Увертюра ветра (СИ) - Элер Алиса. Страница 57

   От назойливых взглядов, жгущих спину, было не укрыться, и это вызывало у Эрелайна глухое раздражение. Улыбки, которые он раздаривал тем из гостей, кто решился заговорить с ним, становились все сдержаннее, любезности - насмешливее и злее, но едва ли высший свет замечал его недовольство за безукоризненной вежливостью фраз. Уверенные в собственном превосходстве и безупречным владением искусством лести и недомолвок, лорды и леди видели только то, что хотели видеть: его благосклонность. Порою кто-нибудь из них начинал разговор, исполненный завуалированных угроз и полунамеков, но Эрелайн легко уходил от него, извиняясь необходимостью следить за тем, чтобы ничто не нарушило ход Беллетайна.

   Вновь проревели трубы, скрипки пронзили сотканный из света воздух, тонкая песнь флейты вплелась в канву мироздания и хорошо поставленный голос Этвора заглушил шепотки и смешки высоких гостей.

   - Друзья мои! - воскликнул он, обводя торжествующим взглядом волнующийся зал. - Беллетайн начался!

   Пытка оборвалась - но лишь чтобы смениться другой, еще более невыносимой.

   ***

   Иришь закрыла глаза и только сейчас, когда он откланялся, осмелилась выдохнуть: тихо, робко, едва заметно, чтобы ни в коем случае не выдать сковывающего ее беспокойства. Пальцы, сжимающие сложенный веер, едва заметно подрагивали.

   "Спокойствие!" - приказала она себе, но руки ее не слушались, и веер едва не выскользнул из них. Иришь похолодела, представив, как глупо будет выглядеть, если выронит его у всех на глазах. О, недоброжелательницы будут в восторге!

   Захлестнувшая ее злость придала сил и успокоила, вымывая сомнения и предательскую слабость из тела.

   Злость - сначала на сплетниц, а затем на себя. Запоздалая и бессмысленная.

   "Зачем, зачем ты смотрела ему в глаза?! - кляла себя она, еще сильнее сжимая пальцы. - Кому и что ты хотела доказать?! Что за детское упрямство?!"

   Но это была ложь. Она знала, что не упрямство и не желание поступать наперекор всем заставляло раза за разом выносить падение в бездну его взгляда.

   Не упрямство, а любопытство. И от этого было гораздо страшнее.

   Проклятый взгляд очаровывал сокрытой в нем тайной, загадкой. И она, глупая, раз за разом переживает и будет переживать эту чудовищную пытку - сама, по собственному желанию и доброй воле! - пока не найдет ответ.

   ...Что там, за изломом полуночи, за черными самхейнскими тенями, клубящимися на дне зрачков? За бархатом ночи, за темной бездной, куда не проникает даже свет? Она не знает.

   "Плата за любопытство - бессмертие", - шепчут старинные сказки... И сейчас Иришь как никогда понимала их - но ничего не могла с собой поделать.

   "Плата - бессмертие"... Готова ли она заплатить?

   И если нет, то почему так боится ответа на этот простой вопрос?..

   Иришь приветливо, но несколько вымученно улыбнулась дальней родственнице и ее дочери, кивнула последним, чуть запоздавшим гостям и замерла, на миг позабыв о том, что нужно дышать. Грянула музыка, перекрывая чистый голос отца, возвестившего о Беллетайне.

   Пора открывать бал.

   Сердце ухнуло вниз, но тут же забилось вновь, быстро-быстро. Иришь глубоко вдохнула, словно перед прыжком в омут - и шагнула вниз.

   ...Эрелайн - как всегда безупречный, безукоризненный и безразличный - шел ей навстречу. Их разделяло всего ничего: каких-то десять шагов.

   Десять шагов, которые отделяют ее от падения.

   Она, не поднимая на него глаз, присела в глубоком реверансе. Он склонился в поклоне. Изящество и безупречность, весна и зима.

   Эрелайн подал ей руку - такую же холодную, как его взгляд. Мгновение поколебавшись, она вложила в его ладонь свою, чувствую, как ее обнимает уже не кружево митенок, а кружево инея...

   Вторая рука лорда легла на ее талию. Не грубо, не нежно - сдержанно и безразлично. И от его удивительно-тонких, но сильных пальцев, расползается жестокий и злой холод.

