Невыносимые противоречия (СИ) - Stochastic Аноним. Страница 45

- Сына президента не его лицо интересует, а его жопа, - заржал Фло.

- Что правда? Пидоры любят разбитые морды?

- Заткнись, - отмахнулась от Альбы Луиза. Теперь она держалась рядом с Генри.

Он смотрел прямо перед собой и высоко поднимал колени при каждом шаге.

- А может президент Варгас тоже пидарас? - Альба поднял указательный палец к небу. - Если его сын любит мальчиков... Я где-то слышал, что эта херня наследственная.

- А я слышал, что больше всего пидарасов в армии. В военном училище они передергивают друг другу с четырнадцати лет. Старшие заставляют младших отсасывать, - сказал Сесар.

- Я слышал это что-то вроде недостающей хромосомы, - вмешался Фло.

- Что-то вроде сахарного диабета у твоей дочери? - Альба подскочил к Фло. - Ей же постоянно хренов инсулин колоть надо, верно? Сколько это стоит вообще?

- Закрой пасть.

- Наверное, кучу денег? Где ты их берешь? Подторговываешь наркотой в городе? Карлос тебе отсыпает, да?

- Отвали, - Фло вяло оттолкнул его.

Альба цеплялся ко всем подряд ради развлечения. Его наезды и наскоки были хаотичны, как и его движения, бессистемны, непоследовательны, он быстро терял интерес к разговору и переключался на новую тему.

- Что ты сделаешь, когда вернешься домой? Первое, что ты сделаешь? - теперь он крутился вокруг Луизы.

- Приму ванну с мыльной пеной, - неохотно и натянуто улыбнулась она.

- И о ком ты будешь мечтать в ванной, когда погладишь себя между ног?

- Не о тебе, Альба, точно.

Вдали громыхнуло и на миг они замерли. То ли мина, то ли граната. Разговор переключился на минные поля, заминированные тропы. Мода появилась лет двадцать назад. Кто ее ввел? Наркокортели для охраны своих плантаций? Или американцы? До Варгаса на каждой военной базе в Лумбии околачивались американцы: техники, инструкторы.

***

Освободительной армии Нандо принадлежало три из семи провинции в стране. С городками, селами, полями и горными пастбищами.

К пяти вечера горизонт закрыли Анды - волна горных вершин накатила на небо. На склонах этажами стелились леса и пастбища. У подножья - лежал городок. Двадцать домов. Их обитатели жили скотоводством. Четыре машины на все селение. На главной площади рынок соседствовал с церковью. Той самой, на развалинах которой Альбер танцевал и жёг костёр. Три года назад он вложился в её реставрацию. С тех пор местный пастор всегда с радостью встречал его и его друзей и никогда не отказывался припрятать в погребе перед алтарем пару ящиков с оружием или наркотиками. Отцу Хуану было семьдесят лет. Кустистые брови, лысый череп, подслеповатые глаза. В прошлом году Альбер привез ему очки, но пастор отказался корректировать волю божью и стал называть Альбера сыном.

Пока Альбер договаривался с пастором о ночевке, Фло, Сесар и Луиза с автоматами за спинами отправились на рынок. Продавали здесь в основном шерстяную одежду местного изготовления, да обувь сапожника из соседнего городка. До закрытия рынка Фло прикупил пончо, а Луиза вязанную красную шапочку. Альба и Генри сидели на ступенях церкви и пили самогон.

- В доме свободна одна комната, - сказал Альбер. - Думаю, мы отдадим её Луизе, остальные переночуют в церкви на матрасах.

-А ванная там есть? - спросила Луиза.

Альбер кивнул. Она широко улыбнулась и поцеловала его в щеку.

- Когда приедет машина? - спросил Фло.

- Завтра утром мой человек отвезет нас в Гото, - ответил Альбер.

- Что за человек? - Альба глотнул самогона и икнул. Сидевший рядом Генри прислонился лбом к стене церкви и прикрыл глаза. С самого утра он ничего не ел и заправлялся коксом, не удивительно, что его стремительно развезло от выпивки.

- Ты доверяешь шоферу? - говоря, Сесар смотрел на горы.

- Больше чем себе. Ливи, старый полицейский с простреленными коленями, когда двадцать лет назад его сын заболел раком, я оплатил больницу, лечение и похороны.

Пастор Хуан угостил гостей свежим сыром и засоленным мясом. Когда потемнело, Луиза заперлась в ванной и включила воду, Альбер и остальные отправились обживать церковь. Внутри не было электричества - только свечи. В их свете лакированные лавки блестели как сталагмиты в пещере. Чтобы укрыться от сквозняка, тощие, набитые соломой матрасы разложили между лавками.

Генри уснул сразу. Спал он с открытым ртом. Как человек, которому несколько раз ломали переносицу.

Сесар вышел на крыльцо. В доме справа от церкви варили самогон и продавали прямо из окна. Передавая косяк по кругу, Альбер, Фло, Сесар и Альба смотрели, как на улице собираются люди. Десятилетний мальчишка попросил затянуться, Сесар отвесил ему подзатыльник. Мужчина из деревенских рассказал, что мальчишка спер у него на прошлой неделе самокрутки. Завязался разговор.

Безветренная ночь растелила на небе звезды, и прижала пыль к дорогам. Воздух очистился. Ярко светились глаза, зубы, седины людей. Дешевые стекляшки в ушах местных матрон и девиц превратились в драгоценные камни.

Чистый горный воздух и самогон кружили голову, ускоряли кровь.

Перед церковью споткнулся старик, Альбер помог ему подняться и оказался в толпе. Он дотронулся до чьей-то груди. Ему показалось, что такой мягкой и полной груди он никогда не трогал. Он повернулся к женщине. На морщинистом имзожденном лице выделялись лихорадочно блестящие глаза и приоткрытые пухлые влажные губы. Альбер коснулся ее волос и отыскал седые пряди. Этот контраст между пышными формами и первыми признаками старения отобрал у Альбера слова и дыхание. Словно не веря своим глазам, он исследовал руками ее обтянутое тонким платьем тело, трогал обнаженную кожу, давил, щипал, натягивал.

- Я живу в том доме, - прошептала одновременно старая и молодая женщина. Она как будто танцевала последний танец над пропастью старения. Танцевала, крутя бедрами, притираясь грудью к Альберу, облизывая его шею.

Её дыхание, как и его, пропиталось алкоголем. Стоило им добраться до кровати, её движения замедлились. Он раздевал её, переворачивал на спину и на живот, сгибал, складывал, как одержимый. Будто искал границу, черту между молодостью и старостью. Отверстие на теле, в которое утекает красота и из которого выплескивается старость. А может, чтобы найти эту границу, ему всего лишь нужно было облизать её палец и ощупать языком лунку ногтя, в котором отражалось и то и другое? Может, ее пот был ядом или эликсиром вечной молодости? Гибкое тело - шерстяной нитью, что связывала бытие и небытие, жизнь и смерть?

Когда Альбер вышел утром из её дома, на ступенях церкви его ждала Луиза. Она вскочила на ноги и напряглась, как во время их первой встречи.

- Прости, - Альбер достал сигареты и сел на ступени у её ног.