Увертюра ветра (СИ) - Элер Алиса. Страница 92

   Глава отряда.

   - Нэльвё, - повторил я, не оборачиваясь. - Делай, что он говорит.

   Злая и неразборчивая ругань стала мне ответом. На долю секунды я решил, что он не подчинится из глупого, неуместного сейчас упрямства, но тишина безвременья почти сразу сменилась скрежетом вогнанного в ножны меча.

   - Так-то лучше. А теперь - к делу, - и обратился резче, жестче; голосом, в котором звенел только лед и не было ни намека на прежнюю смешливость. - Ты пришел к нам, elli-e. Что тебе нужно?

   - Ответы.

   Губы главы отряда искривились в улыбке. Одна из Сумеречных рассмеялась, и бусины, вплетенные в ее волосы, зазвенели. Ничего чудесного, нежного в этом не было, напротив - жуткое, пугающее. Злое.

   - В самом деле? И не боишься? Скажем, шальной, пущенной с закрытыми глазами стрелы? - насмешливо, с тщательно скрытой угрозой, спросил он. - Или того, что холм, на котором мы стоим, вдруг разверзнется под ногами?

   - А ты не боишься, Эдвин? Песни, которая приходит с каждым новым днем, и от которой дробятся в пыль кости, рвутся жилы, терзаются нервы? Или драконов, которые уже проснулись и рвутся из ледяного плена, срывая с себя путы давно утративших силу Слов?

   A'shes-tairy оцепенел, когда я назвал его, даже не думавшего представляться, по имени - и когда прочитал и сказал то, что мучило их, став худшим из кошмаром.

   - Среди вас есть сказители? - требовательно - по праву, данному Ей. Неоспоримому.

   Пустое, надтреснутое, сломленное:

   - Нет.

   - Драконы уже проснулись, - не спрашиваю - утверждаю, но окончательно убеждаюсь только после его кивка. - Сколько еще воля прежних сказителей сможет удерживать их?

   - Что тебе за дело до нас, Зарерожденный? - резко спросил Эдвин, вскидывая на меня острый, непокорный и живой, невозможно живой взгляд того, кто долго бродит по краю Бездны, зная, что каждый момент рискует сорваться вниз.

   Взгляд, в котором сначала мелькнуло что-то светлое, ясное - но почти сразу сгорело в отчаянии и всепожирающей злости, удушливой, как гарь.

   - Я сказитель. Этого достаточно.

   - Ты ведь и шагу не сделаешь по Сумеречному перевалу.

   - Ошибаешься.

   Он осекся, прежде готовый бросить очередную злую колкость, и замолчал, не сводя с меня долгого, пристального взгляда. В нем боролись неверие, удивление - и надежда.

   - Ты не лжешь.

   - Сколько еще воля сказителей сможет их удерживать?

   - Я не знаю, - оборвал меня он. И, помедлив, все же ответил: - Королева знает.

   - Я приду к ней тогда, когда будет должно, чтобы получить ответы и помочь. Передай ей.

   - Передам, - процедило он. - Даю слово. А теперь убирайтесь. Немедленно. Замешкаетесь - сочту, что ты солгал и всего лишь заговаривал нам зубы, ожидая отряд Безупречного. И тогда не надейтесь уйти живыми.

   За обманчивым спокойствие слов A'shes-tairy плескалась ничем незамутненная ярость. Ни мгновения не сомневаясь в его угрозе и чувствуя направленные на меня стрелы, я развернулся, дернул за руку молчаливую и бледную от испуга Камелию и быстро зашагал прочь. Нэльвё замешкался, но последовал за нами, догнав в несколько размашистых шагов.

   До самого лагеря мы шли, не проронив ни слова. А дойдя, не сговариваясь и ничего не обсуждая, стали собираться в дорогу - прочь от идущей шаг в шаг смерти. Я последним вскочил в седло, оставшись гасить костер, и пустил стремительной рысью вслед за удаляющимися в рассветное небо спутниками.

   Разговоры будут потом. Или не будут вообще - потому что то, что случилось, не касается никого, кроме меня.

***

   Мы скакали все утро, сначала рассветное, серо-мглистое, туманное. Потом - ослепительно яркое и солнечное, постепенно переходящее в такой же ослепительный день. Не останавливаясь, мы гнали коней на восток, безошибочно чувствуя, где лежит Арьеннес - первый город aelvis, воспетый в легендах. Говорят, его невозможно любить, и каждый бессмертный, хоть раз побывавший в Первой розе, дарит ей частичку своей души.