   ...Оркестр - невидимый, укрытый на бельэтаже - взял первую волнующую ноту, разбив наваждение. Иришь глубо вдохнула, делая вид, что не замечает предательской дрожи. Закрыла глаза, отгораживаясь, укрываясь от тяжелого взгляда Эрелайна сотнями обнаженных лезвий-ресниц, - и вместо бальной залы Круга фей перед ней восстал из эфирных струн и мелодий ее любимый класс танцев.

   Матушка у фортепиано, перед ней, рука об руку - брат. Младший. Роальд не выносит танцев.

   ...И когда вновь взвились скрипки и альты, когда тонкая мелодия фортепиано всколыхнула заколотые волосы, взметнула подол платья и влилась во вздымающуюся грудь, она была уже не здесь - и танцевала не с ним. А по сладко шепчущему, отзывающемуся на каждый шаг, паркету кружилась не зимняя безжалостная стужа - весенний вихрь.

   Музыка для этого танца вовсе не гулкое завывание труб, не тонкие вскрики струнных, а звонкая песня капели, веселый щебет птиц и тихое цветение первых, робких еще цветов - арфа и флейта, свет и жизнь, радость и тепло. Созидание, воплощение, возрождение и вечный круговорот против смерти и тьмы, воя волчьих стай и злого лунного света.

   Это был ее танец, только ее. Не танец даже - всплеск чувств, заключенный в одно мгновение.

   ...Музыка стихла, кажется, почти сразу - и почти никогда. Иришь замерла в изящном па, плавно выпрямилась и приняла благодарность за танец: тихое разлившееся в воздухе молчание. Восхищение, уважение, признание... Ее признание.

   Иришь сделала шаг назад, к лестнице. Окинула гостей полускрытым в ресницах взглядом - загадочным, непонятным - и присела в реверансе, благодаря за внимание.

   ...И, развернувшись на носках, едва не столкнулась с оказавшейся неожиданно близко матушкой.

   - Дивный танец! - мурлыкнула она, жеманно и сладко щуря янтарные глаза. - Как, впрочем, и всегда. Надо думать, это не заслуга твоего партнера?

   - Танец - это искусство,- ледяным тоном отчеканила Иришь. - Как художник рисует палитрами и кистью, так я сплетаю из своей страсти кружево танца. Ты права. Заслуги нет. Никакой, - и, не меняя голоса, чтобы мать не заметила проскользнувших заинтересованных ноток, спросила: - И как тебе мой будущий супруг?

   - Замечательный. Совершенно не представляю, чем ты так недовольно, - улыбнулась Айори.

   Иришь замерла, на мгновение лишившись дара речи. А потом зашипела сквозь зубы:

   - Смеешься?! Ты видела его взгляд?

   - Видела, - чуть помрачнев и изволив, наконец, выказать истинные эмоции, сказала Правительница. - Тяжелый и темный, очень темный. Но и в помине не такой страшный, как ты говорила.

   "Не лжет, - неприятно удивилась Иришь, и неожиданно поняла, что не так.

   Мать смотрела, но не видела, замечая только то, что ожидала увидеть. А Иришь пытливо, мучительно, истязая саму себя, вглядывалась в бесконечное море, в тьму, плещущуюся на дне его глаз - и тонула, захлебываясь в ней.

   "Она никогда не поймет. Никогда".

   Как Иришь никогда не перестанет вглядываться в бездну...

   - Вот упрямица! - укоризненно сказала матушка и схватила ее за руку, потянув за собой. - Пойдем! Я уверена, если вы поговорите с ним, ты, наконец, прекратишь передумывать себе невесть что.

   - Каждый видит лишь то, что хочет увидеть.

   - Вот именно! Идем! - нетерпеливо подстегнула она, потянув упирающуюся Иришь за собой. - Уже почти полночь!

   - Какие разговоры на балу? - заупрямилась альвийка, отчетливо чувствуя, как тонкие мамины пальцы с совсем не женской силой впиваются в ее запястье, врезаясь в белый атлас кожи, оставляя темные цветы синяков... - Шум, голоса, музыка...

   - Для этого вокруг разбит парк. Идем! - не терпящим возражения голосом оборвала матушка.

   ***

   Эрелайн пытался отыскать среди пенного кружев, шелеста шелка и роскошного блеска парчи зелено-золотое или черное платье, но тщетно: ни Висении, ни Сэйны не было видно.