Никогда не отпущу тебя (ЛП) - Регнери Кэти. Страница 62
Разумеется, пунктов в списке будет ещё больше, но и эти уже довольно трудно выполнять.
«Хотя, самое сложное — это не смотреть друг на друга», — думал Холден, заставляя себя не поднимать взгляд.
Гри перемешивала в огромном котле кукурузные початки, а затем перекладывала их в большую бочку, заполненную принесенным с улицы снегом и льдом.
Холден должен был вынимать оттуда охлажденные початки и лущилкой для кукурузы срезать с них зерна, чтобы потом раскладывать кукурузу по консервным банкам. Когда у него набиралось достаточно зерен, он добавлял в них щепотку соли и закатывал в банки, оставляя сверху сантиметра два незаполненного пространства.
Когда у него набиралось шесть банок, Хозяин помещал их в автоклав, расположенный с другой стороны амбара (прим. Автоклав - аппарат для нагрева под давлением выше атмосферного). Именно туда он сейчас и ушел. Именно поэтому Гриз рискнула заговорить.
— Н-н-нет, — сказал он, вскинув глаза, и стал тревожно поглядывать, не возвращается ли Хозяин, расстегивая на ходу пряжку ремня, чтобы исполосовать им спины. — И тебе не стоит.
— Это выше моих сил, — вздохнула она, подняв щипцы и по очереди перекладывая обваренные початки кукурузы.
Сегодня утром она уже дважды обожглась, и, если это случится снова, он больше не выдержит.
— С-с-сосредоточься на том, что д-делаешь.
Холден отмерил чайную ложку соли для следующей порции. Он зачерпнул пригоршню кукурузных зерен и засыпал их в банку. Закатывая их одну за другой, он старался не насыпать слишком много, иначе Хозяин швырнет банку об стену и прикажет Холдену все переделывать. Он нервно скользнул взглядом по стене, где на видавших виды досках плотной серой коркой застыло октябрьское яблочное пюре. От воспоминаний об этом у него застучало в висках.
Гри вернулась к бурлящему котлу, звеня закрепленной у нее на щиколотке цепью. На мгновение это напомнило Холдену звон рождественских колокольчиков, и он подумал, что, должно быть, уже совсем скоро Рождество. Не то, чтобы в это Рождество кто-нибудь по нему тосковал. Бабушка умерла еще в прошлом году. Он бросил быстрый взгляд на Гри и подумал, что если бы ему пришлось выбирать, с кем провести Рождество, он бы с удовольствием провел его с ней, где бы они ни находились.
— С-с-скоро Рождество. Н-н-не думай о с-смерти. Думай о Р-рождестве, — не поднимая глаз, прошептал он.
— Рождество, — с тоской пробормотала она. — У меня никогда не было такого Рождества, какое показывают по телевизору.
Холден поднял глаза, но Хозяин все еще был с той стороны амбара, вне поля зрения.
— Это волшебно. Однажды, когда я стану п-п-папой, у м-моих детей будет с-самое лучшее в мире Р-рождество. У тебя тоже, Гриз.
— Ты будешь хорошим папой, Холден. Самым лучшим.
«Самым лучшим, — подумал он, зачерпнув очередную пригоршню зерен. — Что бы ни случилось, я буду самым лучшим».
— Да, Г-гриз. Я тебе обещаю.
***
Сначала Холдену показалось, что стук — это продолжение его сна о том, как в ту первую холодную зиму они консервировали кукурузу в амбаре у Калеба. Он вздрогнул и, пока его сознание пыталось отделить сон от реальности, сильнее прижал к себе Гризельду. Консервы = сон. Охотничий домик = реальность. Гри боится умереть = сон. Гри в его объятьях = реальность.
Стук не прекращался.
Стук = реальность.
Холден заморгал, щуря в темноте глаза, и сообразил, что за окнами раннее утро. Рассвет, в лучшем случае часа четыре или, может, пять. И да, кто-то стучал во входную дверь дома. Как по тревоге, он вскочил с кровати, схватил с пола джинсы и, надев их, наспех застегнул пуговицу с молнией, затем поднял с пола футболку и одним резким движением натянул ее через голову. А что, если гребаный Джона каким-то образом выяснил, где они?
Убедившись в том, что Гризельда мирно спит, и твердо решив от всего ее оберегать, он бесшумно прикрыл дверь и босиком прошел через общую комнату. Кто бы это ни был, лучше ему не доставлять неприятностей, потому что Холден ко всему готов. Остановившись у входной двери, он хрустнул костяшками пальцев.
