Гавр – сладость мести (СИ) - "Ка Lip". Страница 3
Он опять перевел взгляд на лицо парня. Да, все-таки мальчишка повзрослел, приобрел уверенность в себе, черты лица стали более угловатые, детская округлость сошла.
На глаза Леши сейчас постоянно спадали волосы, которые он больше не стриг после возвращения из армии.
Назар вспомнил о своей просьбе не стричь волосы и сейчас, видя Алешу, понимал, что тот ее исполнил. Он был рад этому: на удивление, Леше шли более длинные волосы, они не придавали ему женственности, нет. Они добавляли его образу больше шарма, загадочности. И потом, его волосы были не просто светло-русыми, а с золотым мерцанием и это так нравилось Назару. А еще он помнил, какие они мягкие на ощупь, вот только сейчас он не мог уже позволить себе к ним прикоснуться.
Лешка говорил и говорил, плавно с лошадей, наверное, и сам не осознавая этого, перешел к рассказу об Анне и их планах на жизнь.
Назар лишь сильнее сжал вилку, зная, что на его лице никогда не отразится то, что он чувствует у себя внутри. А в нем бушевала ревность, болезненная ревность от того, что парень не с ним, а с ней.
Он отпил вина, запивая горечь внутри, и продолжал слушать Алешку. Не должен он ревновать, не имеет на это права. Наоборот, он должен радоваться за парня, что тот нормальный, и нет в нем этих нездоровых отклонений, которые есть у Назара. Он должен радоваться, что после окончания Аней университета Алеша возьмет ее в жены, и будет у него в жизни все по-правильному — семья, потом детишки. Так и будет жить Алешка, как должен жить, и забудет его, закрутившись в водовороте новой жизни… Назару стало еще горше от этих мыслей.
Алеша поймал этот взгляд, где промелькнула боль и еще что-то, чего он так и не мог понять.
— У тебя что-то произошло? — Леше стало стыдно, что за все это время он даже не поинтересовался у Назара его делами, а только сам все говорит и говорит.
— Нет. Все хорошо, ты рассказывай, Алеша, мы давно не виделись, я соскучился по тебе… — как-то само собой вырвалось у Назара.
— И я по тебе скучал… очень, — произнеся это, Лешка смутился, хотя и не понимал почему. Ведь это же нормально — скучать по другу.
Назар слышал искренность в его словах. Парень скучал по нему… его Алешка скучал… и было это произнесено так честно, так искреннее… Только этот мальчик вот так бесхитростно все может говорить.
— Давай выпьем за твой День рождения, — Назар прервал эту неловкую паузу, когда они оба не знали, что сказать друг другу. — Тебе ведь двадцать один исполнился. Так за это и выпьем. За тебя, Алеша, чтобы в твоей жизни все мечты сбылись и все желания исполнились.
Лешка покраснел и смущенно поднес свой бокал с вином к бокалу Назара, отпил немного и перевел на него взгляд.
— А тебе сколько лет?
— В этом году тридцать исполнилось.
Леша сидел, задумчиво вертя бокал с недопитым вином в руке.
— Почему ты столько для меня делаешь? Зачем тебе это? — он, не отрываясь, смотрел в глаза Назару.
— Сейчас модно спонсором быть. Куда мне еще деньги девать. Вот так хоть спорт российский поддерживаю. Ты готовься, Алеша, тренируйся, я тебя на Олимпиаду за границу отправлю, если, конечно, сам захочешь поехать.
— Ты же знаешь, что это моя мечта, я очень хочу на Олимпиаду поехать… Назар, я не понимаю тебя…
Назар не хотел этого разговора, он боялся себя, боялся, что не сдержится и скажет то, что разрушит все между ними. Хорошо в этот момент на сцену вышли музыканты и зазвучала песня, от которой Назару стало еще больнее.
Душа болит, а сердце плачет
А путь земной еще пылит
А тот, кто любит, слез не прячет
Ведь не напрасно душа болит. *
Леша так и не услышал ответа Назара на свой вопрос. Он молча слушал песню, от которой в душе становилось тревожно и болезненно. Хотя он опять не понимал, почему такое с ним происходит, ведь у него все хорошо в жизни. Все хорошо… только вот действительно хорошо сейчас вот здесь, рядом с Назаром…
Слова песни всколыхнули в душе щемящее чувство и предчувствие тревоги от осознания того, что это хорошее закончится. Назар довезет его до дома и опять пропадет из его жизни на месяц, а может и больше… и вот этого Алешка и не хочет. Он хочет быть рядом с Назаром, он хочет быть с ним…
— Поехали, тебе домой пора, — Леша очнулся от своих мыслей. Видя, что Назар уже встал из-за стола, расплатившись с официантом.
