Эхо войны. - Шумилова Ольга Александровна "Solali". Страница 60

Сама я осознала, что делаю, только закидывая за спину «мать». По широко раскрытым, бездумным глазам еще десятка сослуживцев было ясно, что те еще спят.

По команде «бегом» мы выстроились снаружи. Только там я увидела наконец пресловутый взвод из Карелла. И не только я. За зеркальными лицевыми щитками не видно неприязненно скошенных в сторону чужаков глаз — даже в свете мощных фонарей, до ненаступившего рассвета заливающих светом голый плац. Не видно ехидных ухмылок, как и не слышно тихих перешептываний по внутренней связи при виде штабного с косой.

Он мерил чеканными шагами плац перед стоящей навытяжку шеренгой, мерил нас нетерпеливым, откровенно небрежным взглядом. Он вообще привык измерять все и вся, судя по всему.

Первый раз вижу, чтобы все мы, вроде бы профессионалы, так невзлюбили офицера, который даже не дал толком к этому повода. Я невзлюбила его, пожалуй, даже больше и быстрее, чем прочие. Не знаю, почему.

— На западной окраине видели зараженных, — безымянный майор дождался, когда подойдет сержант. Заговорил размеренным тоном, таким же бесцветным, как его странные белесые глаза. — Животных собрать, судя по всему, они еще не успели. Примитивная операция, подойдет в качестве тренировки, — он достал из кармана мини–проектор и утопил в корпус кнопку. Над его рукой возникла голография — худощавый мужчина средних лет в коричневом костюме и чем–то похожий на него юноша. Судя по всему, еще здоровые. — Их вы должны задержать, пока болезнь не вошла в следующую стадию. Задержать мягко, без применения оружия. Повторяю, стрелять только в самом крайнем случае. И не на поражение, — в ровном голосе появились угрожающие нотки. — Вы делитесь на два отряда, под моим командованием и командованием сержанта. Подробные инструкции на месте.

Делил солдат сержант: майор, не зная ни нас, ни приставленный к нему взвод, махнул на это рукой, бурно переговариваясь в это время с кем–то по рации.

— Гляди во все глаза, Морровер, — шепнул сержант, и с гадкой ухмылкой определил меня в самый непопулярный сегодня отряд. Впрочем, был бы выбор — пошла бы туда сама, и именно за этим. Я верила инстинктам, своим — тем более.

Мы грузились в машины с полным неверием в собственного командира. И это страшно.

Через полчаса грузовые гравилеты подлетали к заводским окраинам, за которыми начинались трущобы. Здесь обитали городские отбросы — в прямом и переносном смысле этого слова.

Солдаты высыпали из гравилетов и рассредоточились на исходные позиции. В наушнике послышался все тот же бесцветный голос, проговаривающий координаты и траекторию движения цели, секундой позже — распределяющий солдат для перехвата. Краем глаза я видела его источник: скользила по затянутой в грязно–бурый камуфляж спине серебристая коса штабного. Нас, чужаков, он предпочел держать перед глазами.

И зачем он пошел на операцию вместе с силовиками, а не остался у экранов в гравилете, вопрос не праздный.

Я бросила взгляд на пристегнутый к предплечью навигатор — на нем появилась мигающая точка цели. Операция началась. Мы бежали по узким переулкам, сжимая кольцо, сначала — открыто, распугивая редких гражданских, ближе к объекту — короткими перебежками, чтобы не спугнуть.

Точка на экране навигатора застыла, за все это время не сдвинувшись ни на волос. Подбегая к площадке у полуразрушенных ангаров, я была почти уверена, что не увижу там никого. Но увидела. Стоящего посреди площадки, одного и без заметного оружия.

Под прикрытием штабеля пустых контейнеров я опустилась на колено, выдергивая из кобуры парализатор. В эфире раздавались голоса — солдаты один за другим докладывали о визуальном обнаружении цели. Я покосилась на навигатор — мерцающие зеленым точки стянулись вокруг неподвижной синей в петлю, и добавила свой голос к общему хору.

Эфир затих — ждали команды на захват, а услышали резкий вскрик координирующего оператора:

— Звери! Северо–восток, готовьтесь, у вас семь минут!

