Зверь в чаще леса (СИ) - "AnnyKa". Страница 23

Слишком долго… Совсем один.

Эрик уже не мог с уверенностью утверждать, насколько трезвым и рассудительным стал его разум. Как много от человека в нем осталось.

Пожалуй, она могла бы это сказать. У нее вечно были на все ответы. Но куда больше претензий и обвинений.

И, слыша их, Эрик радовался ее смерти.

Это именно она настолько расползлась в его больном сознании своим голосом, что он начал думать о том, чтобы завести слугу или зверька, чтобы был собеседник.

Чарльз.

Любопытный мышонок. Прошло почти три недели, может, больше, и Эрик начал к нему привыкать. Паренек выглядел забавным, когда боялся, тараторил, когда оправдывался, и так странно улыбался. Порой Эрику хотелось с ним просто поиграть, чтобы узнать, как много разных звуков может издавать это забавное создание из другой жизни, которое он смог заполучить в свои руки.

Чарльз стонал от усталости. Слабое мягкое тело. Издавал странный писк, когда Эрик тихо и внезапно появлялся рядом. Пугливое создание. У него был приятный голос. Хотя, Эрик слишком давно не слышал никого, кроме Азазеля и охотников. И ее проклятых наставлений.

Голос Чарльза звучал надломлено из-за волнения или мягко и плавно, когда он не чувствовал прямой угрозы. Эрику хотелось с ним поговорить, и он обрадовался, когда узнал, что его человек — учитель. Значит, неглуп, и можно будет найти множество тем для разговоров.

Вот только Эрик с удивлением для себя обнаружил, что разучился говорить. Он помнил слова и помнил, как это нужно делать, но стоило Чарльзу пискнуть что-то, чего не хотелось бы слышать Эрику, перед глазами все затмевала алая пелена, и Эрик чувствовал, как затухает его человеческое сознание, уступая место Зверю.

Он постепенно брал верх. День за днем, отнимая воспоминания, покрывая их слоем пыли и забвения. И вот он помнит лишь обрывки детства и смутно припоминает, как собирал свое Братство. В сознании все еще были ярки картины сражений и секса, пусть лиц он вспомнить и не мог. Он помнил последние годы своей человеческой жизни, но с ужасом понимал, что не может назвать свою собственную фамилию. И все чаще, просыпаясь по утрам, он думал, что скоро в нем не останется ничего от человека. Чарльз должен напоминать, каково это — оставаться им.

Может, он даже поможет Эрику…

Да. Конечно. Лучшие алхимики из всех ближайших королевств не помогли за все эти годы, а сельский учитель вдруг найдет ответ.

На это нет надежды, но Эрик не сдавался.

Ведь он все еще был жив и не попытался перерезать себе горло, чтобы наконец-то освободиться из плена чуждого ему тела.

Руки впивались в неровные скользкие камни. Острые почерневшие когти оставляли глубокие царапины в горной породе, и Эрик вырывал из тела завала очередной кусок, отбрасывая его в телегу. Он прикоснулся к стене и прислушался, приподнял уши и смог отчетливо услышать воду по ту сторону завала.

Он не смог сдержать улыбку в предвкушении. Они справятся гораздо быстрее. Он и его ручной мышонок. И если он снова хорошенько постарается, то Эрик позволит ему войти в ту залу.

Этот мелкий подлиза может заслужить поблажку. Эрик видел, как он старается. Пусть даже в тот раз у него был корыстный повод. Глупое создание думает, что сможет сбежать с этой улыбкой. Вернуться в деревню.

Глупости!

Эрик сам не услышал собственного рыка, только ощутил боль в запястье от удара о камень, и продолжил разгребать завал, сдвигая проломленные камни в сторону, чувствуя, как гнев отступает, и не обращая внимания на кровь, которая сочилась сквозь ранки на сбитых костяшках пальцев.

Он не позволит ему уйти. Нет. Ни сейчас, ни когда-либо. Его добыча, его человек. И если потребуется, то он выбьет эти мысли из него, вырвет их с корнем.

Как когда-то прежде…

Эрик даже замер от отголосков воспоминаний.

Дым костра и шум полевого лагеря.

