Фаворит Его Высочества (СИ) - "Лиэлли". Страница 31

Чего я не ожидал, так это обвинений. Та же ярость медленно начала закипать в моих жилах. Стиснув зубы, я медленно повернул голову обратно.

— Неужели? — рыкнул я тихо. — И в чем же я тебя обманул?

Я цедил слова сквозь зубы, говорил едва слышно, стараясь держать себя в руках и сжимая край стола так крепко, что он жалобно скрипел.

— Ты обещал, что вернешься ко мне через неделю, черт тебя подери! — не хуже моего зарычал он. — Ты обещал! И мне плевать, что ты сидел в тюрьме! Ты должен был вернуться ко мне, Анри!

Мой единственный глаз изумленно расширился, но я быстро взял себя в руки. Вскочив на ноги, я навис над ним, наклоняясь вперед и упираясь в деревянную столешницу ладонями.

— Что же, ваше высочество, я искренне прошу прощения за то, что не имел возможности прийти к вам и сдержать свое обещание! — едва ли не прошипел я. — Сегодня я допустил оплошность, встретившись с вами. В дальнейшем это не повторится. Вы вообще меня не увидите.

Я резко выпрямился, нечаянно сбросив свою кружку с недопитым ромом со стола. Она опрокинулась, и темная жидкость, похожая на кровь, стекла на пол.

Изумрудные глаза Франца неверяще расширились. Минуту он безмолвно смотрел на меня сквозь слезы. А затем, всхлипнув, со всей силы толкнул меня в грудь и выбежал из таверны.

Обескураженный и ошеломленный, я смотрел на раскачивающуюся на петлях дверь после его поспешного ухода, теряясь в догадках относительно того, что же только что сейчас произошло…

Я не допускал и мысли о том, что Франц меня все еще любит. Я не получил от него ни одной весточки в тюрьме, в ответ на мои письма получал лишь холодное молчание. Это натолкнуло меня на мысли, что Францу все равно. Я был в отчаянии. Неужели я сделал слишком мало, чтобы хотя бы привязать его к себе немного? Я так любил… И мысль о том, что Франц не отвечал мне на самом деле взаимностью, убивала меня в тюрьме медленно, но верно.

Я знал, как рискованно отдавать свое сердце избалованному, высокомерному, ветреному мальчишке, у которого на уме одни лишь балы да кавалеры… Но я не мог иначе. Франц был такой… Франц. Один в своем роде. Самый желанный и самый любимый для меня. Никто на всем свете не мог сравниться с этим мальчиком. Озорной, игривый, солнечный, как ясный летний день, как ветерок, игравший в кронах деревьев, уникальный… Он был такой один.

Я увидел его однажды в далеком прошлом… и уже больше не смог выкинуть из своего сердца и мыслей. Мне было тогда всего двадцать лет.

Вернувшись с очередного задания, я влез, как обычно, в окно королевского кабинета, чтобы не рисковать и не встречаться ни с кем по пути сюда через длинные дворцовые переходы.

— А, Анри, — сказал Людовик, не поворачиваясь ко мне и не отрываясь от своих важных бумаг. Он сидел за столом и что-то читал. В одном халате поверх ночной сорочки — очевидно, вновь засиделся допоздна.

— Вы совсем не жалеете свои глаза, сир, — сказал я, садясь напротив короля в кресло; сняв свою маску, положил ее на стол.

— Пустяки, не беспокойся обо мне, — добродушно рассмеялся Людовик и наконец оторвался от своих бумаг. — Ты принес?

— Да, ваше величество. Разумеется. — Я нажал на одну из завитушек гарды своей шпаги, и навершие в виде львиной головы поднялось. Вытянув из рукояти свернутые в трубочку письма, я протянул их королю.

По губам Людовика скользнула довольная улыбка.

— Ты блестяще выполнил свою работу, как, впрочем, и всегда, — сказал он, удовлетворенно откидываясь в кресле. — Маркиза Мадлен теперь будет поймана с поличным, так как у меня есть весомые доказательства ее переписки с английским правительством… — Он хмыкнул. — Глупая гусыня думала, что я не узнаю, что она засланный агент.

— Вы оказались очень проницательны, ваше величество. — Я слегка склонил голову.

