Девять (СИ) - Сенников Андрей. Страница 17

— Сибирский треугольник! — восклицает вихрастый.

— Что?

— Какой еще треугольник?

— Вот-вот, Лахтин, — говорит Доцент, перекрикивая недоуменные возгласы, — Я всегда подозревал, что гипотезы в своих работах вы черпаете из бульварной прессы…

— Сергей Павлович, объясните же… — просит Оксана.

— Да, ребята, есть у меня такой грех — не жалую я всякий антинаучный бред вроде сайентологии, уфологии, магии, баек о крысах величиной с поросенка, плодящихся в заброшенных шахтах и питающихся младенцами. Близкие знакомые знают о моем неприятии и давно не заговаривают в моем присутствии на подобные темы. Но в данном конкретном случае вышел у меня явный прокол…

Доцент разводит руками.

— Ректор меня и просветил. С шуточками, да подначками… Оказывается «Ызыл-Кара'н Даг» или, действительно, «Долина Теней» — некая аномальная зона по аналогии с Пермским треугольником. Территория с небывалой энергетикой, как теперь модно выражаться, опасно воздействующей на человека. Там невозможна фото- и видеосъемка. Случается там разное, небывалое. Люди, попадающие туда, теряют ориентацию, испытывают странные ощущения и так далее. Желающие могут почерпнуть полный пакет этой, с позволения сказать, полезной информации на сайте сочмаровских любителей «иного», вот Лахтин вас адресует. Регулярно на этом форуме публикуются отчеты разных экстремальщиков о путешествиях в Долину Теней и обратно с леденящими душу подробностями, на любой вкус…

— Так как же… мистификация? А карты? А записи Апухтина? Что случилось с экспедицией Краско?

— Нет, ребята, загадка Долины Теней, безусловно, существует. Думаю, что и Краско, и Апухтин столкнулись с ней напрямую, и эти столкновения закончились трагически для многих. Для кого-то сразу, для кого-то — много позже. Уверен, что имеются и документы, подтверждающие это. Необычность этого места, как и его опасность несомненна…

— Откуда вы знаете?

— Год спустя, на чьем-то дне рождения, я вновь услышал о Ызыл-Кара'н Даге. Ученая братия непоседлива и любит путешествовать. Среди моих знакомых много людей серьезно увлекающихся туризмом. Один из них, имени его называть не буду — вполне возможно, что вы его знаете, — вел группу по обычному маршруту невысокого класса сложности. Маршрут был проложен довольно далеко от Долины, но некоторые юные умы были слишком взбудоражены близостью столь великой загадки. Двое достаточно опытных подростков лет пятнадцати тайно покинули туристический лагерь, оставив объясняющую их намерения записку. Мой знакомый утром пустился их догонять, оставив основную группу на попечение напарницы. Он надеялся перехватить ребят, но опоздал. Одного, сильно израненного, нашел в Каранаково у какой-то старушки, видимо, после того как тот вышел из Долины Тени. Насколько я помню рассказ, старушка оказалась бывшей фельдшерицей и выхаживала парня, как могла, а вот его товарищ пропал навсегда…

— Что там случилось?

— Я тоже спросил об этом. Разве найденный парнишка ничего не рассказал? Они проникли в Долину? Что произошло? Что стало с выжившим? На что знакомый ответил: «Он стал растением»…

— Что это значит?

— Не уточнял. Расспрашивать «как, да что» у человека, которому вся эта история стоила полутора лет тюрьмы, мне как-то не хотелось. К своему рассказу он добавил только одно: «Нельзя исследовать радиацию с каменным топором». Думаю, он хотел сказать, что праздное любопытство, не должно быть причиной посещения подобных мест. Теперь он наверняка солидарен с теми, кто много лет не допускал распространения информации о Долине…

— А вы? — спрашивает Оксана.

Доцент молчит долго, словно не собирается отвечать, но Лёха все же слышит:

— Я не хотел бы стать «растением»…

— Вставай!

