Ювелир. Тень Серафима (СИ) - Корнева Наталья. Страница 117

Отложив неразобранные бумаги на завтра, Кристофер отправился отдыхать, вновь оставшись наедине со своим сплином. Ночь - лучшее время для мыслей, воспоминаний и надежд. И бессонница привычно принялась мучить его рассудок.

Не только осмысление прожитого, но и предчувствие грядущей неотвратимой катастрофы тяготило премьера.

По натуре своей Кристофер был дипломатом, и надвигающаяся крупномасштабная война серьезно пугала его. Это было не то решение, которое лично он предпочел бы, если бы точка зрения придворного интересовала того единственного, кто здесь принимал решения. Нежелание лорда Эдварда искать мирные пути выхода из сложившейся непростой ситуации будет стоить Ледуму больших жертв. За это решение придется расплачиваться многими жизнями, средствами и стратегическими ресурсами, некоторые из которых могут оказаться невосполнимыми. И самое страшное, блестящий аналитический ум Кристофера подсказывал ему, что конфликт кончится ничем - все останутся при своем, и потери окажутся напрасными. Как выразился бы треклятый Винсент, чтоб ему провалиться, нынешние позиции ключевых фигур и пешек неминуемо сведут партию к пату. Небольшие преимущества, которые получит в результате одна из сторон, ни в счет - абсолютной победы не произойдет.

Премьер отчетливо понимал, что лорд Эдвард, при всем его колоссальном опыте, не может не осознавать этого. Но он понимал также и то, что этот факт ни в малейшей степени не остановит правителя. Политика его всегда была рискованной и агрессивной, являясь продолжением цельного характера и самой личности лорда. Конечно, это не могло не привлекать в нем как в человеке, но как государственный деятель… Кристофер печально покачал головой. Как государственный деятель лорд Эдвард мог бы действовать гибче и мудрее, и прийти наконец к тому, что политика должна быть безликой, бесцветной и напрочь лишенной эмоций. Мир - это не сцена, чтобы устраивать широкомасштабные театральные постановки. Возможно, длительные переговоры и взаимные уступки гораздо скучнее обычных ярких выходок правителя, ставящих с ног на голову всю Бреонию, но в перспективе - гораздо эффективнее.

Тем не менее, Кристофер видел смысл в подобных действиях: он был ясен, как серп молодого месяца. Эта война, как и предыдущая, и та, что была до неё - лишь очередной шаг на пути к уничтожению Аманиты и тотальному господству Ледума. Лорд Эдвард делал заготовки, которыми сможет воспользоваться в будущем, пусть отдаленном послевоенным периодом зализывания ран. В отличие от всех остальных людей, правителю некуда было спешить. Но это означало только одно: он преследовал личные интересы, - не интересы города, даже не интересы государства в целом… Кристофер едва не задохнулся от овладевших им странных крамольных мыслей. Сами по себе они уже были преступлением, достойным высшей меры наказания. И всё же эти мысли не желали уходить.

Экспансия власти Ледума и распространение собственного могущества на всей территории Бреонии - вот тот алтарь, на котором приняли смерть многие тысячи, и который ожидает всё больших жертв. Цель высока - сделать из пограничного города центр человеческой цивилизации, но для правителя Ледума, как гласит девиз на его личном гербе, “ничего не слишком”… Нет, он никогда не остановится. Словно древнее божество войны, лорд живет только ей одной, и не может насытиться кровью и плотью павших. Не он ли когда-то поднялся против заветов предков, против самих основ единого государства, продемонстрировав полное пренебрежение к законам? Не его ли стараниями Бреония стала разобщена и раздроблена, а священная власть верховного лорда предана забвению? Разве таким образом должен был поступать преданный вассал и лорд-защитник, единственной обязанностью которого является забота о вверенных ему жизнях горожан? Он расколол единую когда-то страну на части, а теперь пытается собрать её вновь - но уже под своей рукой.

Сам ужасаясь подобным рассуждениям, Кристофер поднялся с кровати. Изящные пальцы его дрожали. Не в праве простого смертного судить о мотивах и результатах поступков высоких господ. Лорды не могут творить беззакония, - хотя бы потому, что само их слово немедленно становится законом, облекаясь в его непреложную силу. Бессмысленность и размах предстоящего кровопролития по-прежнему удручали премьера. Но Кристофер был слишком дисциплинированным слугой, чтобы о его сомнениях стало известно хоть одной живой душе.