— Эрик, это слишком…

— Да неужели, — хмыкнул он в ответ и продолжил идти сквозь лагерь, придерживая под мышкой свой шлем. При виде своего командующего люди понижали голос, кто-то отводил взгляд, но Эрика это только приободряло. Пусть лучше боятся его, а не смерти. Тогда и дезертиров будет меньше.

— Они всего лишь мальчишки. Ты сам разрешил им идти на поле, — Азазель. Это его голос. И его лицо. Только до чего же он молод в этом воспоминании.

Эрик резко остановился и посмотрел на своего помощника.

— Разрешил, потому что даже после всех моих слов, они осмелились врать не только мне, но и самим себе. Я спрашивал, кто готов идти на это сражение, и говорил, что их ждет. Тех, кто признал, что не способен выстоять в сражении, я с чистой совестью оставил в городе, пусть тренируются и готовятся к своему кровавому дню. Но эти вызвались сами. Я не их мамочка, чтобы лично проверять их состояние…

— Как на той тренировке? Несколько парней рухнули от истощения!

— Они могли сказать, что больше не могут. Я не запрещал им говорить.

— Конечно, но каждый из них мечтает поразить тебя своими навыками.

— Потеряв сознание? — Эрик презрительно фыркнул. — Нужно уметь оценивать свои собственные силы и знать свой предел. Не рассчитывать, что тело потребуется им всего на одно сражение.

— Не уходи от темы. Они всего лишь дети.

— Они дезертировали, — голос Эрика стал холодным и жестоким. — Я не потерплю беглецов рядом с собой. Пусть не думают, что смерть станет им избавлением. Я еще сделаю из них воинов. И этот урок они запомнят.

— Эрик!

— Довольно. Мы выступаем на закате.

Он встряхнул головой, несколько удивленный новому воспоминанию, но затем снова вернулся к завалу. Он бы и в этот день привел с собой Чарльза, но видел, как еще вчера тот едва ли не уползал из расчищенного коридора, хватаясь за поясницу дрожащими руками. Стоило бы нагрузить его работой, пока он не научится сам просить о перерыве, но в этот раз в Эрике проснулась несвойственная ему жалость к своему человеку. Наверное, дело было в том, что он видел его старания и, пока он до сих пор не смог наладить общение с человеком, хотел сохранить его живым и целым. Было бы обидно найти его испустившим дух во сне от переутомления. Живым он нужнее.

Потому Эрик отправил его убираться. На завтра завал будет расчищен. Пусть не весь, но достаточно, чтобы проникнуть к подземному озеру, а от него к источникам. От одной мысли о них Эрик довольно фыркнул. Осень уже приближалась к концу, скоро на землю опустится зима, и это уже чувствовалось в воздухе, особенно по ночам и в холодной речной воде. А за этим завалом их будут ждать горячие источники, которые были небольшой радостью Эрика в этом холодном одиноком месте.

Его мышонок наверняка оценит такое купание больше, чем реку. Каждый раз, когда Эрик скидывал его туда, Чарльз пищал, как притопленный котенок и выглядел жутко недовольным. Может, в теплой воде он будет спокойнее. Хотя Эрика забавляла напряженность Чарльза, но он начинал думать, что его старательный человек заслужил немного покоя. Как только он закончит с залом, можно будет отблагодарить его.

Кстати о Чарльзе. Стоит проверить, как он справляется. Еще не хватало, чтобы этот мышонок решил, что может расслабляться, если Эрика нет рядом.

И если он хорошо себя проявит в работе, то можно будет поразмыслить над его просьбой. Это ведь всего лишь письмо. Эрик мог бы позволить эту малость, чтобы его человек наконец-то забыл о своем городе, отпустив его навсегда.

***

Рейвен не сводила взгляда с черты леса. Тяжесть на сердце не проходила и, казалось, становилась все чернее с каждым днем. Сколько же раз она уже порывалась отправиться туда на поиски. И неважно, что Азазель уже не раз искал ее брата и каждый раз возвращался ни с чем. Пусть даже Хэнк провел с ней несколько часов, рассказывая о светлой душе Чарльза, которая определенно сейчас в Раю, пытаясь утешить ее и сделать смерть брата чуточку легче для нее. Но это не помогало. Ничто не поможет с этим смириться. Даже время. И часть ее все еще отказывалась в это верить, пока она своими глазами не увидит его тело. Или хоть что-то…