Маска бога - Ходжилл Пэт. Страница 24

Более того, от одной только мысли о глубоком целении кожа покрывалась мурашками. В сознании каждого человека сокрыт образ его души — метафора его сущности, на которую влияют болезнь или рана. Восстановление образа излечивает тело. Шанир-целитель входит в души людей, чтобы совершить починку, и, возможно, это самая тесная связь, известная Кенцирату.

Проклятие, Джейм никого не подпустит к себе сейчас так близко, пусть даже потом придется всю оставшуюся жизнь носить маску. Не такое уж большое значение она придает своему лицу.

Тут мысли начали расплываться, может, потому, что целительное действие должно обычно заканчиваться дваром, а может, из-за того (что бы это ни было), чем Калистина смазала лезвие бритвы. Девушка засыпала урывками, то видя, то не видя сны. Ужас оказаться беспомощной удерживал от погружения в глубокий двар, который ускорил бы выздоровление, но после которого оставались шрамы. Пробуждаясь и задремывая, она поверх плаща смотрела в чуть кривое бронзовое зеркало, в котором призрачный образ сидел в кресле ее брата.

Еще более нереальными казались два неподвижных отражения — позади, спиной к ней, на балконе в залитой луной пустоте стояли две фигуры. Она даже слышала их голоса, доносящиеся как бы очень издалека: «…Мальчик мой, уже почти рассвело, — говорил один. — Ты совсем не собираешься спать?» — «Собираюсь, — упрямо ответил брат, — когда мое кресло там, за спиной, освободится».

Черт побери, он опять обвиняет ее. Каким-то образом все, что не подвластно ему, становится ее грехом, — этому учил его их отец, Серый Лорд Ганс.

…Хриплый безумный голос Ганса по каплям вливает яд в уши брата: «С тобой все было в порядке, пока не вернулась она, твоя темная половина…»

— Нет, отец! — невнятно, но горячо запротестовала она. — Это ты выгнал меня вон из дома, в Тени. Винить меня нечестно. И это… «…не слишком-то хорошо — жаловаться». — Кажется, кто-то окончил за нее фразу.

Джейм непроизвольно сжалась в кресле. Этот голос, лицемерный, фальшиво-изысканный, в котором сквозили власть и жестокость, она в последний раз слышала его, когда была пленницей в шатре у Водопадов… Калдан, лорд Каинрон. Отражение потемнело, место действия сменилось — теперь это другая тюрьма, где на сырых каменных стенах чадят факелы.

Калдану ответили хруст грязной соломы, хриплое дыхание, невнятные слова.

«С тебя уже достаточно? О нет. Ты предал меня, Серя. Никто не имеет права совершать подобное, а тем более мой собственный ублюдок. Я еще придумаю, как тебя использовать, — через пару дней я уж постараюсь найти для тебя нечто особенное».

— Нет! — вновь закричала Джейм, пытаясь вырваться из притяжения ночного кошмара. — Калдан, ты не посмеешь…

Он усилия закружилась голова и мысли спутались. Ошеломленная девушка подумала, что, должно быть, упала, но она не помнила удара о землю. Угол зрения какой-то… странный. Все косо. Вместо темницы Рестомира по ту сторону Серебряной реки мелькал Готрегор, вот развалины, а вот светловолосый мальчик-наемник, и выглядит он испуганным. А потом очень, очень близко сверкнули желтые глаза, и за ними не было лица. Не просто одежда из лиша, но татуировка лиш — знак мастера гильдии. Невидимые губы растянулись, пахнуло запахом незримых гнилых зубов: «Тебя послали на поиски Бледной Книги. — Изъязвленные язык и горло хрипло выговаривали злые слова. — Вместо этого ты притащил какой-то дурацкий ножик. — Трое! Джейм наверняка видит их глазами девушки, третьего лица, вырезанного на черенке Костяного Ножа. — Тебя послали убить девчонку. Вместо этого ты говоришь мне, что все твои братья мертвы. Неудовлетворительно. О мальчик, я так счастлив, что ты согласен, потому что это еще не все…»

Да, не все и не совсем. Не живы, но и не вполне мертвы. Просто потеряны, сбиты с толку, и им очень, очень страшно.

Братья, где вы? Где я? Что с нами случилось? Был сильнейший ветер, полный хлопанья крыльев, и в центре его летел Старик — он подхватил нас. Вверх, верх, а потом падение! Засохшие, мертвые ветки на фоне диска луны, они удержали нас, но мы не можем схватиться за ствол. Где мои руки?

