Торгующая наслаждением (ЛП) - Бил Эшли. Страница 29

Ненавижу то, что ее история заставляет мои слезы катиться по лицу. Но Эмили тоже плачет. Мы обе сидим и какое-то время проливаем слезы, уставившись друг на друга.

Впервые за многие годы я рассказываю о том, что случилось, чувствуя, что Эмили сохранит мою историю в тайне, а не будет сплетничать о ней с кем-то, особенно с Эверетом.

– В ночь перед моим восьмым днем рождения я услышала, как родители спорили о чем-то. Я зашла на кухню, чтобы проверить, все ли в порядке, но все, что могу вспомнить – это как отец хлопнул дверью холодильника и с пивом в руках пронесся в гостиную. Моя мама сидела за кухонным столом, держа в руках толстый конверт, и плакала. Я спросила, все ли в порядке, и она посмотрела такими же зелеными, как у меня глазами, в мою сторону, отчаянно стараясь улыбнуться в ответ. Мама кивнула головой и сказала, что это лишь глупая ссора, которую переживают каждые родители, а потом велела мне чистить зубы и ложиться спать. На следующее утро должен был быть мой день рождения. Я была так взволнована по этому поводу, да еще и друзья из двух других городов собирались приехать. Я попросила в подарок водную горку и велосипед. Я знала, что последний мне точно подарят, так как в тот день заглянула в гараж и увидела его, частично прикрытый покрывалом, – я улыбнулась воспоминаниям.

– Он был фиолетово-черный с небольшой корзиной. Такой я обвела в кружок в газете объявлений месяц назад. И я удивилась, что, несмотря на все их разговоры о том, как опасны велосипеды, они все же купили мне его. Всю ночь из-за волнения я не могла уснуть. Помню, как взглянула на часы, показывающее время после полуночи. Официально настало мое восьмилетие. Одна только эта мысль взбудоражила меня еще больше, поэтому я вылезла из кровати. Лунного света было достаточно, чтобы осветить комнату. Я схватила несколько Барби и начала тихо играть. А затем услышала мамин крик. Такой, от которого кровь стынет в жилах. Я тут же застыла на месте и стала внимательно слушать. Казалось, словно она умоляла отца остановиться, но я не очень хорошо поняла. Затем послышался громкий хлопающий звук. Спустя пару секунд послышался и второй, а затем... тишина.

Эта часть всегда была для меня самой трудной. И чтобы продолжить, мне приходится собраться с мыслями на секунду. Смотрю вниз на свой суп и бездумно помешиваю его вилкой. Мне нужно задержать свое внимание на чем-то другом помимо боли:

– Через несколько минут я отправилась посмотреть, что это был за звук. Потребовалось некоторое время, чтобы понять, что произошло. Мама лежала на кровати, в руках держа нашу совместную фотографию двухгодичной давности. А отец лежал рядом с ножкой кровати, распластавшись на полу. У обоих огнестрельные ранения, покрытая кровью одежда, оба совершенно спокойные и бездыханные.

Слышу вздох Эмили, который напоминает мне о том, что я не переживаю все это заново, а лишь пересказываю кому-то, кто не является адвокатом. Я останавливаюсь на этом, не в состоянии сказать ничего больше. Я и так поделилась многим. Возможно, даже слишком многим. Смотрю на Эмили. По нашим лицам текут слезы.

– Пожалуйста, пусть это останется между нами. Пожалуйста. Не хочу, чтобы Эверет узнал.

– Почему? – шепчет девушка еле слышно.

– Он будет осуждать меня. А потом и моего отца. Я не знаю ответов, мне известно лишь то, что он не был таким человеком. Он любил мою маму, любил меня. И... мне все еще больно.

Эмили соскакивает с табурета, чтобы крепко обнять меня, пока я рыдаю. Я никогда не делилась этим даже с Хиллари и сейчас почти ненавижу себя за то, что рассказала сестре Эверета. Но как бы то ни было, даже пожалев, что я рассказала ей, мне становится намного комфортнее, чем за все эти десять лет, стоило только ей обнять меня. Так что я позволяю нам побыть в этом положении некоторое время. Пока она не отпускает меня, а в груди снова не начинает разливаться это ощущение пустоты.

– Полиция так и не выяснила, почему все это произошло? – спрашивает она, снова залезая на табурет.

