - пожал плечами Нэльвё. - Я решил, что разумнее всего будет повременить. И, судя по всему, не ошибся. Лекарь тебе уже не очень-то нужен, а вот сытный ужин и крепкий сон будут очень кстати. И да, Мио! - спохватился он и обернулся, криво улыбнувшись. - Не вздумай колдовать!

   Что-то подобное я ожидал услышать и не стал возражать.

   Говорить нам больше было не о чем, и я приотстал. Мое место на узком тракте, где едва могли разминуться двое путников, тут же заняла Камелия. Я этому только обрадовался: значит, никто не будет тревожить меня назойливым присутствием.

   Ночь уже опустилась на землю, и небо налилось тревожной чернильной синью. Ветер с реки холодил плечи. Невозможность прибегнуть к волшебству сейчас меня даже радовала. Я мог закрыть глаза и вдыхать вечернюю тишину, впивать холодный, словно расплескавшийся из кувшина с родниковой водой, воздух...

   Закрыть глаза - и вслушиваться в тихий шорох всколыхнувшихся ветвей, серебристую трель соловья и тихие напевы ветра, не пытаясь вплести в них свой голос.

***

   Когда мы, наконец, добрались до постоялого двора - россыпи желтых огоньков, пугливо жмущихся друг к дружке - уже окончательно стемнело. Густые сумерки перетекли в раннюю ночь, с блеклыми еще звездами и мглистым небом. Время неустанно подбиралось к десяти.

   Я замер на изломе холма, любуясь - и, подхлестнув поводьями, пустил лошадь вскачь. Ветер толкнул в грудь, взметнул волосы. Растрепавшаяся, позабытая мной коса хлестнула по спине в последний раз - и рассыпалась по плечам. Я дернулся было, чтобы поймать ленту, но опоздал: она текучим, плавным движением обняла рукав, на мгновение прильнула к штанине и соскользнула в ночь. Я зачем-то обернулся, словно надеясь ее увидеть, и, коротко выругавшись, поскакал дальше.

   Стрелочка слетела с холма и перешла на неторопливую рысцу. Огоньки стали ближе и, словно разглядев нас и перестав бояться, рассыпались по полю искристой гурьбой. Сквозь ночную мглу постепенно проступали смутные очертания постоялого двора.

   - Надеюсь, не опоздали, - напряженно сказал Нэльвё, вглядываясь в темноту.

   Мы ехали бок о бок.

   - "Не опоздали"? - пискнула откуда-то позади, из шепчущей за спинами ночи, Камелия.

   - Уже поздно. Комнаты разбирают еще под вечер, к семи-восьми часам. А сейчас все десять. Трактир, конечно, большой, мест должно быть много, но... - он замолчал, предоставив самим додумать очевидное.

   Я с сомнением взглянул во тьму. Остротой зрения thas-Elv'inor я похвастаться не мог, и был уверен только в том, что впереди действительно что-то темнеет.

   - Купцы редко выбирают Восточный тракт. Морем ближе, - негромко, скорее размышляя вслух, чем к кому-то обращаясь, проговорил я.

   Дорога, теряющаяся во мраке, споро ложилась под копыта коней. Россыпь огоньков окончательно разбежалась - и обернулась очерченными желтыми квадратами окон. Смутные раньше очертания становились все отчетливее, и теперь даже я мог разглядеть громоздкое двухэтажное здание со смешной чуть приплюснутой крышей.

   Большой, крепко сбитый, ярко освещенный газовыми лампами и обнесенный высоким частоколом, вблизи трактир выглядел неожиданно внушительно.

   На вывеске кто-то с легкой руки вывел: "Дорога для путницы", а под ней, с неожиданной для провинциального заведения тщательностью, вырезал рисунок девушки с и двумя косами. В игре пламени стоящей рядом, над входом, свечи разглядеть ее черты я не смог. Только прямой жесткий взгляд и что-то странное на плече: то ли вцепившегося в него ворона, то ли примостившуюся кошку... то ли крысу.

