Ювелир. Тень Серафима (СИ) - Корнева Наталья. Страница 31

Так не пойдет.

Себастьян крепко задумался. В принципе, было в Ледуме одно место, где можно попытаться укрыться. Конечно, если его до сих пор не обнаружили и не уничтожили здешние дотошные ищейки. Каждый раз, возвращаясь в этот город, ювелир с замиранием сердца шел туда, боясь увидеть пепелище на месте райского сада. И каждый раз душа радовалась и ликовала, когда он убеждался, что всё в порядке, что беда обошла стороной. Это был заветный дом, в котором всегда ждали и были готовы принять. Фактически, это был дом, которого у него никогда не было.

Приняв решение, Себастьян немного успокоился. Да, стоит отправиться туда, честно всё рассказать и попросить убежище. Почти наверняка ему не откажут.

Взглянув на часы, ювелир мимоходом отметил, что с момента утреннего бегства из гостиницы прошло ровно два часа. Как раз на это время он назначил встречу с Софией. Интересно, удалось ли девице выбраться и спастись? Где она теперь - в пыточной камере? Или наивно ожидает его появления на центральной площади? Тщетно, напрасно ожидает, рискуя каждый миг попасться…

Себастьян ощутил болезненное чувство вины. Черт возьми, неужели он умудрился привязаться к девчонке? Как такое возможно - не сам ли он мечтал отделаться от самонадеянной и бесполезной спутницы, не желая тащить непосильное ярмо обязательств?

Да, всё так… Но ведь девица помогла ему, возможно, даже спасла жизнь. Кто знает, чем кончился бы вышедший из-под контроля ритуал, если бы София вовремя не прервала процесс? К тому же, она доверилась ему, а доверие невольно налагает ответственность. Почти наверняка, ювелир был единственной надеждой несчастной выжить в этом хищном городе. Говорят, надежда - глупое чувство, а глупость должна быть наказана… Себастьян отчаянно не хотел верить в это. Сам он давно излечился от всех иллюзий, но как прекрасно было время, когда они жили в его душе. Каким прекрасным казался мир! Только казался, но тем не менее. И пусть ювелир никогда уже не сможет взглянуть на него наивными детскими глазами, - но ведь кто-то должен. Эта девушка, София, - еще почти ребенок, рано лишившийся родительской заботы. Она слишком молода, чтобы страдать. Он может немного продлить её детство, позволить ей роскошь быть беззащитной, глупой и непорочной. Возможно, именно такого человека не хватало ему рядом - капли чистой воды в бездонном океане жадности, равнодушия и цинизма. Нет, он никогда не сможет простить себе, если погубит еще одну невинную.

Себастьян и не заметил, как во время размышлений ноги будто сами собой вывели его к людной городской площади, сохранившей старинное название Ратушной.

От сердца отлегло, когда в потоке чужих равнодушных лиц ювелир наконец различил знакомые черты и теплые карие глаза, осветившиеся искренней радостью встречи.

***

София изумленно оглядывалась, изо всех сил стараясь удержать себя в рамках приличия и не таращиться чересчур уж откровенно на диковинные фрески, сюжетные мозаики и гобелены, украшавшие стены и потолки с виду обычного, ничем не примечательного здания, куда привел её Себастьян. Комната, в которой они сейчас находились, занимала весь первый этаж и была почти пуста - только несколько рядов аскетичных скамей из лакированного черного дерева, да небольшое возвышение у противоположной от двери стены. Высокие узкие окна, задрапированные темными портьерами, желтые свечи в старомодных тяжелых канделябрах, тишина - всё это создавало ощущение мрачноватой торжественности. Пахло чем-то пряным и свежим.

Сам хозяин дома также был более, чем странен - в простом черном костюме, аккуратно причесан, гладко выбрит, со скромным, но в то же время строгим выражением лица. Лет ему было где-то за пятьдесят, однако лицо практически не тронули морщины, а волосы - седина. Глаза мужчины были спокойными и внимательными. В целом, он производил неуловимое, но четкое впечатление человека не от мира сего.

- Скольких людей ты убил с момента нашей последней встречи, сын мой? - Мягко вопрошал он тем временем коленопреклоненного ювелира, который ритуально склонил голову в знак смирения и кротости.

- Четверых, отче.

