Альма (СИ) - Бермешев Тимофей Владимирович. Страница 147
Старичок закашлялся и натужно улыбнулся собственному каламбуру. Развороченная из «Баррета» грудь оставляла ему не так много времени. Нужно было использовать его с умом. Ольга же все смотрела на окружавшие дом фигуры и никак не могла поверить в реальность происходящего.
— Милая, черпай круг, — отвлек ее от размышлений муж, — у нас мало времени.
— Нельзя, — покачала она головой, — мы уже не молоды, нас на такое не хватит. Это чистая гибель.
— Да, — невозмутимо кивнул он, — но это лучше, чем то, что нас ждет дальше.
— Может быть мы все же сумеем…, - робко продолжила она.
— Нет, — отрезал он, — ты не сталкивалась с ними в бою и не знаешь, что это такое. Не видела, что они могут сотворить с обычными живыми людьми.
— Ты никогда мне об этом не рассказывал…
— И не расскажу, — теперь старый разведчик выглядел на свой полный возраст, — есть вещи о которых лучше не знать. Ставь круг! Столько сколько ты сможешь выжать, используя все наши ресурсы.
— Все?!
— Это приказ, сержант!
— Километр, — всхлипнув, старушка прижалась к нему и крепко обняла, — я не хочу терять тебя.
— Я тоже, — фронтовик ласково погладил ее по шелковым, совсем еще не старческим волосам, — я тоже… Запускай…
Кивнув, она вытерла слезы, и сев в позу лотоса шепнула, прежде чем отключиться уже навсегда:
— Я люблю тебя…
— Я тоже, милая, я тоже… — прошептал старик, внимательно следя за приближающимися убийцами. Километр… Отлично. Достанет даже снайперов укрывшихся в лесу. Как хорошо, что рядом нет соседей.
Рывок. Резкий рывок, как будто из него выдернули саму душу, совпал с резкой и полной потерей энергии. Еще несколько секунд его глаза бессмысленно смотрели в пространство, запоминая краски и до последнего следя за противником, а затем потухли уже навсегда.
Земля вздохнула. Чудовищно мощная волна, искажая пространство и заставляя останавливаться сердца, хлынула во все стороны, распространяясь по округе. Фигуры в черных плащах, не дошедшие буквально несколько метров до домика падали как подкошенные, рассыпаясь прахом. Мгновенно умерли все птицы, звери и насекомые, попавшие в зону удара. Черные листья сыпались с деревьев, опадая на разом пожухшую траву, и обнажая две фигуры с винтовками, безжизненно свисающими с веток. В красивом маленьком домике на полу, лежали две неподвижные фигуры, улыбаясь миру своей последней улыбкой…
Непроглядная темнота леса, постепенно сменялась предрассветными сумерками. Лес оживал, шептал что-то и одновременно с этим слегка замирал, прислушиваясь к себе. Редкие шорохи, скрип ветвей и шелест листвы… Ночь уходила, с неохотой уступая свои права.
Иваныч, сидевший на завалинке небольшой лесной сторожки, смолил очередную папиросу. Он любил это время. Время, когда таинственные шорохи ночного леса сменялись редкой тишиной, а уханье филинов — щебетом птиц. Жизнь как бы на время замирала, чтобы снова возродиться с рассветом.
Папироса медленно тлела в руках, отвечая своей искоркой света поднимавшемуся над верхушками деревьев зареву. Воздух был необычайно чист и свеж. Такой бывает только здесь, в исконной обители тайги, куда не долетают техногенные запахи заводов и машин. Размеренный вдох полной грудью, и едва тлеющая сигарета разгорается вновь.
Где-то слева хрустнула ветка. Затем еще раз и еще, сминаясь под тяжелыми шагами. Так может ходить только человек. Это зверь всегда останавливается, чтобы принюхаться к следам и внимательно осмотреться. Его шаги прерывисты, легки, и зачастую бесшумны. Монотонная, размеренная поступь — явный признак приближения двуногого.
Старик сделал еще одну затяжку и, приподняв стоящее рядом ружье, положил его себе на колени, как бы невзначай направив в сторону источника звука. Он не боялся. Годы уже не те, да и не нужен он никому по большому счету. Но привычка есть привычка. Лес не терпит небрежности.