Неожиданно в коридоре послышался топот. Я соскользнул с кресла и метнулся к темным, вишневого цвета гардинам, совсем забыв о бархатной черной маске. Вскочив на подоконник, я спрятался за шторами и затих. Дверь в кабинет распахнулась настежь, и со звонким смехом в него ворвалось маленькое золотоволосое чудо, принеся с собой солнечные лучи и радость. Я был очарован его сияющей улыбкой и огромными глазами цвета молодой весенней травы. Даже показалось в тот момент, что мне улыбнулось само солнце…

— Дядя, ты снова засиделся допоздна! — надув хорошенькие пухлые губки, возмущенно произнес семилетний Франц. — Ты ведь обещал прийти ко мне и рассказать сказку!

— Ох, родной, прости. — Людовик огорченно поджал губы. По-видимому, он совсем забыл про данное племяннику обещание. — Я правда совсем засиделся с этими бумагами…

— Что это, дядя? — спросил Франц, беря в руки мою маску и с восхищением и любопытством разглядывая ее.

— Не трогай, пожалуйста, — попросил король. — Это для маскарада, который будет в честь твоего дня рождения.

— Ты наденешь? — Зеленые глаза возбужденно засверкали. — Я хочу на это посмотреть!

— Непременно, а теперь пойдем, душа моя. — Отобрав мою маску у мальчика, Людовик положил ее в кресло.

Он торопливо сгреб со стола все пергаменты, включая принесенные мною письма, и убрал их в ящик, заперев на ключ, а ключик повесил себе на шею, на золотую цепочку.

Схватив это солнечное чудо на руки, он направился к двери. Огляделся и, словно ни к кому не обращаясь, произнес:

— Я закрываю кабинет. — И вышел вместе с Француа. Я еще слышал, как он говорит ему: — Ну что, малыш, пойдем к тебе? Я расскажу сказку про Золушку, хочешь?

Ключ в скважине провернулся несколько раз. Солнце исчезло, оставив после себя отголосок искрящегося смеха, воспоминания о яркой и сочной зелени изумрудных глаз и звонком, певучем голоске…

Я буквально сполз с подоконника, ошеломленный этой встречей с маленьким племянником короля. Я понял отчетливо и ясно в тот момент, что мгновенно и бесповоротно влюбился. Как говорят англичане, буквально упал в любовь к солнцу Франции.

Я очнулся от воспоминаний десятилетней давности и встряхнул головой. Черт подери… Дверь все еще раскачивалась на петлях. Я увидел, как Филипп кинулся вслед за Францем на улицу, а я все еще стоял, не в силах сбросить с себя оковы прошлого. Он снова ушел. Я должен был отпустить его. Все в прошлом. Меня и Франца ничего, кроме этого треклятого прошлого, не связывало. Я должен дать ему уйти…

Но он разбередил своим появлением все то, что было надежно спрятано в моей душе. Я не в силах был отпустить его просто так. Я должен был узнать, зачем он приходил ко мне.

Франц, проклятье, забери тебя морской дьявол, но я не в силах тебя разлюбить…

========== Глава VII ==========

Анри.

Я вышел следом за Филиппом на улицу, слыша его крики.

— Франц! Остановись! — Он ускорил шаг, чтобы нагнать Франца, который бежал, сам не зная куда.

— Не подходи! — Франц обернулся к Филиппу. — Не приближайтесь ко мне! Как же я устал от вас всех, черт бы вас побрал! — Он развернулся и хотел было уйти, но испанец догнал его и обхватил сзади вместе с руками, не давая двинуться.

— Франц, перестань! — рявкнул Филипп. — Что ты творишь? Поехали домой.

— Я не хочу! — Мальчик забился в его руках, пытаясь вырваться. — Не хочу туда возвращаться!

Кажется, у него началась истерика.

— Ты должен, — мягко увещевал Филипп, продолжая прижимать к себе. — Успокойся. В таком состоянии ты себе только навредишь!

— Я не хочу… Я никому ничего… не должен! — всхлипнул Франц, бессильно обмякнув в руках Филиппа. — Почему ко мне все относятся, как к вещи!

— Филипп, — окликнул я испанца, приближаясь к ним. — Оставь нас.

Филипп посмотрел на меня внимательно, словно колеблясь, и нехотя отстранился от Франца.

Я протянул к нему руку, а юноша шарахнулся в сторону.

— Не трогайте меня, — процедил он. — Я для всех вас просто вещь. Красивая и дорогая вещь.