Высокое напряжение (ЛП) - Монинг Карен Мари. Страница 39
— О… моя прекрасная… прекрасная маленькая девочка.
Игла пронзила её кожу, яд попал в её вену.
Она умирала уродливо, корчась в судорогах, блюя кровью.
Умирала лицом в луже кровавой рвоты на старом, потрескавшемся столе, в своём собственном дерьме на дешёвом стуле.
Я долгое время сидела на столе перед тем, как встала и избавилась от тел.
Глава 19
Леди в красном[34]
Я надела кровавое платье.
Не на самом деле окровавленное. Хотя на краткое мгновение я об этом подумывала.
Шазам всю вторую половину дня не отвечал ни на одно из моих бесконечных заманиваний, иначе я спросила бы его совета, понимая, что 50 на 50 — либо я получу гениальный ответ, либо безумно эмоциональный. Практически тот же спектр ответов, который я получала от самой себя.
Отвернувшись от зеркала, я попыталась ещё раз.
— Шазам, я тебя вижу, Йи-йи. Пожалуйста, спустись, где бы ты ни был. Я беспокоюсь о тебе, — сказала я воздуху. — Ты самая важная вещь в мире для меня. Ты моё всё. Если тебя что-то беспокоит, мы можем исправить это вместе. Если ты хочешь пару, видит Бог, мы пойдём прочёсывать миры и найдём её для тебя. Пожалуйста, пожалуйста, просто дай мне знать, что ты в порядке?
Ничего. Ни лишённой тела улыбки, ни шипения, ни рычания, ни слабого рокочущего заверения, что он все ещё живёт и дышит. Та же грёбаная тишина, которую я получала весь остаток дня.
— Так, это нечестно, — сказала я, сжимая руки в кулаки на талии и сердито глядя вверх. — Как бы ты себя чувствовал, если бы не мог меня найти и ужасно волновался? Как бы ты себя чувствовал, если бы ты жаждал ласк и расчёсывания, а я отказывалась тебе отвечать или уделить тебе даже крошечную капельку внимания? Если бы твоя шкура болела от нехватки любви и поцелуев? Если бы я просто совершенно забросила тебя и позволила твоему сердцу все это время разбиваться, пока ты не почувствуешь, будто можешь просто поблекнуть и…
— ЛАД-НО! — мой Адский Кот взрывом появился из воздуха надо мной и приземлился на пол гардеробной мягкими лапами, распушив шерсть, выгнув спину, шипя. — Я здесь! Понятно?
Я опустилась на колени и протянула руки.
— Шаз, детка, что происходит? Что не так? Почему ты меня избегаешь?
Он шлёпнулся на ляжки и распластал лапы по косматому животу.
— Я просто привыкаю к этому! — прорычал он.
— Привыкаешь к чему? — озадаченно спросила я.
— Ты меня покидаешь! Снова одного. Ты сделаешь это. Все уходят!
Я нахмурилась. Откуда взялся этот страх? Что я сделала, чтобы заставить его думать, будто я могу его оставить? Со дня нашей встречи ему всегда нравились большие куски времени наедине, и хоть он иногда склонен к ярким, почти параноидальным эмоциям, он никогда не озвучивал такой тревоги. Напротив, он, казалось, становился более уверенным и счастливым с нашим домом и отношениями. До этого недавнего инцидента с манулами.
— Ты же знаешь, что это не так. Ты и я, мы семья, Шаз. Семья — это навсегда.
— Не-а, — воинственно сказал он, и покатились слезы. — На этой планете, — он шмыгнул носом, — семья едва ли длится долго. Они умирают или уходят к кому-то другому.
— Семьи других людей — возможно. Не мы. Мы другие, и ты это знаешь. Я когда-нибудь давала тебе хоть одну причину сомневаться в моей любви к тебе? В моей вечной преданности?
Он прохныкал:
— Но это НЕ вечно! Ты не вечна. А я вечен!
Я моргнула. Я никогда не думала об этом в таком отношении. Вот почему он стал одержим идеей найти пару? Потому что он начал готовиться ко дню, когда меня может не стать?
Даже я не могла видеть этот день. Я никогда не думаю о смерти. Я слишком занята жизнью.
— Вот в чем все дело? Ты начал думать, что однажды я умру и…
— ПРЕКРАТИ! — он прижал мохнатые лапы к ушам. — Я тебя не слышу, я тебя не слышу, ла-ла-ла-ла, — монотонно запел он, заглушая меня.
