Альма (СИ) - Бермешев Тимофей Владимирович. Страница 77
Мне оставалось только пожать плечами и согласиться. За последние месяцы наша скорость восприятия существенно возросла, и теперь на прочтение книжного разворота у меня уходило не больше двух — трех секунд. Не знаю, чем был вызван этот эффект. То ли постоянным приемом настоек, то ли постоянными тренировками, заставляющими проглатывать кучу информации, но факт оставался фактом: редкая книга могла продержаться против нас с Антоном больше двадцати минут.
После нашей встречи с тезкой, тренировки у Владимира вышли на новый, совсем неожиданный уровень. В один совсем не прекрасный день, он, довольно улыбаясь, сообщил нам о том, что с сегодняшнего дня добавятся еще и бои на мечах. На кой ляд нам сдались мечи в век скоростного стрелкового вооружения и высокоточных ракет он толком не пояснил. Сказал только, что это очень хорошо развивает наше тело, внося последние штрихи в незаконченную им композицию. Да и вообще умение довольно полезное, так что нечего морду кривить, пока усиленная тренировка не прилетела. Таким образом, бунт был задавлен в зародыше и мы были вынуждены смириться с такой непростой судьбой.
Надо сказать, только здесь, на этой базе я в полной мере понял фразу о том, что человек привыкает ко всему. Казалось бы, что может быть больнее каждодневного получения травм, переломов и увечий различной степени тяжести. А ими заканчивался практически каждый поединок с мастером, за редким, очень редким исключением. Но к моему удивлению привыкнуть удалось даже к этому. Уже на третью неделю занятий я выходил в бой без противной дрожи в коленях, в панике ожидая, что вот сейчас уже совсем скоро меня ожидает новая вспышка боли или потеря сознания. Не было, впрочем, и чувства обреченности. Наоборот, проснулась жажда победы и дикое желание достать-таки хоть разок этого гада, чтобы он тоже смог почувствовать тоже, что и мы, выходя каждый день на заведомо проигранный поединок. Наверное, именно поэтому мастер и ввел групповые тренировки, когда мы нападали на него уже не по одному, а вместе, постепенно снижая количество своих противников, исходя из роста их мастерства. В любом случае это помогло нам хоть немного почувствовать вкус близкой победы и, сцепив зубы, усиленно заниматься, стремясь догнать его уровень. Ни о какой депрессии теперь уже не могло быть и речи. Дождавшись подобной реакции у всех воспитанников, Владимир одобрительно кивнул, и попросил Алису научить нас контролировать боль разумом.
Что тут началось! Не находя слов от избытка чувств ребята, а дело происходило как раз на тренировке, молча засучили рукава и перешли в атаку. Завалили мы его не сразу, но все равно уложились почти в рекордное для нас время — двадцать секунд, при этом потеряв всего двоих. Не помогло даже ускорение. Над неудачно подставившимся Альфиром, сейчас заботливо квохтал наседка-Илья. Антон же, сцепив зубы, регенерировал сам, лежа на полу и все пытался достать последней уцелевшей ногой до мастера, валяющегося неподалеку. Превратившись в один большой синяк, с заплывшими глазами и сломанным носом, вбитыми внутрь ребрами и вывернутыми под непонятными углами руками, он дико хохотал, уставившись в потолок и не спеша регенерировать.
Только потом, уже лежа в своей кровати на втором этаже, я запоздало подумал, почему хитрожопый учитель не стал приводить себя в порядок сразу. Ведь в бою на это нужно время. Пусть и не много, всего пара секунд, но кто ж ему их даст? Поэтому вздумай он такое осуществить, то так легко бы уже не отделался, продлив свое избиение на порядок. А так ведь у нас люди сочувственные. Видят, что человеку уже и так хватило и отходят. Русский народ. Нет в нас ни западной циничности, ни восточного желания помучить врага. Всегда нас отличало и спасало сострадание. Даже в Германии, куда вошли наши солдаты, зачастую потерявшие все и дома и родных и смысл жизни, не было тех зверств, что творили у нас фашисты. Даже в таких страшных условиях, и после всего того, что пришлось перенести, русский солдат всегда оставался человеком.