   Говорить было некогда и не о чем. Солнце поднималось нам навстречу, сначала робко расцвечивая небосвод розовато-алым, а потом затопив землю рассветным золотом от края до края. Все исчезло в этом свете новорожденного дня. Все, кроме дороги, ведущей нас, и города.

   Я так отчетливо видел перед собой его, сотканного из солнца и золотой взвеси, что не сразу понял, когда наваждением сменилось Арьеннесом. И это так поразило меня, что я натянул поводья, останавливая тонконогого жеребца. Кони моих спутников проскакали вперед еще с десяток футов - и тоже замерли, остановленные седоками.

   - Вот и Арьеннес, - негромко сказал себе я.

   Место, где начнется новый путь. Наконец-то правильный - и предназначенный мне.

***

   - Приветствую вас, мой лорд, - Эрелайн склонился в поклоне - неглубоком, сдержанном, ином, чем обычно, и от правителя это выражение неприятия не укрылось.

   - Приветствую, - сухо ответил Этвор, коротко кивнув. - Вам есть, что сообщить?

   - Подтвердилось, что Кэррой вьер Шайесс действительно присутствовал в зале, никем не замеченный. Его причастность к заговору не доказана, но не вызывает сомнений. Предполагается, что он не был единственным заговорщиком, присутствующим на церемонии, но конкретных подозрений пока нет. Каким образом в их руки попала печать дома вьер Лиин не установлено. Пока. Я полагаю необходимым провести расследование, подвергнув допросу всех, кто имел доступ к печати. Списки присутствующих с результатами допросов и наблюдений за поведением за гостями в течение церемонии составлены и прилагаются к докладу.

   Он говорил со сдержанным безразличием. Короткие, рубленные, почти что лязгающие фразы сами срывались с языка, выстраиваясь в такой же безликий, как и они сами, текст.

   Текст, за которым он, потерянный, лишенный уверенность хоть в чем-нибудь, мог спрятаться и казаться если не собой прежним, то кем-то другим, спокойным и уверенным.

   - Немного, - резюмировал правитель. Он сцепил руки, и в этом незначительном жесте проскользнуло что-то нервозное, что-то неправильное. Только сейчас Эрелайн заметил, что правитель, несмотря на все свое обаяние, выглядит усталым и издерганным. Как будто не спал всю ночь, переживая о чем-то... или о ком-то.

   - Есть еще что-то, о чем я должен знать? - вскинув голову и сконцентрировав усталый взгляд на нем, спросил Этвор.

   - Сегодня ночью убит Рейген вьер Шадэ. Глава внутренней стражи и участник заговора.

   - Что? - выдохнула стоящая рядом, по правую руку от правителя, леди Айори. Недвусмысленно черное платье и кружевной батистовый платочек, которым она то и дело промачивала совершенно сухие злые глаза, лучше любых слов выражали ее отношение к происходящему. Услышав последнее, леди перестала выражать молчаливую скорбь по загубленной дочери. Полыхнув пламенем глаз, она скомкала платочек - и продолжила: - Глава вашей стражи - участник заговора?! Значит ли это, что в клане, подвластном вам, давно зреет недовольство и неприятие, а вы ничего об этом не знаете?

   - Теперь - знаю, - холодно сказал Эрелайн, поднимая тяжелый взгляд, от которого даже правительницу, ни во что не ставящую других, бросило в дрожь. - Не вам осуждать меня. Смею напомнить, что в руки заговорщиков попала печать вьер Лиин, а не моя - значит, и ваш клан тронул тлен предательства. Но если мне известен и главный заговорщик, и круг лиц, и причины недовольства, вы впервые об этом слышите.

   - Вы правы. Мы не имеем никакого представления ни о личностях заговорщиков, ни об их целях. И рассчитываем на вашу помощь, - сухо проговорил Этвор, перебивая готовую разразиться руганью жену. - Если сочтете возможным, конечно.

   - Разумеется.

   - Я почти уверена, - едко продолжила Айори, считавшая должным озвучивать каждую свою мысль и судить, кто прав, - что этот якобы заговор в рядах вьер Лиин - ничто иное как отражение вашего. Всем известно, что подданные Вас боятся. В отличие от нас.