Сезон штормов - Асприн Роберт Линн. Страница 22

Тяжело вздохнув, Лало огляделся вокруг. Теперь торопиться было нельзя, нельзя было пропустить люк, хотя каждая клеточка его существа рвалась бежать. В конце аллеи, огороженная булыжником, виднелась деревянная крышка. Лало отодвинул ее — обычно их не закрывали, надеясь, что люди будут сливать отходы прямо в канализацию, — и начал спускаться вниз.

Ход был не очень глубоким, и вскоре Лало с плеском приземлился в потоке, скользком от помоев и дерьма, о которых художник предпочел бы не вспоминать вовсе. Мусор из дворца показался Лало благовонием по сравнению с содержимым подземной канализации — его последней надежды на спасение от врага.

Считая шаги и осторожно касаясь рукой скользких стен, Лало мрачно двинулся вперед. Уши художника напряженно ловили легкие звуки, которые сказали бы ему, что Зандерей преследует живописца даже здесь. Уняв одышку, Лало поискал нож, но тщетно.

В любом случае, — подумал художник, — я даже не знаю, как им пользоваться'.

— Эй, живописец, ты сопротивлялся на славу, но почему ты думаешь, что сумеешь взять надо мной верх? — достигло его слуха отраженное от мокрых стен эхо голоса Зандерея. — Я скоро доберусь до тебя. Разве тебе не хочется умереть чистым?

Лало покачал головой, хоть и знал, что его не видно. Пока он не слишком-то преуспел, но, если придется умереть, по крайней мере он пытался вести себя как мужчина. Художник двинулся дальше, ощупывая пальцами камни. А что, если он ошибся?

Вдруг память подвела его или тоннели за тридцать лет перестроили?

— Знай, ты умрешь здесь. Это твое последнее пристанище, и здесь ты найдешь свой конец.

Тогда уж конец для нас обоих, — мрачно подумал Лало. — Что ж, я не возражаю. — Трясущимися пальцами художник нащупал, проем в стене и повел рукой, считая в уме, словно читал молитву. — Шестьдесят шесть, шестьдесят семь ступенек… О Илье, пожалуйста, пусть он будет здесь… Шестьдесят восемь… Шальпа, помоги мне! Шестьдесят девять, семьдесят!

Пальцы художника сомкнулись на стальном крюке, и со вздохом облегчения Лало принялся карабкаться вверх, оскальзываясь на ступеньках. Плеск воды внизу затих на время, словно Зандерей остановился, чтобы послушать, и вдруг возрос с новой силой. Убийца побежал.

Добравшись до верха шахты, Лало сдвинул в сторону деревянную крышку и, перевалившись через край, в полуобморочном состоянии свалился на траву. Сердце бешено билось в груди, но Лало не мог позволить себе ни секунды отдыха, пока ловушка не будет захлопнута. Собрав неведомо откуда взявшиеся силы, художник закрыл крышкой шахту и наложил деревянный засов. Не дожидаясь, пока засов испытают на прочность, Лало трусцой подбежал к первому лазу и проделал ту же операцию.

Только теперь он бессильно растянулся на камнях, зная, что последние данные ему богом силы ушли и теперь их не осталось даже на малейшее движение. Лишь в этом месте во всем городе так близко находились два люка, и теперь Зандерей оказался в ловушке.

Воздух был точно напоен сладостью. Откуда-то сверху доносились звуки арфы и серебряный женский смех. Мягкий морской ветер дарил прохладу горящим щекам. Со смешанным чувством удовлетворения и ужаса Лало понял, что Зандерей теперь дважды проклят, ибо с морским ветром канализацию наполнит поток черной воды из Болота Ночных Тайн, гонимый мощным приливом.

— Ты, убийца, боролся на славу, но почему ты думаешь, что сумеешь меня одолеть? — прошептал Лало, едва разжимая губы.

Содрогаясь от приступа беззвучного смеха, Лало присел на камни чтобы отдохнуть. Бездомный воришка-нищий, проходя мимо, очертил рукой знак против сумасшедших и устремился прочь. Послышался свист и бряцание меча. В аллее показался цербер, но прошел мимо, не обратив внимания на скрючившуюся фигуру, в которой не было ничего человеческого.

