Созвездие Волка. На Сумеречной Стороне. Часть 2 - Тавор Миа. Страница 11

— Ну, она у нас это… — Слова давались ему с трудом, и он переступил с ноги на ногу. — В общем, непростые времена были. Но доктор сказал, что все уже позади, и Совету… — он икнул.

На короткий момент его взгляд с надеждой скользнул к женщине в розовом, но она его упорно не замечала. Он сник и вернулся к Рафаэлю.

— Я вот что хочу сказать. — Он извлек из кармана грязный платок и промокнул блестевший лоб. — Вашим там нужно понять, что ничего такого она не хотела…

Похоже, он решил, что Рафаэль поймал меня, чтобы прочитать нотации по поводу случившегося. Я покосилась на него. И хотя что-то подсказывало мне, что это не так, от своего дяди я меньше всего ожидала поддержки.

Но Рафаэль слушал его с непроницаемым видом.

— Вы ж гляньте на нее… Она ребенок еще совсем, — продолжил он, не замечая, что его присутствием тяготятся. — Не ведает еще, что творит. Да, и я виноват… Оставил это, — он многозначительно понизил голос и, выпучив глаза, сунул платок в карман. — На виду, считай. А надо было проявить ответственность… Так что тут моя вина скорее… Вы уж проявите там у вас милосердие…

В его голосе вдруг появились странные, заискивающие нотки, в которые было тяжело поверить. Мой дядя, который умел рыкнуть так, что тряслись стены, вдруг ссутулился, сжался и смотрел на Рафаэля глазами загнанного зверя. И сейчас это не имело ничего общего с женщиной в розовом.

— Не поздновато ли, Виктор, пытаться заключить сделку с собственной совестью? — вдруг цинично заметил ему Рафаэль, не прекращая поглаживать печать.

Дядя вздрогнул. Я могла поклясться, что в его мутных глазах промелькнул страх.

— Я… — Его голос вышел неожиданно тонким.

Под тяжелым взглядом Рафаэля он заерзал. И, выпустив меня из своей медвежьей хватки, попытался расслабить галстук; несколько прядей на его висках мгновенно взмокли.

— Я только… — он хрипло кашлянул и попытался неловко прочистить горло.

— Ничего, Виктор. Когда-нибудь мы все за это ответим, — Черные глаза Рафаэля пристально смотрели на него. — И что-то мне подсказывает, что наш Судный день уже не за горами.

С багрового лба моего дяди ручьем лил пот — за эту минуту он заметно протрезвел. Утерев мокрое лицо ладонью, он сжался и затравленно заозирался по сторонам в поисках своей жены. Но та, повернувшись к нему спиной, не отводила взгляда от Джулии с Майком.

— А что касается этой юной леди… кхм, вашей племянницы, можете не волноваться. У меня нет никакого намерения причинить ей вред. Даже наоборот.

Глаза Главы недобро сузились.

— А сейчас. Если вы позволите…

Он недвусмысленно кивнул в сторону. Как кивнули бы собачонке, из милосердия бросив ей кость.

— Я… да… конечно… — Выйдя из ступора, дядя неуклюже попятился назад. Затем развернулся и быстро исчез в толпе.

Я растерянно смотрела ему вслед, силясь понять, что это только что было.

Слегка нахмурившись, Рафаэль следил за моим лицом, задумчиво перебирая в руке сигару. Его общества искали, и никто в зале не мог понять, почему от тратит свое время на такую, как я. Но никто не смел открыто покоситься на Главу Совета, только ледяной взгляд Джулии иногда устремлялся в нашу сторону.

— Кажется, Джулия не слишком довольна, что вы со мной разговариваете, — заметила я, отворачиваясь, потому что она снова обратилась к Майку с благосклонной улыбкой. И он отвечал ей совсем не так, как другим: в отличие от остальных, к ней он был чуток и внимателен.

У меня это почему-то вызывало раздражение.

— Кажется, я могу сказать то же самое про вас и ее собеседника, — проронил Рафаэль, вставляя незажженную сигару в зубы. — Так что в чем-то мы с ней квиты.

От его замечания я вспыхнула.

Но Рафаэля это ничуть не смутило.

— Доктор держал меня в курсе вашего состояния, — промолвил он, смакуя свою сигару. Его лицо неожиданно разгладилось, словно все досадные помехи были устранены и он мог наконец приступить к делу. — Я очень рад, что каникулы в его доме пошли вам на пользу.