Я потянулась к нему, притягивая его лапы-в-ковёр-стоически-упирающуюся тушку в свои руки, и обняла его крепко и сильно, пытаясь решить, как к этому подойти.
Вообще-то, пытаясь уложить это в собственном мозгу.
Я смертна. Он нет. Вот и все.
Это ударило по мне как кирпичом в лицо. Я никогда не проецировала будущее на эту тему, так сильно укоренилась в настоящем, что стала близорукой в плане будущего.
Адских Котов можно убить — хотя я понятия не имела, что для этого требовалось, и не могла себе представить — но если исключить смертоносное насилие, Шазам будет жить вечно.
Я смертна, а он нет.
Как и Риодан.
Или Мак.
Или Бэрронс.
Никто из моей команды не смертен.
Все они будут жить вечно, а я умру — учитывая интенсивность и скорость, с которой я проживала свою жизнь — вероятно, задолго до старости.
Подростком я говорила, что не хочу прожить достаточно долго, чтобы сделаться старой, морщинистой и разваливающейся на части, но внезапно передо мной предстали два ужасных образа: я прожила достаточно долго, чтобы сделаться старой, морщинистой и разваливающейся на части, тусуюсь со своими нестареющими бессмертными друзьями, которые вечно будут двигаться к эпичным приключениям и спасать мир; и я умираю завтра, оставляя Шазама одного.
Он будет потерян без меня. Он слетит с катушек. Кто ещё о нем позаботится? Кто сумеет с ним справиться? Кто будет любить его так, как я? Кто поймёт его подвижные как ртуть настроения, его поглощающие депрессии, его взрывную натуру, его калейдоскоп эмоций?
Танцор с его хрупким сердцем отказался от Эликсира Жизни Королевы Фейри, который исцелил бы его несовершенный орган и даровал бы ему бессмертие за конечную цену его души. Он однажды умер, когда ему было восемь лет, увидел что-то, поверил во что-то, и не желал жертвовать своей бессмертной душой.
Существование моей бессмертной души, с моей точки зрения, находилось под вопросом. Более того, если я утрачу душу, я адаптируюсь. Я всегда так делаю. Адаптация — моя специальность. Я практически изобрела само слово.
Я убрала лапы Шазама от его ушей, игнорируя взрыв хныканья и шипения.
— Шаззи, — твёрдо сказала я. — Я не умру. Я обещаю.
Он прорычал сквозь икающие рыдания:
— Не можешь давать такое обещание!
— Ты же знаешь Мак, верно?
— Думает, что я жирный, и ненавидит Адских Котов, — выплюнул он.
— Неправда. Она даст мне эликсир бессмертия. Я попрошу её об этом, — а если по какой-то немыслимой причине она не даст или не сможет дать, всегда есть Риодан. Или Лор, или кого из Девятки мне придётся уговорить, запугать или продолжать убивать, пока они не сделают со мной то, что сделали с Дэйгисом. — Я не умру, — сурово повторила я.
Он съёжился на моих коленях и взглянул вверх полными слез фиолетовыми глазами, шмыгнув носом:
— Обещаешь?
— Обещаю. Я не оставлю тебя одного. Никогда. Обещаю на мизинчике.
— Обещание на мизинчиках — это все, — потрясённо сказал он, смаргивая слезы.
Я хорошо его научила.
— Так и есть. И сейчас я клянусь на мизинчике. Покажи-ка мне один из этих очаровательных пальчиков.
Он поднял лапу и растопырил толстые, бархатистые пальцы с черными подушечками. Я согнула мизинчик правой руки вокруг одного из его пальчиков…
— Не этой. Другой, — нетерпеливо сказал он.
— Она чёрная. Она взрывает людей.
— Не меня.
— Почему это?
— Я — это я, — самодовольно сказал он. — Лучше, умнее, больше.
О да, мы стоили друг друга, эго к эго, эмоция к эмоции. Боже, я любила этого маленького зверька! Рассмеявшись, я подцепила пальцем его пальчик и сказала:
— Шазам О'Мэлли, этим я торжественно клянусь, что буду любить тебя всю вечность.
— Затем ещё девять миллионов дней? — потребовал он.
Улыбнувшись, я закончила клятву, которой мы обменялись давным-давно, в Зеркалах.
— Ага. Потому что даже во всей вечности будет недостаточно времени, чтобы тебя любить.