На полу из железного дерева, рядом с черным столом, холодеют, окостеневают…

Нет. Здесь. Не мертвы, но и вовсе не живы.

Тот, другой, тоже тут, зацепился за ободранные пальцы-сучья, чернотой течет по белому дереву, он сильнее нас, старше и куда более жесток, тень с голодными, серебряными глазами. Бежать, спрятаться!

…но мы все больше коченеем и цепенеем.

«Ты не можешь вечно убегать от меня, — шепчет он улыбаясь. — Кровные связи».

Джейм вскочила. На секунду от резкого движения глаза заволокла пелена. «Сны, — подумала она, стараясь отдышаться и не шататься. — Всего лишь проклятые сны…»

— Нет, — раздался приглушенный голос Торисена. — Я отказываюсь смотреть их!

Зрение наконец прояснилось. Девушка стояла прямо напротив бронзового зеркала, и искаженное лицо, так похожее на ее собственное, отвечало ей взглядом, полным ужаса. У него были те же черты Норфа, даже кровь текла по высокой скуле. Но оно было чужим.

— Тори? — прошептала Джейм. — Тори, подожди!

Она стремительно шагнула, почти рванулась вперед, но ноги подвели — а образ брата отпрянул. Джейм в поисках опоры ухватилась за занавесь, ее дыхание затуманило холодную бронзу.

— Проклятие, где ты? Иди ко мне, брат! Ну же, иди!

Металл очистился. В нем позади себя девушка увидела комнату в башне и кресло Торисена, на котором лежала ее тень. Нет. Там кто-то сидел, кто-то, выползший из кошмаров, кто-то с серебряными глазами. Вот он встал, улыбается. Отозвался не тот брат, порождение Тьмы, ядовитая тень, ее тень…

Бежать. Спрятаться.

Предметы размылись перед глазами от стремительного броска. Под ногами пронеслись ступени, половицы из железного дерева, трава, булыжники мостовой, прочь, прочь, прочь…

Вспышка боли резко остановила Джейм. Она моргнула и обнаружила, что находится в собственной крохотной комнатке на половине Каинрона. Повалившуюся на кровать девушку тут же окутали вылезшие внутренности распоротого матраса.

Милостивые Трое, неужели еще один сон? «Нет, только не в этих перьях, — подумала она, чихая. — Нет ничего более безобидного». А что до остального…

…Торисен и Ардет на балконе; Каинрон и Серод; Костяной Нож в невидимой руке мастера гильдии; души мальчиков-убийц, за которыми охотится Отрава. «Кровные связи…»

Выдумки одурманенного рассудка? Возможно. Раньше она отказывалась верить, что может что-либо предвидеть, — ей и без того хватало забот с прочими проклятиями шанира, — но эти образы были слишком правдоподобны, все, кроме последнего. Отрава не ее тень. Джейм, может, и Темная, но не павшая, ее душа и честь все еще при ней.

Кроме того, Отрава сейчас где-то на дереве, завтракает скверными маленькими мальчишками. Каковы же на вкус их души — их, недомерков с липкими от соплей пальцами?

Но если не Отраву, то что же увидел брат, если отшатнулся с таким ужасом? Разбитое зеркало рассказало ей, вновь и вновь, дюжиной расколотых отражений. О Трое!

Еще один наплыв боли. Восприятие возвращалось неровными волнами, и между их гребнями Джейм поспешно пыталась применить необходимую технику защиты. Смешно, что она изучила ее тут, в Готрегоре. Из-за рождения детей Женский Мир знал гораздо больше способов контроля страданий, чем даже ее Сенетари, Тирандис, — даже он не смог научить всему.

Когда девушка вновь подняла голову, то, к удивлению своему, обнаружила, что на ней дорожная одежда — черные сапоги и штаны, черная бойцовская рубаха с узким обтягивающим правым рукавом и специально защищенным плетеной кольчугой левым, — и никаких воспоминаний, когда она успела надеть все это.

«Без дома, без рода…»

Значит, она вернулась сюда не прятаться. Что ж, в конечном счете они все равно найдут ее, в какой бы угол Готрегора Джейм ни забилась. А потом примутся интенсивно лечить с нежностью насильника, посадив в тюрьму для безумцев, и Калистина вдоволь позлорадствует, подглядывая в замочную скважину. И все это время Серод будет в руках Калдана, в которые кинула его служба ей, потому что если не прочим, то этой части своих снов она верила.