Мне показалось, что я уловила лукавую искорку.

— Спасибо, — пробормотала я, снова выглядывая в толпе Мэгги. Но бесполезно.

Неподалеку от нас Стефани Аттвуд с тигриной грацией потягивала игристое шампанское. Заняв удобную позицию для наблюдения, она не выпускала нас из радиуса своего орлиного взора.

— Хм, — он сделал призрачную затяжку. — Я имел честь наблюдать сегодня за вами, когда вы стояли вон там…

Он указал на место у стены, где мы с Майком слушали речь Совета. Странно, но тогда я этого не заметила.

— Вы… — Он пожевал сигару и вынул ее изо рта, рассматривая в руке. — Очень хорошо смотритесь вместе. Просто идеально, — добавил он, поднимая на меня затягивающие, словно магнит, глаза.

Мне понадобилась ровно секунда, чтобы полный смысл его слов дошел до меня.

"Это благословение", — вдруг загремели в голове слова Джин. "Этот подарок не принадлежит только мне…"

Истинная цель этой встречи посреди зала вдруг стала мне ясна. Звон голосов и великолепие окружающих нас блистательных фигур вдруг перестали существовать. Меня бросило в жар. Неужели он предполагал, что мы?..

Рафаэль смотрел на меня без улыбки, и в его тяжелом взоре я видела подтверждение своей ужасной догадке.

— Но… — От неожиданности у меня перехватило горло. — Майк — мой брат.

Восклицание прозвучало слишком громко, и несколько стоявших неподалеку людей, казалось, только этого и ждали и заинтригованно повернули шеи.

— Двоюродный, — заметил он, любезно кивая в их сторону и делая жест вернуться к своим делам.

— Какая разница? Это ничего не меняет.

В голове возник наш поцелуй — совсем не скромный для брата и сестры, — и я стыдливо потупилась, боясь, что он каким-то образом разглядит это на моем лице. Почему-то когда дело касалось Рафаэля, все тайны и секреты переставали существовать — словно он мог проникнуть так глубоко в чужие мысли, как никто другой, даже наделенный их силой.

Ноздри его широкого носа заметно вздрогнули, когда он шумно втянул воздух.

— О, родственные узы. — Рафаэль презрительно поморщился и вновь дотронулся до своего кольца. — Необходимый элемент, привнесенный обществом, чтобы расставить удобные для него рамки. Принято-не-принято, прилично-неприлично, оговаривается законом, традицией, религией или каким угодно богом… — ухмыльнувшись, он приподнял бровь. — Я могу перечислять бесконечно. Но думаю, вы, юная леди, достаточно умны, чтобы понять, что я хочу сказать. — Он поводил у меня перед носом указательным пальцем.

Я была настолько ошеломлена, что не ответила.

— Все это выдумки обычных людей, не имеющие к нам, нашему роду, никакого отношения. Мы не верим в их богов и не принимаем их законов. Их цепи, которые они сами на себя накладывают, не действуют на нас. Наоборот, они служат нам. Ибо нет ничего удобнее дергать за протянутые тебе нити.

Он довольно выдохнул воображаемый дым.

— Нет, я так не могу… — прошептала я, отодвигаясь от него.

Рафаэль поджал губы, и его тяжелые веки недовольно дрогнули.

— Позволь мне кое-что разъяснить тебе, дитя. — Он наклонился ближе. — И в этот раз я буду делать то, что, поверь мне, делаю крайне редко: я буду говорить с тобой откровенно. Ибо я уже стар, и, как бы я ни старался этого избежать, время работает против меня. — Его пальцы с хрустом сжались перед моим лицом, и от этого жеста внутри что-то дрогнуло.

В нашу сторону уже открыто глазели. Но на этот раз Рафаэль не обратил на них внимания.

Когда он снова заговорил, его голос звучал резко, а стальная интонация заранее отметала все возможные возражения:

— Наш великий род уникален. Но, увы, нас слишком мало, поэтому мы не можем позволить себе такую роскошь, как глупые рамки того общества, в котором, к несчастью, ты провела столько лет. Брачные связи между двоюродными братьями и сестрами никогда не были у нас в запрете…

Я слушала его, чувствуя, как холодок, появившийся ранее, перерастает в безотчетный ужас.