Посреди ночи ко мне в комнату, неожиданно, приперся мастер. В дупель пьяный и еле стоящий на ногах, он плюхнулся ко мне на кровать, откуда я уже успел соскочить, готовясь к возможной обороне, и продемонстрировав литровую бутылку водки в руках, предложил выпить. Моя челюсть со стуком упала на пол, не спеша возвращаться на место. На всякий случай я посмотрел его ауру, и удостоверившись, что передо мной находится действительно сам Владимир, а не кто-то в его личине (нет, ну а мало ли), окончательно выпал в осадок. И это тот самый мрачный человек, который до упора гонял нас на тренировках, приучал к дисциплине и не давал никаких поблажек на счет спиртного?!
Только сейчас я заметил стоящих в коридоре своих товарищей, жестами отчаянно пытающих мне сказать, чтобы я соглашался на все и ни с чем не спорил. Это они, в каком смысле?
Мастер тем временем, совершенно не обращая внимания на группу поддержки, видимо уже разбуженную его посещением до меня. Сбиваясь и извиняясь через раз, что-то рассказывал и снова предлагал выпить мировую.
В конце — концов, в моей комнате собрались уже все, сидя на полу и слушая сбивчивый рассказ учителя. Отвертеться от выпить с ним так и не удалось.
— Вы думаете, мне нравится вас истязать? — качал головой он, не смотря на сильное опьянение, держа голову прямо и грамотно строя фразы, — Нравится причинять боль раз за разом? Да вы знаете, какого это, когда одним ударом ломается сустав?
— Теперь знаем, — буркнул Антон.
— Во! И я знаю. А должен это делать! Должен, понимаете? Как иначе вам объяснить каково это? Вы должны были понять и принять боль, не только для того чтобы ее не бояться. Но и для того, чтобы знать какого это, причинять ее другим. А я… не люблю я все это… Противно… Как палачом себя чувствую. Был у меня друг раньше… Еще до войны… Палачи поганые… Ненавижу… Не такой я…
Смутное бормотание становилось все тише и тише, пока мастер не откинулся на подушку и не захрапел.
Некоторое время мы с выпученными глазами переглядывались, а потом, аккуратно подняв его тело, перенесли к нему в комнату, положив на кровать и заботливо укрыв одеялом. Заснуть я смог далеко не сразу…
Наутро занятия проходили как обычно. Владимир был невозмутим и по-прежнему не давал никаких поблажек, изредка комментируя наши ошибки ехидными замечаниями. Мы же тихонько молчали, решив не напоминать лишний раз о ночном происшествии, хотя, быть может, он его просто не помнил.
Во всех этих заботах праздники прошли как-то тихо и совсем не заметно. Нет, погуляли мы конечно знатно, но в узком, практически семейном кругу.
Отмечать решили на первой базе, искренне посчитав, что летний пейзаж леших немного не подходит под привычные рамки торжества. Нет, у нас, конечно, в стране есть извращенцы, для которых в этот день пальма и лазурный берег лучше, чем елочка и куча снега за окном, но мы не из таких. Поэтому в целях конспирации прикрытия, а также для своего собственного удовольствия, нами во дворе была наряжена огромная елка. А также капитально обвешаны ярко искрящимися гирляндами огоньков все крыши домов и окна.
Под Новый год, на роль деда Мороза был единогласно утвержден доктор Артемьев. С солидным брюшком и добрым взглядом, облаченный в красный кафтан и накладную белую бороду он смотрелся очень органично. Важно зайдя в гостиную за час до курантов, он с кряхтением уселся во главе стола и, опираясь на огромный мешок с подарками, кивнул на одиноко стоящую табуретку по соседству с богато украшенной искусственной елкой. Рубить настоящую, чтобы поставить ее у каминной полки не дал Духобор.
Как оказалось, хитрый дедок и впрямь приготовил всем памятные и даже ценные подарки, но наотрез отказался их вручать, пока каждый из желающих не прочтет ему стишок, встав на табуреточку. А что? Хороший ход. Одним махом убивает целых три зайца: всех поздравить и поржать от души, подняв заодно настроение и всем окружающим. Толково.
Народ поначалу отнекивался, с шутками и подколками спихивая честь быть первым на своего рядом сидящего товарища.