— Живописец, ты здесь? — Лало подскочил, услышав голос врага в такой близости. Деревянная крышка люка завибрировала от ударов снизу, и Лало налег на засов. Вынужденный держаться одной рукой за скобу, Зандерей не мог приложить достаточно сил, чтобы вырваться из шахты. Лало доводилось слышать о таких ситуациях в страшных историях, которые рассказывали друзья в детстве, позднее за чашей вина в «Распутном единороге».

Если он останется жить, ему теперь тоже будет что рассказать.

— Убийца, я здесь, а ты там, там ты и останешься, — прохрипел Лало, когда глухие удары наконец-то стихли.

— Я дам тебе золото — я всегда держал слово… Ты сможешь устроиться в столице.

— Мне не нужно твое золото. — Теперь у меня нет больше желания жить в Рэнке, — продолжил Лало мысленно.

— Я подарю тебе жизнь, — продолжал Зандерей. — Корицидиус не поверит тебе, а церберы сделают из твоей головы винную чашу или по меньшей мере отрубят руки.

Лало инстинктивно схватился за запястья, словно на них уже опускался меч палача. Зандерей прав — он и впрямь потерял все, что имел. Лучше пасть от кинжала убийцы, чем жить, зная, что кисть в руки взять больше не можешь. Если я не смогу рисовать, я ничто, — думал Лало. — Я конченый человек.

Содрогаясь от усталости и отчаяния, Лало тем не менее не двигался, решив не упускать победу, хотя и не отдавал себе отчета, зачем она ему.

— Живописец, я подарю тебе твою душу…

— Ты можешь нести только смерть, чужеземец! Тебе не обмануть меня!

— Мне это не нужно… — В голосе Зандерея послышалась смертельная усталость. — Я только хочу задать тебе вопрос. Ты когда-нибудь рисовал свой портрет, живописец с глазами чародея?

Повисла тишина. Лало пытался уразуметь суть вопроса. Легкое сотрясение земли дало ему знать о начале прилива. Что имел в виду Зандерей? Естественно, он писал автопортреты десятками, когда не мог найти ни одного натурщика…

…Раньше, до того, как Инас Йорл научил его рисовать душу…

Я был слишком занят… Я боялся, — неожиданно понял Лало.

— Что ты увидишь на полотне после того, как убьешь меня? — отразил его страх голос Зандерея.

— Хватит! Оставь меня в покое! — закричал Лало. На следующей за аллеей улице послышался чей-то отдающий команды звучный голос. Мимо поплыли огоньки, бледные в свете луны.

Через несколько минут насыщенные ядом воды поднимутся с ложа, повинуясь неодолимой силе прилива, и, точно клубок разъяренных змей в поисках жертвы, заполнят все подземные каналы города. Через несколько минут Зандерей умрет.

Если он исчезнет, возможно, вину за пожар возложат на комиссионера, и когда все успокоится, я смогу снова начать рисовать. Рука дернулась, точно в поисках кисти, но сознание властно вернуло Лало к последним словам убийцы.

Ты когда-нибудь рисовал свой портрет ?

Лало колотила сильная дрожь. Сумеет ли даже сам Инас Йорл снять проклятие, наложенное на его душу этим человеком?

Отряд солдат пытался сохранить некое подобие строя на неровной, извилистой дороге. Звук шагов стал громче. Через несколько секунд солдаты войдут в аллею, а каналы заполнятся водой.

Не отдавая себе отчета, Лало тяжело рванулся к Серпантину.

— Стража, он здесь, прячется в канализационном люке, здесь, в конце аллеи!

Пока солдаты спорили, Лало стоял недвижимо, уверенный в том, что его нельзя узнать в запачканной дерьмом одежде. Жестом художник пригласил их следовать за ним.

Дойдя до люка, Лало показал на него, бросился бежать и укрылся в тени крутой лестницы. Земля загудела, послышался шум воды, и в тот самый момент, когда крышка люка была сдвинута, поток воды устремился вверх через узкий проход.

Подобно выбегающей из норы крысе, что-то черное перевалилось через край шахты и откатилось в сторону, спасаясь от яростно клокочущей воды. Церберы уже успели окружить лаз, послышались шум, проклятия и крики боли. Среди суматохи Дало различил голос имперского комиссионера.

— Да тот ли ты, за кого себя выдаешь? — раздался в ответ густой бас Квача. — Ну, раз уж мазилка ускользнул от нас, тебя-то мы не упустим. Его высочеству принцу будет интересно узнать, каких острозубых крыс присылает его брат охранять склады! Пошел вперед!