Лунная радуга. Этажи (Повести) - Авдеенко Юрий Николаевич. Страница 31

А взял почти новую. Об этом как-то узнали. Потребовали, чтобы Стас предъявил форму. Тогда он сделал с ней такое, что на складе ее оценили, как утиль. И он принес мне и футболку, и трусы, и бутсы обратно. Но я сказал:

— Не нужно.

— Да брось ты, — убеждал Стас. — Какая разница?

Но разница была. Хотя я тогда и не смог ее объяснить Стасу.

Многие учителя, и девчонки, и мальчишки считали Стаса хитрым, пройдошистым парнем. И удивлялись, как я с ним дружу.

Но он мне нравился. А еще больше нравилась мне его родная сестра Алла. Стас был старше Аллы на один год. Но они почему-то пошли вместе в школу. И все мы учились в одном классе.

Четыре года, которые я провел на флоте, многое изменили. Видимо, этот период, с восемнадцати до двадцати двух лет, надо рассматривать как период становления взрослого человека. Видимо, в сорок лет можно, расставшись с другом, вернуться через четыре года и увидеть, что ничего не изменилось, ну, может быть, морщин чуточку прибавилось. А в восемнадцать лет так не бывает…

Теперь Стас работал директором большого мебельного магазина. У него была однокомнатная кооперативная квартира и автомобиль «Волга». И квартиру и машину, как говорил Стас, ему купил отец, который уже давно не жил с их матерью и трудился где-то на Севере, в системе Дальстроя.

Я не заметил, чтобы Стас сильно изменился внешне. Правда, стрижка теперь у него была «ежиком», тогда как раньше он носил длинные, как у монаха, волосы, зачесанные назад. Когда ему случалось нагнуться, волосы спадали, закрывали и рот, и нос, и все лицо до самого подбородка.

Но вот манера держаться у него стала другая. Если раньше при всех своих недостатках (у кого их нет?) Стас все-таки был рубаха-парень, то сейчас как-никак со мной разговаривал начальник. Друг, но чей-то начальник.

— Мне думается, — говорил Стас, — свою гражданскую деятельность тебе следует начинать в приемной райжилотдела. Получение квартиры или там комнаты дело хлопотливое и времяемкое. Куй железо, пока горячо…

С квартирой получилось вот что. Когда я уходил служить, мать оставалась жить в старом доме на Маломосковской. Два года спустя она умерла. Заколоченная комната все это время числилась за мной. Но девять месяцев назад старый дом сломали. Всех жильцов переселили в новые квартиры. Теперь, демобилизовавшись, я имел право на получение жилой площади.

— И не вздумай объяснять, что ты живешь у брата. Никакого брата у тебя нет. И ночуешь ты, демобилизованный старшина второй статьи Максим Ткач, на железнодорожном вокзале…

Я робко возразил. Вернее, усомнился в необходимости подобного спектакля.

— Здесь тебе не корабль. Здесь я получше твоего лоцмана Шипки разбираюсь…

— Боцмана.

— Лоцмана, боцмана — это уже детали.

На другой день состоялся такой разговор:

— Ты был у Аллы… Она мне говорила. Честно, я никогда не верил в то, что у вас что-нибудь получится. Ты слабый человек. И она слабый. Не верю, что двое слабых могут составить силу. Я искренен, как на исповеди. Она моя любимая сестра. Но самое святое для меня — объективность. И я скажу тебе… Алла красивая особа. Но на таких не женятся. Не делай большие глаза. Хоть ты и старшина, но наивный мальчик. Да, есть такая категория красивых и в общем-то порядочных девушек, на которых не женятся. А если женятся, то бросают… Тут уж ничего не поделаешь. Ее величество природа! Выпьем за природу!

Потом еще разговор:

— У тебя же есть гражданская одежда… Мне казалось, что твое прощание с робой будет менее трогательным.

— Она еще пахнет морем.

— За четыре года оно могло бы осточертеть.

— Ты видел его с берега. А я с палубы.

— Да, Макс, зря ты бросил писать стихи.

— Она тебе и об этом сказала?

— Очень трудно все таить в себе.

— Почему они разошлись? Он был старше ее?

— На восемь лет. В пределах нормы. Ему не нравилось, что она летает стюардессой.

— Были основания?