— Кто там? — прорычал он. Его голос звучал тихо и угрожающе.
— Сет? Это ты?
Его плечи расслабились. Это был Клинтон.
Холден отпер замок и распахнул дверь.
— Ты меня так до сердечного приступа доведешь.
— Извини, — произнес Клинтон, стоя на крыльце и протягивая Холдену стаканчик горячего кофе «Данкин Донатс». — Я понимаю, что еще рано.
— Рано? Да еще ночь.
— Не, — сказал Клинтон, сделав шаг назад. — Уже почти пять. Мне к семи на работу, поэтому я подумал, что поймаю тебя пораньше, а потом поеду обратно.
— Что случилось? — спросил Холден. — Твой отец в порядке?
— С отцом все хорошо. Твоя, э-э, твоя подруга проснулась?
Холден покачал головой, открыв стаканчик с кофе.
— Она спит.
— Выйди сюда, посиди со мной немного, — Клинтон опустился в кресло-качалку, в котором Гри всегда писала свои сказки.
— Конечно, — Холден прикрыл за собой дверь, размышляя, что такого важного могло произойти, чтобы ради встречи с ним Клинтон выехал из Чарльзтауна в четыре часа утра. — Тебя кто-то беспокоит?
— Ничего подобного.
Холден сел, закинув ноги на перила. Было свежо, над цветочной поляной стоял предрассветный туман. На секунду он подумал о том, чтобы разбудить Гри, потому что это было похоже на декорации к ее сказкам.
Он повернулся к Клинтону.
— Так что?
Клинтон сделал большой глоток кофе, затем наклонился вперед, уперевшись руками в бедра.
— Сет, тебе нужно вернуться.
Холден ощетинился на то, что его назвали Сетом, но друга поправлять не стал.
— Что, твой отец сдал дом?
Поморщившись, Клинтон покачал головой, затем снова отпил кофе.
— Не знаю, как и… Черт возьми, Сет. Джемма беременна.
Ему стало нечем дышать. Уставившись на мрачное лицо Клинтона, он прижал руку к бешено колотящемуся сердцу.
— Ч-что?
— Она пыталась с тобой связаться. Но говорит, ты ее игноришь, не отвечаешь на ее сообщения. Её постоянно тошнило. В конце концов, она не выдержала и рассказала мне, почему.
— Это враньё, — сказал Холден, чувствуя, что у него кружится голова. Он прикрыл глаза, пытаясь привести мысли в порядок. — М-мы предохранялись.
— Она упоминала об этом. Сказала, что, возможно, пару ночей вы были не совсем осторожны, поскольку оба выпили лишнего. Возможно, средства защиты оказались… бракованными.
— Это н-не мой ребенок.
Клинтон сжал челюсти, его глаза вспыхнули.
— У нее, конечно, есть недостатки, но она не шлюха. И не лгунья. Джемма не сказала бы этого, если бы это не было правдой.
Холден опустил с перил ноги и, поставив кофе на пол рядом с креслом, взъерошил руками волосы. Джемма беременна? Его ребенком? Он закрыл глаза, слушая, как отдаются у него в голове гулкие удары сердца.
— К-какой у неё…
— Какой у неё срок? — пожал плечами Клинтон. — Она говорит, уже двенадцать недель. Просто несколько дней тому назад она пошла к врачу, потому что ее постоянно тошнило. Думала, может, у нее желудочный грипп. Оказалось, что она залетела. Твоим ребенком.
Его ребенком. Его ребенком. Он невольно почувствовал, как при этой мысли все у него в груди сжалось от чего-то мучительного и потрясающего. Он станет отцом.
Холден вздрогнул.
Только отцом ребенка Джеммы. А не Гризельды.
— Господи, — прохрипел Холден, взглянув на входную дверь, потом опять на Клинтона.
— Старик, ты должен вернуться домой и позаботиться о ней.
— Чёрта с два.
— Это твой ребёнок, — выдавил из себя Клинтон, стакан с кофе замер в воздухе на полпути к его рту.
— И я о нём позабочусь. Он мой, я хочу его, и я буду рядом с ним. Я имею в виду, с ним… или с ней, — он помедлил. — Но Джемма — взрослая женщина, и…
— Да пошел ты, Сет, — Клинтон поставил стакан с кофе на пол и встал, сжав перила ладонями. — Она мать твоего грёбаного ребёнка. Ты ей нужен. Тебе нужно вернуться домой. Вчера вечером она была в «Мешке и утке»…