— Захват цели, немедленно! — два голоса почти слились в один, и мы бросились вперед.

Парализатор коварен и неверен больше, чем продажная девка — малая дальность, большая погрешность при стрельбе, а хуже того — частичный иммунитет к параличу может развить в себе любой псион. Мы шли в бой с парализаторами — против чего?…

Северо–восток. Наш сектор. Я бросила бесполезный ствол обратно в кобуру и дернула из–за спины приклад «матери», разворачиваясь на ходу — я слышала тяжелое дыхание даже сквозь шлем — дыхание тех, что находятся еще где–то там, за ангарами. Наверное, только после Корки могло появиться это чувство невидимой лавины, всей тяжестью летящей на тебя.

— Что вы делаете, солдат?! — одергивает штабной. В бесцветных глазах плещется злость.

— Животные! Идут, — я выбросила руку вперед, туда, откуда на меня давила невидимая лавина.

— Вы что, не слышали оператора?! Шесть минут! Исполнять приказ!

Я оглянулась: объект держали втроем, четвертый вкалывал снотворное. Мужчина уже не сопротивлялся. Да и сопротивлялся ли он вообще?…

— У нас нет шести минут, на экранах обманка, — я услышала собственный голос, неестественно ровный, уже давая залп по щели между ангарами.

И лавина хлынула, уже не надеясь застать нас врасплох.

Закричал подмятый первой волной солдат, взорвался приказами эфир, загрохотали ботинки солдат, которые бегом, на руках уносили захваченный объект, застрекотали «матери» тех, кто их прикрывал, заревели звери, бросаясь под пули.

Через минуту стало ясно, отчего несли потери внутренние войска и отчего понесли бы их мы сами, будь дело в узком переулке, или, того хуже — в подвальных переходах под домами.

Животные не чувствовали боли, не имели инстинкта самосохранения, и, пока могли идти — тянулись к глоткам врагов. Мараи, степные антилопы, одним ударом копыта дробящие головы в кашу, подняв на рога, могли покалечить даже силовика в полной броне. А их собственную броню брали только разрывные пули. Шенай и стихо — хищники, которых держали на фермах и на окраине города для охраны. Их было больше, много больше мараев, и, набрасываясь стаей, они валили солдат на землю, выбивая оружие. Мараи вставали на дыбы, молотя копытами по упавшим.

Нас спасала только тяжелая броня. Броня и площадь, на которой хватало места для маневра.

Прижавшись спиной к стене ангара, я стреляла разрывными, целясь в антилоп. Шенай хватали за ноги, пытались выбить «мать» из рук, и разлетались в кровавые клочья, задетые краем очередей.

Когда отупевший от хаоса и беспрерывной стрельбы мозг уже почти перестал воспринимать эфир, раздалось долгожданное:

— В укрытие!

Спустя несколько секунд площадку накрыло ковровым огнем военного дайра. Долго же добирались…

Через минуту все стихло. Я осторожно высунулась из–за угла. Площадка было усеяна трупами и тем, что от них осталось. Кое–где они лежали грудами наваленных вперемешку тел, и я искренне надеялась, что в основании этой пирамиды не находятся солдаты.

Постепенно из укрытий показывались все новые головы в темных шлемах. Было объявлено общее построение. Большинство крепко стояло на ногах, прочих разыскали среди трупов животных — серьезно пострадали только двое, убитых нет. По сравнению с нашими предшественниками — почти достижение.

Штабной быстро прошелся вдоль строя, вяло качая головой. Его правая рука была неестественно вывернута, рукав оторван, по куртке и штанам разбегались ручейки порезов и дыр. Поэтому никто особо не удивился, когда, получив по рации сообщение о том, что объект доставлен на базу, он отбыл на дайре, предоставив нам добираться до гравилетов самостоятельно.

Взводный из Карелла, оставшийся за старшего, установил подобие порядка, и отряд нестройной колонной двинулся в обратный поход по трущобам.

Оглядываясь назад, на суетящуюся на этой крохотной площади бригаду «уборщиков», на подъехавших медиков, пакующих на носилки неходячих раненых, я думала о том, что местное руководство, возможно, ошиблось.

Одной чумной команды может и не хватить.