Глава 24

Мало что понимая, Себастьян с трудом разлепил кажущиеся свинцовыми веки. Против ожидания, ощущения боли или разбитости оказались весьма умеренными, даже смутными, раны закрылись, напоминая о себе только свежими нежно-розовыми шрамами, а в голове поселилось состояние удивительной пустоты и покоя. Итак, новый день таки начался, а это уже хорошо, осталось выяснить детали. Он оказался не связан, однако ни оружия, ни личных вещей поблизости не было заметно. Желая осмотреться, ювелир осторожно приподнялся на локтях. Увиденное сильно удивило его.

Неведомый спаситель сильфа сидел за гончарным кругом. Из-под рук его, по локоть вымазанных глиной, выходило нечто странное - настолько причудливо искривленное, настолько вызывающе абстрактное, отвергающее законы гравитации и трех остальных известных ученым на сегодняшний день фундаментальных типов взаимодействия, что мало походило на что-то, чему можно найти практическое применение. Глаза незнакомца были плотно закрыты, что, по всей вероятности, не доставляло тому ни малейших затруднений.

Как зачарованный, Себастьян некоторое время следил за мерным вращением деревянного круга, за плавными, грациозными движениями рук, формирующих неведомое произведение искусства. Умелые движения эти были похожи на порханье крыльев бабочки: используя силу инерции, они бесконечно вытягивали и вновь сдавливали тестообразную текучую массу, похожую на шоколад.

- Здесь ты в безопасности, беглец, - едва нарушив тишину, негромко обратился хозяин, каким-то неведомым образом прознав, что ювелир пришел в себя. - Отдыхай спокойно.

Спокойно? Да уж, точнее и не скажешь. Чего беспокоится-то? После всего того, что уже с ним произошло, после того, как он смирился с самой смертью, сильфа довольно-таки сложно было напугать или расстроить. Тем не менее, что-то всё же настойчиво требовало прояснить ситуацию и восстановить последовательность событий - накануне и сразу после его несостоявшейся кончины.

Пустое любопытство, не иначе.

- Ты ведь маг? - не вполне уверенно уточнил Себастьян. Всё ясно говорило в пользу этого предположения. Однако полное отсутствие драгоценных камней или хотя бы следов их недавнего пребывания здесь, которые, уж конечно, разглядел бы острый взгляд ювелира, изрядно настораживало. Помещение выглядело чистым от какой бы то ни было магии, можно даже сказать, стерильным.

- Не говори глупостей, - незнакомец добродушно рассмеялся. - Я обыкновенный гончар. К границам Ледума меня привела глина. Практически у самых ветряков имеется замечательное месторождение редкой красной разновидности, почти без примесей.

Гончар? Себастьян едва поверил своим ушам. А что, леса Виросы - отменное место для обустройства мастерской по производству керамической посуды. И Гильдия со своими занудными правилами не доберется, и конкуренции никакой. С покупателями, правда, тоже негусто, зато и от работы не отвлекают… да и не может быть всё идеально. Действительно, самый что ни на есть обыкновенный гончар. Вот абсолютно ничего подозрительного в таком положении дел нет.

- И всё-таки ты используешь силу драгоценных камней, - ювелир был настроен довольно скептически. Желания делать вид, что всё в порядке вещей, почему-то не возникло. - Я видел твоё мастерство своими глазами.

- Ты ошибаешься. Ты, как и городские, уже потерял слух, - голос струился мягко, но в то же время тяжело, как шелк с искусно спрятанной металлической нитью. Была в нем какая-то едва различимая неживая прохлада. - А глина дивно поет - я просто умею слышать. Земля тоже поет… но земля жестока, она не желает отзываться на зов. Земля, наверное, уже никогда не простит нам предательства, бегства от собственной природы, которую мы предпочли отвергнуть и забыть. Камни же безмолвствуют. Я думаю, они просто спят… спят так крепко, что похоже, будто они мертвы. Очень похоже.