Домой они ехали молча. Назар, видно, погрузился в свои мысли и безотрывно смотрел на дорогу, а Алешка мучился вопросом, можно ли сказать Назару, что ему хорошо с ним и что он не хочет, чтобы Назар опять пропал из его жизни, и вообще он хочет… Что он хочет? И что он хочет сказать Назару? Разве можно все это говорить парню?
Леша знал ответ — нет. Он не может это ему сказать, иначе он потеряет Назара навсегда. Тот просто отвернется от него, и будет презирать его за такие слова. Значит, он будет молчать. Зато Назар пусть, хоть и редко, но будет приезжать навещать коня и его, и вот такими краткими минутами счастья будет он довольствоваться в своей жизни.
Формально и как-то скомкано попрощавшись, Алеша уже хотел выйти из машины, но Назар не отпускал его руку.
Леша медленно обернулся и встретился с его глазами, и опять он видел в них то, чего не мог понять…
— Береги себя… Хорошо? — Назар разжал его ладонь, — Иди.
Алеша вышел из машины, чувствуя, как ослабли ноги от этого прикосновения, а сердце в груди бьется так, что его стук отдается в ушах. Парень долго стоял в подъезде, прислонясь спиной к холодной стене и дожидаясь, когда все в нем успокоится, и он сможет войти в квартиру, не пугая бабушку своим странным видом.
"Назар, я не понимаю тебя… не понимаю…"
В ночь на двадцать первое июня в Москве прошел ураган. Такого в своей жизни Алешка еще не видел. Он был уже дома, когда это началось. Гроза, дождь и такой ветер, что казалось сейчас в их квартире выбьет все окна. На утро, выйдя из подъезда, он увидел масштаб разрушения: поваленные деревья, рекламные щиты, принесенный ветром мусор. Потом писали, что даже кого-то убило деревом, и несколько человек получили серьезные травмы.
Алеша, проезжая на троллейбусе до улицы Дыбенко, где находился ЦСКА, смотрел на разгул стихии и ему впервые было страшно от нехорошего предчувствия на душе. Казалось, этот ураган был предвестником плохого, того, что должно впоследствии произойти.
Так и случилось. Назар больше не приезжал после их последней встречи в ресторане в мае. Наступил август. Хорошо, что у Алеши были в запасе скопленные им деньги, и он мог оплачивать двух коней, но сейчас его волновали не деньги за коня Назара, которые тот ему всегда привозил. Алешу волновал вопрос: где Назар.
Окончательно изведя себя этим вопросом, он решил съездить на ипподром к Петровичу. Тот мог что-то знать, ведь братки так и ездили к нему пить.
Петровича он застал на конюшне. Тот обрадовался Алешке, по-отечески обнял его, прижал к себе, повел в свою комнату. Там они пили чай, и Петрович расспрашивал Алешу о его успех в спорте, о конях и тренировках. Лешка подробно рассказывал обо всем, искренне радуясь, что его тренер так интересуется его жизнью.
— А что с Назаром? Он перестал к своему коню приезжать. Я уже волноваться начал, — наконец спросил Алеша.
— А ты не знал? — видя наивные голубые глаза, смотрящие на него, Петрович все понял, — об этом даже в газете писали и по телевизору показывали… Но тебе, я понимаю, некогда телевизор смотреть. В конце июня их банду взяли. Там стрельба была, много ребят положили… Серого помнишь? Убили его, и Федю, и Костю, и еще многих… Назара, вроде, ранило в ногу, а Ефим и еще несколько пацанов успели уйти.
— А где Назар?
— Как где. В Лифортовском СИЗО. Следствие по нему ведется… там на него много всего вешают. Вот уж не знаю, что доказать смогут, но то, что посадят, так это точно. Другой вопрос — насколько…
Алешка чувствовал, что воздух перестал поступать в легкие. Его просто не стало в этой комнате.