   "Странная вывеска. Нужно будет расспросить хозяев", - мелькнула в голове рассеянная мысль - и тут же забылась, вытесненная новыми впечатлениями, когда мы въехали в гостеприимно распахнутые ворота. И верно: двери постоялых дворов открыты до полуночи. Позже достучаться до хозяев становиться почти невозможно.

   Я спрыгнул коня. Старик-конюх - удивительно бодрый несмотря на поздний час - встретил нас улыбкой столь же подхалимской, сколь и доброжелательной. Оставив его разбираться с лошадьми, мы ввалились в трактир - и окунулись в море тепла и уютного света. Оживленный гомон голосов плескался вокруг, захлестывая с головой, а заливистый смех заставлял невольно улыбаться.

   - Добро пожаловать!

   Едва мы переступили порог, как навстречу выскочила бойкая и улыбчивая девчушка в чистеньком передничке и защебетала, не давая вставить ни слова:

   - Комнатки большие и малые, на двоих-на троих, с комодом-кроватью...

   - А на одного есть, красавица? - проникновенно спросил Нэльвё, сначала бессовестно ее перебив, а затем так же бессовестно польстив.

   Рыженькая и курносая, вся в веснушках, с озорными карими глазами, - красивой она не была. А вот обаятельной - очень даже.

   Служанка зарделась и защебетала еще звонче:

   - Ежели на одного, ваше благородие, то господских у нас всего две комнатки, обе свободны. Есть еще клетушки-комнатушки, куда только койка влезет да места еще на шаг остается - их пяток.

   Почему-то у меня не возникло ни секундного сомнения, кому предстоит ночевать в "клетушке-комнатушке": слишком уж красноречивым был ужас, написанный на лицах моих благородных спутников.

   Но Нэльвё почему-то не торопился делать заказ. Он долго молчал, словно борясь с собой, и, помедлив, все же спросил у соловушки:

   - А на двоих господские есть? Они с двумя кроватями или одной?

   Я поднял на него удивленный взгляд, просто диву даваясь такой нежданной-негаданной заботе.

   - С одной, господин!

   Нэльвё выразительно скривился и посмотрел на меня со странной смесью жалости, жадности и чего-то, смутно напоминающего чувство долга. Когда столь же жалостливо на меня глянула я Камелия, я вспомнил, что мне, вообще-то, нехорошо, и впервые за много лет это кого-то волнует.

   - Два одиночных господских и один на двоих. Такой же.

   Я поторопился скорчить особенно страдальческую физиономию, чтобы Отрекшийся ни в коем случае не усомнился в моем паршивом самочувствии и в правильности сделанного выбора.

   Девушка тряхнула косичками и упорхнула - по всей видимости, передать хозяину наши слова.

   Нэльвё повернулся ко мне и показал кулак.

   Ладно, ладно! Больше не придуриваюсь!

   Мы протолкались к чудом незанятому столику у окна. Я брезгливо отодвинул неубранные еще пивные кружки и тарелку с полуобглоданной курицей. Одна из подавальщиц тут же подлетела к столику и, виновато улыбнувшись, сноровисто составила грязную посуду на поднос, смахнула крошки - и растворилась в толкотне зала.

   Мне достался стул, стоявший ближе всего к окну. Принимать заказ никто не спешил. Нэльвё и Камелия в очередной раз переругивались - кажется, опять из-за злосчастного чемоданчика и больше от скуки, чем всерьез.

   Я отвернулся к окну и, повинуясь странному порыву, потянул на себя край шторы в крупную клетку. Она качнулась смешно, как занавес сцены - и обнажила треугольный провал окна, из которого на меня, не мигая, смотрела ночь.

   - Что заказывать будете, господа?

   Я вздрогнул. Пальцы разжались. Красно-клетчатая занавеска с тихим шелестом-смешком опустилась и качнулась назад. Ощущение тяжелого, злого взгляда пропало.