Из меня вырывается горький смех:

– Конечно, потому что им, якобы, есть до этого дело. Нет, они лишь отправили меня к тете, которая спустя неделю решила, что не в состоянии справиться с постоянно плачущим, скорбящим ребенком, а затем отослали в приемную семью. Я пыталась сказать детективу, что они были жестокими, но он лишь пожимал своими плечами и говорил, что если бы я вела себя достойно, то они бы не были такими. И я пыталась, но их гнет не заканчивался. Некоторые семьи были нормальными, другие – нет, но с этого момента я поняла, что нельзя доверять копам. Они никогда не хотели помочь мне или докопаться до причины смерти моих родителей. Я ненавижу полицию. Думаю, что они... эгоистичные напыщенные придурки.

– Ох,– вырывается из нее.

Она выглядит почти обиженной. А я возвращаюсь в тот момент, когда сказала Эверету, что не доверяю копам, и вспоминаю выражение его лица после этих слов, и складываю два и два. С громким вздохом я прикладываю ладони ко рту.

– Ваш отец был копом, да? О, Господи, прости, – я отнимаю руки от лица и в отчаянии начинаю качать головой. – Тогда все понятно. Неудивительно, что Эверет так расстроился, когда я сказала, что не доверяю полиции. Не в обиду ему, я вовсе не считаю, что все они плохие. Просто у меня был не лучший опыт с ними, вот и все.

Эмили начинает улыбаться, но я вижу, что ее улыбка фальшива.

– Все в порядке. Без обид, честно. Тот опыт с полицейскими, что был у тебя, просто ужасен. Но ты права, не все они плохие.

Она кусает свою губу и снова спрыгивает с табуретки:

– Наверное, мне следует вернуться к Эверету. Уверена, он уже приступил к еде и задается вопросом, где я. Когда дело касается меня, он становится немного опекающим.

– Знаешь, тебе повезло, что у тебя есть кто-то, кто о тебе заботится.

Она усмехается и кладет руку мне на бедро, заглядывая в глаза:

– Если бы ты впустила его, то он бы оказывал ту же заботу по отношению к тебе. Ты думаешь, что твоя жизнь паршива, но все то, что случилось, сделало тебя тем, кто ты сейчас, и, по-честному, я думаю, что ты настоящая молодец. Ты сильная и уверенная, и очевидно, рвала жопу, чтобы заработать на такую квартиру самостоятельно. Но если ты закрываешься от Эверета лишь потому, что думаешь, что таким способом защищаешь вас обоих, то ты все делаешь неправильно. Попробуйте! Худшее, что может произойти – это то, что у вас ничего не получится. Но по-настоящему паршиво, если вы даже не попытаетесь.

С этими словами все мои причины не быть с ним буквально вылетают в окно. С минуту я сижу и обдумываю все то, что она сказала. На ум не приходит ни одной причины, почему бы не попытаться, помимо работы. Возможно, история моей жизни не так уж и плоха. Ведь прошлое на то и прошлое. Но то, чем я сейчас занимаюсь... я не хочу, чтобы он об этом узнал.

У большинства моих клиентов есть роман на стороне, но они все же продолжают любить своих вторых половинок. Возможно, и я смогу. Возможно.

– Подожди! – окликаю я ее. Эмили останавливается, закрывая за собой дверь, и смотрит на меня с нескрываемым любопытством. – Сначала я возьму футболку, а потом приду поиграть с вами в карты.

Ее улыбка растягивается от уха до уха. Она знает, что подловила меня.

Глава 12

Эверет

Шагая туда-сюда, я поглядываю на часы. Эмили нет уже пятнадцать минут. Почему так долго? Она пошла спросить Бренну, не хочет ли та присоединиться к нам за ужином, а не допрашивать ее. Я должен был догадаться, что это плохая идея. Должен был знать, что моя неугомонная сестрица присядет и задаст Бренне тридцать вопросов, в лучшем случае напугав ее.

Я даю ей ровно пять минут, чтобы прийти обратно, а иначе сам поднимусь забрать Эмили. А затем потребую, чтобы она перестала вмешиваться в мою жизнь. Ведь понятно, что Бренна не хочет никаких отношений со мной. Если бы хотела, то придумала бы лучшую отмазку, чтобы не приходить. А не фуфло, вроде «мне надо сменить наполнитель в кошачьем туалете».