- Скольких ты ограбил? - Размеренная речь святого отца погружала в состояние глубокого спокойствия, похожего на гипнотический транс.

- Одиннадцать человек, отче.

- Сколько раз вступал ты в порочные связи, не скрепленные церковью святыми узами брака?

- Трижды, отче.

Неожиданно для самой себя София густо покраснела. Очевидно, она тоже входила в длинный перечень смертных грехов Серафима. С этой точки зрения девушка никогда не смотрела на поступки - свои или чужие. Непривычное, заставляющее многое переосмыслить мировоззрение.

И, наверное, очень непростое.

Инвентаризация грехов меж тем продолжалась.

- Сколько раз ты солгал?

Себастьян впервые ненадолго задумался.

- Прости меня, отче, я затрудняюсь ответить. Мне кажется, ни разу, но возможно, иногда я лгу самому себе, в самых серьезных… самых главных вопросах.

Святой отец понимающе кивнул.

- Я обязан призвать тебя к покаянию, сын мой, и решительно потребовать отвергнуть путь смерти, которым ты идешь, дабы принять путь жизни, угодный Изначальному Творцу.

- Я не могу сделать этого, отче, - голос ювелира был горек, но тверд. - Я не раскаиваюсь. Люди, лишенные мной жизни, умерли легко и быстро, и над каждым я прочитал нужные молитвы. Люди, которых я лишил имущества, и без того достаточно богаты, чтобы угнетать многих. Женщины, которых я лишил чести, не жаловались, кроме того, и до встречи со мной они шли скользкой дорогой.

- Это не оправдание, Себастьян, - святой отец печально покачал головой, однако в голосе его не было ни тени укора или надменности - только безграничное сочувствие и любовь. - Ничто не может быть оправданием.

- Я знаю, отче, - вконец погрустнел ювелир, - но не могу бросить профессию. Она уже стала частью меня… А может, это я сам стал частью этого чудовищного ремесла. Мне постоянно нужны деньги. Большие деньги.

София чувствовала себя ужасно неловко, присутствуя при таком странном разговоре, больше напоминавшем исповедь, если она правильно понимала значение этого старого слова. Девушка боялась не то что пошевелиться - дышать, чтобы ненароком не напомнить о своем существовании и не нарушить совершенной интимности атмосферы. Но кажется, больше это ровным счетом никого не смущало. На Софию просто не обращали внимания, словно она была пустым местом! В конце концов, это даже немного обижало.

- Что ж, сын мой, мой долг сообщить тебе, что с каждым днем ты всё более отдаляешься от света, - голос святого отца по-прежнему был доброжелателен и ласков, хотя произносил нелицеприятные вещи. - Пламень святой веры постепенно гаснет, не находя духовной пищи. Ты сильно изменился, Себастьян. Ты уже несешь в себе грех. Совсем скоро ты ничем не будешь отличаться от тех, кто приходит сюда с пустой душой, с пустыми глазами, надеясь просто переждать пару дней какие-то свои неприятности и вновь окунуться в непрекращающуюся суету иллюзорного мира.

Ювелир вздрогнул, будто обжегшись.

- Мне больно слышать такие слова, отче, - чуть слышно прошептал он. - Однако я не смею… и не стану отрицать их. Мне бы хотелось назвать вас жестоким, но вы правы. Вы были правы и тогда, когда сказали, что, упав в грязь, невозможно остаться чистым. У меня не получилось - не хватило сил. Пожертвовав оболочкой, я надеялся уберечь от этой проклятой грязи хотя бы внутреннюю суть, но, похоже, потерпел поражение. Но я всё еще надеюсь однажды принять истину, если это возможно для таких, как я.

София уже давно догадалась, что, находясь в этом необычном доме, она вновь преступает закон. Это была церковь. Самая что ни на есть настоящая церковь Изначального, объявленная в Ледуме диким пережитком прошлого и, разумеется, запрещенная. Оазис веры в пустыне неверия, скрытый от посторонних глаз и недостижимый, как мираж. Почти невозможный. Неужели кто-то в их городе продолжает приходить сюда? Наверное, да, иначе зачем бы этому необычному человеку продолжать сохранять здесь всё это, ежедневно рискуя жизнью? И как только он умудряется быть таким поразительно беззаботным, живя в состоянии постоянной смертельной опасности?