Маска бога - Ходжилл Пэт. Страница 88

В узком ущелье к северу от Горы Албан глухое эхо вторило реву Серебряной. Свешивающиеся ветви деревьев сверкали брызгами, мокрые камни Речной Дороги влажно поблескивали. В тенях, ставших глубже и холоднее с заходом солнца, юркали стремительные летучие мыши. В их гущу затесались грубоватые существа чуть больше их, толкающие малюток в воздухе и наблюдающие, как они падают: лискины резвились.

Их появлению предшествовал цокот копыт, звяканье и поскрипывание сбруи. По Речной Дороге скакали мрачно застывшие в седлах всадники с налитыми кровью глазами и искаженными лицами одержимых. Один из них держал, чуть не роняя, знамя с вышитой на нем золотом на черном змеей, пожирающей свое потомство. Следом плыли занавешенные носилки. Рядом тяжело трусил громадный битюг, на спине которого, сгорбившись и раздувшись, как золоченая жаба, восседал Калдан, лорд Каинрон.

Его сопровождала дочь Лура. Она с такой настойчивостью требовала, чтобы ее взяли в путешествие, что даже разболелась (этого нетрудно добиться, если засунуть два пальца поглубже в горло); ей позволили оседлать ее пони для прогулок по горам, вследствие чего к концу второго дня похода она не только замерзла, устала и проголодалась (а когда она вообще наедалась досыта?), но еще и изрядно натерла мягкое место. И тем не менее как чудесно наконец-то выбраться куда-то навстречу приключениям! Несмотря на боль, она получала куда больше удовольствия, чем большинство кендаров Каинрона. Однажды в Каркинароте она попыталась — без всякого успеха — перекинуть на своего слугу Серю боль в животе (слишком много тогда проглотила сладостей). Отец, должно быть, владеет какими-то специальными трюками, чтобы так основательно переносить на других последствия своей пятидневной попойки.

Девочка могла бы поспорить, что он желал бы знать еще и фокусы, которые помогли бы ему отделаться от сопровождения Пра при визите в Женские Залы Готрегора. «Ему лучше», — зловеще сказала Пра после того, как все ее слуги пришли в негодность, кроме, конечно, Уха, которую, кажется, ничто не могло опрокинуть.

Это будет уже вторая ночь в дороге, а прошли они едва ли двадцать пять миль к югу от Рестомира. Пра начинала жаловаться на толчки, стоило только ускорить движение. Кроме того, заторможенные кендары беспрестанно выпадали из седел. Лура находила это очень забавным первую дюжину раз. Теперь же две трети их компании остались позади, но они подобрали два десятка дозорных кендаров, застигнутых туманом. Была надежда, что остальные в конце концов когда-нибудь доберутся до дому. Никто не мог сказать, сколько времени потребуется, чтобы оправиться от той ужасной ночи безумия. Лура не находила среди окружения отца десятки знакомых лиц, — впрочем, она об этом не задумывалась. Она не знала, что они тихо, не привлекая ничьего внимания, соскользнули в ничто по лезвию Белого Ножа, и не без помощи, если таковая требовалась.

А тем временем Пра безостановочно распекала отца за чрезмерную расхлябанность, столь опустошившую ряды их стражников, и за все остальные его прегрешения, которые только приходили старушке на ум. С закатом солнца она перекинулась на его непредусмотрительность. Если бы они шли по западному берегу, по Новой Дороге, то сейчас бы уже уютно устроились на ночлег в Валантире Ярана. Он что, хочет довести ее до смерти от холода в этой глуши? Ну? Хочет?

Отец съежился еще больше, что-то бормоча.

Лура подогнала своего пони поближе, пытаясь подслушать, но ей пришлось быстро пригнуть голову — над ней запорхал лискин Золотко, растопырив большие мохнатые уши.

— Что-что ты сказал, молодой человек? — переспросила Пра, уставившись на лорда сквозь щель в раздвинутых занавесках паланкина. За ее спиной хрипло хихикала Ухо. И как только они вдвоем помещаются на этой малюсенькой повозке? — Что бы ты хотел сделать?

