Фаворит Его Высочества (СИ) - "Лиэлли". Страница 28

Я почувствовал, что завожусь еще больше от выражения его очаровательного лица, от хитрого, откровенно вожделеющего меня взгляда и от того, как он при этом облизывает свои пухлые губки.

Быстро взяв себя в руки, я вскинул бровь и усмехнулся.

— Ты в самом деле хочешь узнать, что я прячу? — хрипловато произнес я. — Вот прямо сейчас?

— Вот прямо сейчас. — Он улыбнулся мне откровенно приглашающей улыбкой и подполз совсем близко, вплотную. — Покажи мне, Филипп… — страстно шепнул Франц на ухо, обвивая руками шею.

Я вдохнул мягкий сладковато-цветочный аромат его тела, и у меня закружилась голова от желания. Я ощущал все волнительные изгибы юного тела Франца, его тонкие руки, обвившиеся вокруг моей шеи, и то, как он льнул ко мне, желая моих объятий, — опьяняло. Тем не менее я держал себя в руках. Его мотивы оставались для меня загадкой. Вчера за ужином Франц хотел меня, я это знал. И я хотел его. Он был таким сладким и податливым мальчиком… но я был уверен, что получить его так просто не смогу. Пока дождешься этой свадьбы, пока пройдет пышная церемония, пока наступит брачная ночь… Это еще при условии, что он не изменит пункт о нефиктивности брака, но я был уверен, что он его не тронет. И вот сейчас он сам пришел ко мне… Я не был настолько опьянен им, чтобы не понять, что он делает это не просто так. Ему ведь от меня что-то надо, и я знал, что был прав. Но решил подождать и пока дать нам обоим то, чего он и я так хотели.

— Только не говори мне, что пришел исключительно ради этого. — Изогнув бровь в усмешке, я опрокинул мальчишку на постель, прижав своим телом к кровати и упершись твердым членом ему в бедро через тонкую простыню.

Он часто, шумно задышал, обхватывая меня за шею.

— Ты горячий… — выдохнул он мне в губы. — И очень большой… мальчик.

— Франц, ты хоть понимаешь, что творишь? — хрипло шепнул я ему на ухо, задирая ночную рубашку и раздвигая в стороны изящные длинные ноги.

— Понимаю… — пробормотал он совершенно пьяным голосом, что сразу же убедило меня в обратном, и притянул меня к себе, целуя в шею. — Я… же… должен… узнать…

— На что подписываешься? — Я тихонько рассмеялся. — Само собой.

Я слегка отклонил голову, с удовольствием подставляя смуглую шею под жадные поцелуи, и почувствовал, как его губы впиваются в мою кожу, наверняка оставляя засос. Решив его немного поддразнить, я ласково мурлыкнул, плавно двинув бедрами, чтобы дать почувствовать… на что именно он подписывается.

— Но в любом случае у тебя всегда остаются два симпатичных маленьких щеночка, готовых исполнить любую прихоть золотого принца…

Он тихонько застонал, почувствовав это мое движение.

— Не… называй их так… — Тяжело, шумно дыша, он крепче обнял меня за шею, словно боялся, что я оттолкну его из-за того, что он спит с теми двумя близнецами.

Скользнув рукой по его бедру между ног, я провел пальцем по маленькой, истекающей смазкой дырочке. Он хотел меня. Его ноги сами собой шире раскрылись для меня, позволяя дотронуться до него и здесь.

— Ты тоже горячий мальчик… — бархатно промурлыкал я. — И мокрый… Такой чувствительный?

Глядя ему в глаза, я осторожно, медленно ввел один палец внутрь, проверяя, насколько юноша узок. Он беспомощно застонал, шире разводя ноги и запрокидывая голову, кусая свои губы…

— Фили-и-ипп… — протяжно выдохнул он мое имя на одном стоне.

Я понимал его. Это было безумие. Наше сладкое безумие, взрыв… Между нами полыхал пожар. И сопротивляться этому магнетическому притяжению было невозможно. Какие принципы, какая мораль, какая нравственность, когда хочешь так, что все тело болит, когда даже один его запах сводит с ума? Я не мог винить его за такое поведение, потому что сам вчера весь вечер едва сдерживал себя в руках. Франц, мой золотой мальчик, — мысленно я уже называл его своим, — был таким нежным, хрупким, ласковым, но в то же время острым на язык, неуловимым, озорным… Несмотря на всю обманчивую хрупкость и беспомощность, в нем чувствовался характер и стальной стержень. Я разглядел это в нем сразу, и именно это так очаровало и заинтриговало меня. В нем был не только французский шарм, но и испанская твердость характера. Словно сталь, обтянутая нежным шелком. Мягкий и уступчивый лишь с виду… Но умный и проницательный внутри.