Леха вздрогнул от очередного пинка в бок и замычал, проговаривая в ускользающем сне последние слова Доцента. Разлепил веки, осоловело таращась окрест. Солнце висело над деревьями низко, еще яркое, но уже подернутое тонкой багровой пленкой надвигающихся сумерек. Длинные тени лежали поперек поляны от края до края, и ветер шевелил их неровные, размытые очертания. Дикой энергично и зло копошился рядом, перетряхивая рюкзак. Леха смотрел на его спину с дергающимися лопатками. В затуманенное сивухой сознание с трудом просачивались мысли о том, кто они, что здесь делают и что им еще надо сделать. Леха тяжко вздохнул…

— Не стони, не стони, бля, — сказал Дикой, — Расстонался он тут, сука…

Сам же проспал и выступает, подумал Леха, поднимаясь. Его качнуло, поляна под ногами слегка поплыла, в голове загудело. Губы пересохли сразу же, захотелось пить, но он благоразумно промолчал.

— Чё стал враскоряку? Бери байду, — Дикой ткнул штангой в аккумулятор, повернулся и зашагал к просеке.

Лёхе пришлось поторопиться. Он семенил за Беней, подбрасывая аккумулятор на ходу, в напрасной надежде перехватить непослушную штуковину удобнее. Сразу выступил пот. Везде, где только можно, кажется, даже там, где и пор не было. Они резво ссыпались на дно просеки, сбивая сухую глину со склона, и Дикой, недолго раздумывая, повернул направо. Леха, имеющий лишь смутное представление о той стороне, откуда они пришли, не сразу обратил внимание на то, в какую, собственно, сторону они идут теперь. Дикой взвинчивал темп. Сколько мы проспали, думал Леха, и мысль эта прыгала в голове, как жаба. Сейчас, видимо, часа четыре или даже пять. Вот они прикорнули!.. Ни хрена себе! Обратно идти часа два, до раскопа и до лагеря еще минут пятнадцать. А банку самогонки, ну, ту, которая неполная была, они выжрали! Это ж, по сколько на нос пришлось, это ж… грамм по триста пятьдесят будет… Неудивительно, что так болтает, — поспали-то всего чуть. Голова кругами ходит, и ноги заплетаются, на старые-то дрожжи…

А куда мы собственно так бежим?!! И вообще — куда?!!

Просека становилась странной: дорожное полотно суживалось, деревья выползали на ржавые склоны, нависая над дорогой, чьи колеи становились уже. Вот возник травянистый гребень посредине, а склоны все понижались и муравели ползучими травками. Вроде, от деревни не так было все?.. Кажется… Черт! Да не уж-то он в это Каранаково прет?!! Куда к черту!? Сомлеем, угорим… Нет же там ни хрена! Ноги собьем только!

— Слышь, Вениамин, погоди, — Леха сбил-таки дыхание и пыхтел с натугой, — Да стой ты, черт!

Дикой остановился.

— Ну?..

Ему тоже не особенно ровно дышалось, и пота на костистом лице было не меньше, вот только маленькие глазки блестели с прежним задором.

— Мы… это… куда?..

— Туда, — кивнул Дикой, — в Каранаково…

Ему было наплевать на Лехины переживания, страдания, немощь, что тому пятьдесят и на то, сколько еще тот будет таскать болванку аккумулятора. В свете стоящих перед ними задач, в текущем, так сказать моменте, все это не имело значения. Пусть хоть на карачках ползет и зубами, зубами…

Аккумулятор упал в траву с глухим стуком. Дикой непроизвольно дернулся — подхватить: банка же треснет, а Доцент потом с говном съест за своего ржавого «жигуля»…

— Сам неси, понял! — сказал Леха.

— Чего?..

— Хер в очо! Вот чего!

Верхняя губа задралась, обнажив ряд мелких, почти коричневых зубов. Леха втянул голову в плечи, трясущиеся пальцы сжались в крохотные, по сравнению с «дыньками» Дикого, кулаки. «Гнус» сопел, как закипающий чайник и смотрел исподлобья. Ишь, крысеныш, ощерился, подумал Дикой без особого удивления. Вспышка Лёхи его не смутила и уж тем более не испугала — еще чего! Обломаем… Дикой слегка подбросил в руке штангу магнитометра и коротко, без замаха ткнул Лёху в живот. Положил штангу на землю, снял с шеи ремень, поставил прибор рядом и, шаркая сапогами, подошел к корчившемуся на земле Лёхе. Присел на корточки, пошарил в Лёхином кармане, выудил папиросу и закурил.

— Ты за базаром-то следи, — сказал Дикой, пуская дым в страдальчески искаженное лицо. Сказал без злобы, вроде, как пояснил. — А потом, самогон, значит, выкушал и все?! Поимел удовольствие за обчественный счет и под кустик, полежать? Молодец!..