— Их всегда можно придумать. Она вылила на него тарелку с супом.

— Да… В семье все должно быть иначе.

— Ты видел семью с берега. А она с палубы.

…И еще разговор:

— У меня в магазине не хватает грузчиков, Максим. Приходи завтра к девяти, если хочешь подхалтурить на карманные расходы.

— Подхалтурить? Как это расшифровать?

— Слушай и запоминай. Заработок до ста рублей — халтура. До трехсот — работа. Выше — творчество. А я, Макс, в душе художник. Хоть и в творческом союзе не состою…

Через неделю я пришел к выводу, что, видимо, не квартира, не учеба, не работа, а взаимоотношения с другом станут для меня в ближайшее время «проблемой номер один».

Я понял на флоте, что такое дружба. И мне не хотелось терять Стаса.

Глава третья

ПРИКЛЮЧЕНИЯ АНДРЕЯ ЧИВИКОВА

Об Андрее Чивикове я рассказываю подробно только потому, что совершенно неожиданно и для Стаса и тем более для меня он сыграет роль в разрешении моей «проблемы номер один». Ничего не придумав и не приукрасив, я излагаю события так, как мне поведал их сам Андрей.

В июле месяце он приехал в Москву из Армавира с мечтой стать атомным физиком. Папа его — важный человек, постоянно занятый на службе. Мама вообще никогда не работала. И сам Андрюшка дома не заколотил гвоздя в доску.

Он приехал в Москву. Завалился на математике, в которой, по словам мамы, «был так силен». Домой возвращаться постеснялся. Зашпилил аттестат зрелости булавкой, сдал чемодан в камеру хранения и решил начать самостоятельную жизнь. Настоящую.

Нужно идти работать. Токарем, слесарем, чернорабочим. Будущему атомному физику это тоже не вредно. Мосгорсправка пестрела объявлениями о найме рабочей силы. Однако без московской прописки не брали даже учеником. Деньги кончились. Из общежития двоечников выселяли тотчас же, как только поступали сведения из приемной комиссии. Ночевать пришлось на вокзале.

В тот день Андрей с утра патрулировал около МГУ в надежде перехватить небольшую сумму у своих вчерашних знакомых абитуриентов, которым посчастливилось получить студенческие билеты. Нужно было совсем немного денег. Выкупить чемодан из камеры хранения. Содержимое оного Андрей решил снести в скупочный магазин. Но не зря говорят, что если не везет, то во всем сразу. Ребята на радостях поиздержались и сами сидели на мели. Сомневаться в искренности их слов было бессмысленно.

Андрей пришел на Курский вокзал. Может, кому потребуется поднести вещи. Но вид у Андрея был столь подозрительный, что даже самые немощные пассажиры предпочитали потеть под тяжестью чемоданов, нежели воспользоваться его услугами.

Андрей улыбнулся девушке. Она стояла под расписанием поездов дальнего следования. Девушка заметила его улыбку, усмехнулась краешком губ и повернула голову.

Андрей побродил еще немного между узлами и чемоданами, но, чувствуя на себе настороженные взгляды, подошел к ближайшему милиционеру. И сказал:

— Товарищ старшина, у меня нет ни копейки денег… Я второй день ничего не ел… Посоветуйте, что мне делать?

Сам удивился, как он мог сказать такое без тени смущения. Это все равно, что побираться. А может, нет…

Озадаченный старшина рассматривал Андрея с ног до головы и, чтобы собраться с мыслями, потребовал документы.

Андрей достал паспорт.

Теперь все стало на свои места. Старшина действовал по инструкции:

— Фамилия?

— Чивиков Андрей Петрович.

— Правильно. Год рождения — 1945… Где проживаешь?

— Армавир.

— Правильно. Почему не едешь домой?

— Денег нет… Поступал в университет…

Милиционер вздохнул:

— Значит, денег нет?

— Нет, — ответил Андрей.

— Деньги, брат, зарабатывать надо…

Мимо прошла девушка. Та, что стояла у расписания поездов дальнего следования. Девушка опять посмотрела на Андрея.

— Ладно, — протянул старшина. — Пойдем к нам в дежурку, начальству доложим… Выход из любого положения сыскать можно.

Они пришли в дежурку. В накуренной комнате сидел милиционер в чине младшего сержанта. Не имело смысла подозревать в нем начальство.