Отец начал отвечать, но икота прервала его. Он ошалело вцепился в гриву своей лошади, словно держась за якорь. Лура не удивилась бы, если б узнала, что именно для этого он нацепил на себя все свои тяжеленные золотые украшения — все, до последнего колечка. Впрочем, она и так видела, как прошлой ночью слуги ставили его, будто палатку. Его битюг, самый большой, какой только нашелся в стойле, прядал ушами и, стиснув челюсти, флегматично переставлял натруженные ноги.

Вот позади остался поворот. Река здесь разделялась, огибая лесистый остров, потоки перемежались порогами и водопадами. Отец распрямился, глядя со своей высоты на что-то внизу, все еще скрытое от глаз его дочери.

— Моя баржа, — глухо сказал он. — Моя прекрасная лодка. — И пришпорил лошадь, переводя ее на рысь, направляясь к Горе Албан.

Рябина провела Торисена через меньшую из трех встроенных друг в друга дверей зала, через старые крепостные развалины по ту сторону. Редкие камни все еще скатывались с утеса после недавнего землетрясения. Торисену рассказывали, что подобные последствия могут продолжаться несколько дней, это если не думать (жуткая мысль) о том, что они лишь прелюдия к чему-то еще более худшему. Кто не знает о том, что резкие перемены, такие как предвестья, способны повернуть вспять саму Серебряную. Однако лорд заметил, что ни одна из наклонных плит древнего замка не рухнула. А посреди круга камней, готовясь к Кануну Лета, кто-то разложил маленький костерок.

На отроге у подножия холма, где стояла крепость, Торисен задержался, глядя вниз, на лощину. Солнце только что село в горах на западе и раскинуло по склонам пурпурные тени. Нить реки, трепещущая серебристыми отсветами заката — видно, этот блеск и дал ей ее имя, — тянулась между холмами. Калистины нигде пока не видно. Хорошо.

Как странно, что его когда-то так привлекала эта раззолоченная леди, и еще непонятнее, отчего он сейчас думает о ней с таким отвращением. Оба чувства необъяснимо сильны, а ведь он предпочитал ни к кому не относиться так: не годиться человеку попадать под власть эмоций. Торисен давно уже подозревал, что Калистина пытается вертеть им, используя при этом любые, даже самые чудовищные и неестественные, способы. Чары. Но вскоре их контракт, хвала предкам, истечет, хотя Каинрон и дал ясно понять, что сочтет отказ к возобновлению смертельным оскорблением. Ох как недвусмысленно, но тем важнее покончить наконец со всем этим и очиститься.

Лохмотья предвестий плыли вниз по Серебряной, мерцая красноватым светом заходящего солнца. Их безмолвный дрейф напомнил лорду о призраке Железной Шип, как он спускался и исчез… Куда? Вероятно, унесся на север, вместе с туманом. Возможно, туда же отправились и внутренности Горы Албан, проглотившие Джейм? Эх, вот бы так же ускользнуть туда, где никто не сможет до тебя дотянуться, как он уже пробовал в Южных Пустошах.

— Вон там, мой лорд, — нетерпеливо окликнула Рябина. — Около южной стены.

То «кое-что», которое она хотела ему показать, висело, запутавшись в кустах шиповника у подножия горы. Это был холщовый куль, длинный и тонкий, как свернутый ковер, но как-то тревожаще перевязанный. Он, должно быть, упал или был сброшен с высоты и долго летел, кувыркаясь, пока не был остановлен упругими ветвями, распоровшими его острыми колючками. По шипам из проколов сбегали струйки крови, влажная земля внизу мерцала лазурью мерно взмахивающих крыльев бабочек-хваталок.

Торисен понял, почему Рябина смотрит на него с таким беспокойством.

— Я нисколько не сомневаюсь, — сказал он, — что кто-нибудь когда-нибудь непременно засунет мою сестру в мешок и сбросит ее с самой высокой скалы, но на сей раз это не она.

Откуда он снова, как и в Готрегоре, знал, что Джейм все еще жива, он не мог бы (или не хотел?) признаться даже самому себе. И опять Торисен отмахнулся от незаданного вопроса, опасаясь получить нежелательный для себя ответ.

— Верховный Лорд! — раздался голос наверху.

Рядом тяжело спрыгнула на землю офицер кадетов, — с неба она упала, что ли?

— Капитан Айва, не так ли? — Торисен задрал голову. Эти голые стержни, которые он принял за стволы иссохших деревьев… — Эти штуки, что, что-то вроде лестницы?