Эхо войны. - Шумилова Ольга Александровна "Solali". Страница 49

Глава пятнадцатая

Еще секунду назад казавшаяся такой надежной кочка поддалась под ногой, я запнулась и начала падать в топкую трясину, едва прикрытую тонким ледком, — до тех пор, пока это не заметил Оглобля, и не схватил за воротник.

Нет, это наказание. Кара Звезды за то, что я все делаю как должно, а не как проще.

Скорей бы все зажило. Я превращусь бесы знают во что, но, по крайней мере, сниму эти проклятые Бездной повязки и избавлюсь от обезболивающих, затормаживающих все реакции, какие только возможно.

Я шлепала по топкой грязи пополам со льдом и с легкой тоской думала о той неделе, что отделяла нас от дома. Утром, сверяя маршрут по картам, мы получили именно эту цифру. Вечером седьмого дня, если сохраним скорость, мы выйдем из зоны атмосферных возмущений, перекрывающих связь.

Впереди неровно подпрыгивал «хвост» светлых волос. Коэни шагал плавно и тихо, будто шел по воде, — да он и мог бы пройти по ней, буде такая надобность, — а вот «хвост» вздрагивал и прыгал, будто волосы жили своей, нервной и неспокойной жизнью. Я понимала, что происходит, и понимала хорошо. Или думала, что понимаю.

Он не знал, что можно ненавидеть так сильно. И теперь тихо гас оттого, что эта ненависть была направлена на него.

Мальчик ошибался, как это свойственно детям. Он думал, что в чем–то виноват.

Я подняла голову и посмотрела в небо. Спокойное, ровно–серое от покрывающих его облаков. И пустое. С нашего отъезда прошел месяц, и ни разу мы никого не видели на горизонте, ни единой точки, которую можно было назвать кораблем. Нас либо не искали, либо не нашли.

Не удивляло, хотя казалось мне, что руководство у нас несколько более порядочно.

Внезапно наша колонна остановилась. Я машинально подобралась: для привала еще слишком рано.

— Что там? — крикнула я, вытянув шею.

— Завал. Сюда иди! — отозвался Тайл, шедший первым.

Я осторожно обогнула мага и побежала вдоль колонны, стараясь не задерживаться на особенно сомнительных кочках. Рядом с Тайлом я остановилась, с трудом умещаясь на одной с ним узкой полоске твердой почвы.

Да. Это определенно был завал. Когда–то это было чье–то логово, а возможно, и запруда того, в чем теперь с трудом угадывался контур широкого ручья.

Прогнившие рыхлые стволы громоздились неряшливой грудой, одним концом перегораживая проложенное нами подобие тропы, другим глубоко вдаваясь в открытую воду. Тайл молча скинул рюкзак, сунул его мне в руки и скользнул к самому краю завала. Поводил шестом в мутной воде, попытался заглянуть за край, но, в конце концов, вернулся обратно, отдал мне шест и полез на завал.

Я наблюдала, как он споро лезет вверх по осклизлым веткам, и думала о том, что в болотах и на открытой воде стали обузой уже мы, а не они. Сила стала слабостью, слабость — силой, в очередной раз обозначив прописную истину о двух сторонах медали. Нас, высоких и массивных, не держали кочки, по которым ремены передвигались играючи. Мы плохо различали крепкую землю и, провалившись по грудь в жидкую грязь, начинали паниковать. Для них же это было естественно, как зажаренные на прутиках пиявки.

— Ну что?

— Ну все, — Тайл показался из–за гребня завала и через минуту спустился вниз. — Омут.

Я задумалась. Обширные водные пространства, в которых мы сейчас увязли, возникли на маршруте еще позавчера днем, и на возвращении назад мы теряли как минимум три–четыре дня, если не больше.

— Совсем хода нет?

— Только если вплавь, — Тайл нахмурился. — Но вам не советую — может затянуть. Дно ненадежное, может быть зыбучка, прикрытая водой.

Я уперла руки в поясницу и посмотрела в затянутое облаками небо. И что я должна сказать?…

— Коэни!…

— Да? — он возник рядом, едва затих последний звук его имени.

— Надо перенести… — я на миг замолчала, подсчитывая, — пятерых через омут. Справишься?

— А где берег?