Звуки шагов становились все ближе и ближе, пока кусты на краю поляны не раздвинулись, и из них не показалась девочка. Обычный ребенок лет тринадцати-четырнадцати, вот только… весь, с головы до ног залитый кровью. На плечах, легонько придерживая рукой, она держала тело здоровенного мужика, из которого, судя по ранам, и натекла вся это кровь. Тяжело ступая, она сделала еще пару шагов и, сбросив с себя ношу, устало выдохнула. С неожиданно громким каменным стуком упавшее тело перевернулось на спину, обнажая огромную, с кулак размером дыру в груди и полное отсутствие головы.
— Здравствуй, дедушка, — убрав потные волосы с лица, сказала девочка, — помощь твоя нужна.
Изо рта старика медленно сползала на траву недокуренная сигарета.
Андрей сидел на стуле в комнатке отдыха и ел бутерброд, глядя какой-то новый ужастик по телевизору. Звякнула кружка с чаем. Есть всухомятку — верный признак будущей язвы. Вон, как раз у предыдущего «пациента» она и была. Медик ухмыльнулся, очередной страшной роже на экране и взял с тарелки еще один бутерброд, на этот раз с колбасой. Эх, еще пара ячеек и можно будет отдохнуть. Главврач, чтоб ему на Фиджи не кашлялось, заставлял работать сверхурочную по важным делам, щедро снимая пенку с заинтересованных лиц. Какие-то крохи перепадали и им, простым работникам медицинского звена, но в основном в качестве бонусов и внеочередных отгулов. Именно поэтому Андрей и сидел здесь сейчас. Пара свободных дней ему была нужна как воздух. Хоть и не хотелось ехать к Лене, знакомиться с ее родителями, но придется. Девушку он любил. Те же, приехали из какой-то заграничной командировки всего на три дня и теперь просто жаждали, увидеть избранника своей дочери. Ну, как же, единственный ребенок в семье. Тьфу ты блин.
Родители у нее были весьма обеспеченными людьми, а таких, он не переносил на дух. Пришлось как-то повертеться в подобном обществе, где тривиальная чашка кофе стоит как его половина зарплаты — до сих пор передергивает. На тебя там смотрят как на пьяного сантехника, попавшего на королевский прием, где все настолько ах-ах утонченные, что аж даже в туалет никогда не ходят. Атмосфера фальши и высокомерия настолько пропитывала окружающих, что долго в ней находиться неподготовленному человеку было тяжело. Но ему повезло. Тот единственный вечер прошел не зря. Ведь именно там он встретил Лену, девушку, выделявшуюся из всей этой «золотой» никчемности, как благородная сталь выделяется среде ржавого железа. Девушку, не разучившуюся радоваться мелочам, искренне любить и изменившую его жизнь навсегда.
Вздохнув, он поднялся со стула и, бросив последний взгляд на экран телевизора, где какая-то глупая баба, заглядывая в темный подвал, спрашивала есть ли там кто-нибудь, отправился в зал. Пора было приниматься за работу.
Достав из «камеры хранения» очередного бедолагу, он разложил его на столе и начал осмотр. Так, что там интересного? Мужик. Судя по виду, а также по запаху, когда его привезли, явный бомж, но еще не старый. Лет, эдак, сорок, судя по коже, рукам и лицу. Видимых повреждений нет. Лицо и губы имеют слегка синеватый оттенок, как и ногти на пальцах. Следы удушения? Нет. Ногти грязные, но без следов крови. Очередной сердечный приступ? Возможно.
Андрей подкатил тележку с инструментами и полистал отчеты, обнаруживших мужчину коллег. Задумчиво хмыкнул и, взяв скальпель, подошел к телу. Показалось, или его лицо за это время слегка порозовело? Приподняв веко и проверив трупное окоченение, врач убедился в обратном, но все-таки не поленился на всякий случай еще раз послушать сердце и проверить наличие пульса. Всякое в жизни бывает… Лучше перебдеть лишний раз. Да нет, все как обычно — то есть никак. Надо бы поменьше ужастиков смотреть, особенно на работе. Понятное дело, что нервы крепкие, но ну его на фиг.
Нет, но лицо! Вот только же было синюшным, а теперь нет. Или все-таки глюки?
Мотнув головой, он снова взялся за инструмент и начал делать первый надрез. Рука мертвеца молнией метнулась к нему, перехватив скальпель у самой груди. Андрей резко дернулся и вскрикнул, но рука трупа крепко держала его за запястье не желая отпускать. Сам же мертвец медленно открыл плотно сжатые веки, вглядываясь в до смерти перепуганного доктора, мрачным взглядом полопавшихся сосудов глаз. Вот тут уже парню стало резко не хватать воздуха и, судорожно вздохнув, он, наверное, впервые в жизни упал в обморок…