Я любил таких юношей. Он понравился мне с первого взгляда. А как божественно от него пахло… Как красиво он смеялся, какие застенчивые и в то же время призывные взгляды бросал на меня, сам не осознавая, как притягателен в своей подкупающей невинности. Я решил, что он будет моим. Несмотря ни на что.

Почти нежно я прильнул губами к доверчиво подставленному горлу, вводя в моего мальчика еще два пальца и начиная неторопливо, медленно двигать ими в его мягком, очень нежном теле. А он тихонько стонал, стараясь сдерживаться, чтобы не слишком шуметь, ведь сейчас был яркий день, а потому окна в моей спальне были открыты…

Франц был маленьким, тесным, узким, влажным и очень горячим… Ощутив шелковую податливость его мышц только пальцами, я едва не застонал, представив себе, что будет, когда я войду в него сам. Мой сон с ошеломляющей быстротой воплощался в реальность…

Я вытащил из него пальцы и чуть шире развел в стороны его ноги. Прильнув губами к его губам, я, не церемонясь особо, вошел одним слитным, плавным толчком. Франц вцепился мне в плечи с протяжным стоном и жадно впился в мои губы в ответ. Я обхватил его одной рукой под поясницу, притягивая к себе, а другой рукой закинул его ноги себе на талию.

— Филипп… — горячо, лихорадочно прошептал он, прижимаясь ко мне всем телом и завороженно, пожалуй, даже восхищенно глядя в мои глаза. Это невероятно польстило моему самолюбию. Я сделал вывод, что его давно никто не брал так, как сейчас это сделал я. Властно, по-хозяйски, полноправно… И он отдавался мне с готовностью, подчиняясь каждому моему толчку и с такой же страстью встречая его. Я больше не старался быть нежным, чтобы не спугнуть его, потому что, похоже, ему нравилось мое поведение.

— М-м-м… — Я запустил пальцы в его волосы цвета меда, заставляя запрокинуть голову, и властно завладел его губами, глубоко проникая языком в мягкий, уступчивый рот в такт своим толчкам.

Он несдержанно и глухо застонал мне в рот, выгибаясь всем телом, до крови впиваясь пальцами в мои плечи и стараясь прижаться ко мне всем телом посильнее. Хрипло дыша ему в губы, я вбивал его в постель быстрыми и мощными толчками в жарком темпе, не в силах насытиться его податливым телом, его сладостью, его уступчивостью, его нежной показной покорностью. А он вторил мне своими стонами, жарко выгибаясь в моих руках в попытках насадиться на мою твердую плоть еще глубже, и я с трудом мог удержать его, сам упоенный нашим пьянящим танцем страсти.

Рывком натянув его на себя с последним толчком, я не выдержал и кончил с глухим тихим стоном. Он всхлипнул, выгнувшись в последний раз, и обмяк подо мной, а я ощутил, как его горячее семя оросило мой живот.

Перекатившись на бок, чтобы мальчику не было тяжело, я, все еще не выходя из него, прижался губами к влажной от пота шее, прижимая его к себе. Он тяжело и шумно дышал, обнимая мои скользкие плечи и жадно глотая воздух ртом.

— Ты в порядке? — пригладив его волосы, с легкой улыбкой спросил я. — Посмотри на меня…

Еще никто и никогда не отвечал мне такой страстью и ненасытностью, как и я сам, отдаваясь безоглядно, всецело и жарко… Я был покорен и восхищен.

Он с трудом приподнял отяжелевшие веки, глядя на меня затуманенными глазами. Я коснулся его губ своими и отстранился, неохотно выскальзывая из его восхитительного тела, из его гостеприимных объятий.

Он тихонько застонал при этом движении и снова закрыл глаза.

Поднявшись с кровати, я накинул на него простыню и отошел в соседнюю комнату, которая была чуть поменьше, соединенная с моей спальней огромной аркой. Приведя себя в порядок и умывшись, я вернулся к Францу.

— Если слуги тебя здесь увидят, будет скандал, — сказал я, нависая над ним.