Я молча посмотрела на Тайла. Он только махнул рукой и начал раздеваться.

— Сейчас сплаваю, посмотрю.

Я подхватила упавшую одежду. С тихим плеском он нырнул, мелькнула темная тень в коричневой воде.

— А он не того… Судорога от холода не схватит? — поинтересовался подошедший Маэст.

— Да нет, — ответил за меня Лаппо, принимая у меня часть одежды, не помещающейся в руках. — Это же ремен. У них теплообмен другой — низкие температуры переносят хорошо, взять хотя бы нашего спящего красавца. А с высокими проблемы. Вот, например…

— Вы посмотрите на него, — буркнул Тайл, выныривая у берега, и ядовито закончил: — Сейчас он лекции читает, а через неделю эксперименты на нас ставить начнет. Не за это ли посадили?

Лицо Лаппо вытянулось, повисла неудобная тишина. Коэни откашлялся и дипломатично поинтересовался:

— Вы нашли берег?

— Да. Метров двести к северу, — Тайл повернулся к брату. — Бери нашего беспамятного на буксир, и поплыли.

— Я с вами пройду один раз, — сказал Коэни, и добавил для меня: — Носилки самые тяжелые, поведу сначала их. Вы их увяжите покрепче, как бы что не упало.

Одежду ременов забросили на носилки и перетянули ремнями. Сами они уже были на том берегу, а маг шел обратно, прямо по воде. Первый, «вещевой», рейс прошел гладко. Маэст, отправленный следующим, выглядел, как карикатура на балерину, скользящую по воздуху у самой водной глади. Лаппо в этой роли смотрелся бы более органично, если бы перестал кривляться, выдавая свои гримасы за хорошее настроение.

Вернувшийся в четвертый раз Коэни выглядел неважно. На лбу выступила испарина, несмотря на холод, руки едва заметно дрожали. Я посмотрела на Зиму:

— Идите следующим.

— Нет. Я… Я потом.

Я внимательно посмотрела на внезапно побледневшее лицо, поймала взгляд нервно бегающих глаз, — и не стала спорить.

Ощущения, когда тебя ведут телекинезом, неописуемы и весьма заметны для желудка, потому как лично меня укачивало, — в общем, балерина из меня получилась ничуть не краше, чем из остальных.

На берегу Коэни опустился прямо на стылую землю, запрокинул голову, и несколько минут просто сидел, прикрыв глаза.

— Ты как? Справишься?

Он медленно опустил голову и посмотрел на меня.

— Да. Конечно…

Маг поднялся и побрел обратно, к завалу. Я присела на край носилок, где как раз устраивали нашего найденыша, и стала ждать. В Коэни я верила, а вот реакция Зимы мне не нравилась.

На полпути они стали хорошо видны. Зима плыл над водой с белым как снег лицом, напряженными до боли плечами и застывшим взглядом. Его губы двигались — судя по выражению лица Коэни, обращался он к нему, и ничего приятного не говорил.

Чем ближе они подходили, тем больше дрожали руки белокурого мальчика, и тем больше хмурилась я. Зима все еще говорил, быстро и зло. Я успела расслышать только одну фразу: «…твоя грязная дохлая скотина, слава богам, осталась там, и ничем…», а потом руки мага вздрогнули, и в пятнадцати метрах от берега Зима ушел под воду.

Уронив фляжку, вскочил на ноги Ремо и бросился к воде. Я вскочила тремя секундами позже — теми секундами, которые потребовались для того, чтобы выдернуть из–под груды вещей на носилках палаточную стойку. Я не имела понятия, умеет ли связист плавать, но про зыбкое дно вспомнила внезапно и очень отчетливо.

Очнулся от столбняка маг, охнул, упал на колени и запустил по плечи руки в воду, суетливо пытаясь нашарить парня.

Секунды начали отсчитываться ударами сердца, а сердце стало биться медленно и сонно, будто и не особенно хотело жить…Такое бывает во время боя, когда застывает пуля, летящая в лицо.

Быть может, оттого, что секунда стала минутой, казалось, что Ремо, спотыкаясь, все никак не может добежать до берега, что мое тело стало деревянным и оттого не желает идти, а маг и вовсе спит с открытыми глазами, мучительно медленно поводя руками под водой.