Покоренный (ЛП) - Ловелл Л. п.. Страница 40

— Конечно.

— Спасибо, Мол. — Она крепко обнимает меня.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. — Понятия не имею.

***

Кэсси сидит на диване и всё ещё выглядит немного одурманенной наркотиками. Я не знаю, как с этим бороться. Не поймите меня неправильно, очень много раз я балансировала на грани алкогольной зависимости, но я никогда не касалась наркотиков. Скажем так, это был бы очень плохой путь для меня.

— Мне нужно кое-что спросить у тебя, — говорю я и сажусь рядом. Она кивает, её глаза по-прежнему смотрят вниз. — Как часто ты принимаешь?

Она поднимает свои глаза и смотрит на меня.

— На самом деле только иногда, когда мне действительно плохо. Просто мне это необходимо. Тебе не понять, каково это. Посмотри на себя, у тебя есть всё. А я беременная стриптизёрша, у которой нет никого и ничего.

— Не думай, что из-за того, где я сейчас, я не знаю, каково это быть на дне. Я знаю, что значит быть на коленях, Кэсси. Но знай, что потом, когда ты поднимаешься на ноги, ты стоишь с высоко поднятой головой. Тебе нужно быть сильной для ребёнка. Сила – это не то, насколько ты можешь справиться до того, как упадёшь, сила – это то, как много ты должна сделать после того, как ты упала. — Её глаза встречаются с моими глазами. Я хватаю её дрожащую руку. — Я собираюсь помочь тебе встать, Кэсси, — говорю я ей.

По её щеке катится слеза.

— Спасибо, — шепчет она. Я похлопываю её по руке и встаю.

— Мне нужно сделать несколько звонков, хорошо? — Она кивает.

Я хватаю свой телефон и выхожу из квартиры. Перехожу через дорогу и иду в Холланд-парк. Там нахожу скамейку, на которую можно присесть. Я звоню Гарри.

— Привет, — отвечает он.

— Привет.

— Ты в порядке? — Я слышу беспокойство в его голосе.

— Да, всё хорошо. Почему должно быть по-другому?

— Этот засранец всё ещё преследует тебя? — рычит он.

Я не могу говорить с ним о Тео. Мой брат безумно защищает меня. Он изначально ненавидит Тео просто за то, что он заставил меня чувствовать себя несчастной. Гарри считает, что все вещи или чёрные, или белые, серый цвет не существует, и нет места для ошибок.

— Ох, нет. Во всяком случае, я звоню, чтобы попросить об одолжении.

— О? Выкладывай. — Он веселеет.

— Как быстро ты мог бы продать «Мазерати»? — спрашиваю я.

Он смеётся.

— Наконец-то решила взять деньги, да? Ну, это зависит от многих вещей. Я мог бы продать её и сегодня вечером, но тогда ты не сможешь получить за неё хорошую цену.

— Сколько? — Господи, как же больно. Я обожаю эту машину.

— Скорее всего, пятьдесят тысяч. Шестьдесят, если ты подождёшь.

— Эта машина в салоне стоит сто двадцать тысяч! — говорю я слишком громко. Пожилая леди, выгуливающая своего пуделя, осуждающе хмурится, когда проходит мимо меня. — Как она может потерять половину своей стоимости за... что, шесть месяцев? — выплёвываю я.

— У тебя мало наличных денег? — Его голос низкий и серьёзный.

— Нет, это сложно объяснять. Послушай, просто... можешь позвонить? Мне нужно, чтобы всё прошло быстро, хорошо?

— Конечно. Я попрошу Тима заказать тебе номера?

— Номера?

— Да, у тебя частные номера, Лиллс. С ними ты не сможешь продать машину. Я попрошу, чтобы их поменяли местами, — объясняет он.

— Ох, да. Конечно. Спасибо.

— Ты уверена, что у тебя нет проблем? Ты же знаешь, Лиллс, я дам тебе деньги в любой момент.

Я улыбаюсь. Как же я люблю своего брата.

— Нет, Гарри, всё хорошо. Просто мне больше не нужна машина, — лгу я.

— Бред собачий, — смеётся он.

— Ладно, она мне нужна, но я не хочу воспоминаний. — Это хорошее объяснение. Я не могу сказать ему правду, потому что он подумает, что я ненормальная.

— Хорошо, — спокойно говорит он. — Я сделаю несколько звонков и перезвоню тебе позже.

— Спасибо, Гарри. Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя. — Он кладёт трубку. Я выдыхаю. Ненавижу лгать моему брату, но это довольно безобидная ложь.

Боже, я чувствую себя дерьмово. Мне нужно пойти домой и отоспаться.

Прежде чем отправиться домой я делаю ещё один звонок в Южный Реабилитационный Центр.

После обеда я, наконец, падаю на кровать. Господи, обычно я даже не встала бы с постели в день похмелья. Моя бедная голова чувствует, что вот-вот взорвётся. По мере того, как напряжение спадает, мои мысли возвращаются к сегодняшнему утру. Я засыпаю с мыслями о блестящей, покрытой испариной груди Тео.

Тео стоит в противоположной стороне моей комнаты спиной ко мне. На нём нет рубашки, я едва дышу, заворожённая рельефными мускулами его спины, силой его широких плеч, великолепным торсом, который плавно переходит в узкие бёдра. Он поворачивается, когда слышит меня. Его глаза гипнотизируют меня, он посылает мне улыбку, которая должна считаться незаконной. Один взгляд, и я хочу его больше, чем я хочу дышать. Тео медленно приближается ко мне, его глаза блуждают по моему телу и как будто касаются моей кожи. Моя кожа плавится под его взглядом, словно он прикасается к ней пальцами. Я застываю на месте неспособная пошевелиться. Он подкрадывается ко мне, как дерзкий хищник, выслеживающий легкую добычу. Тео подходит ко мне и ласково проводит пальцами по моему лицу. Я улыбаюсь и льну к его руке. Протягиваю руку и касаюсь его полных губ кончиками своих пальцев. Он наклоняется и целует меня, это не обычный, наполненный горячей страстью, поцелуй, к которым я привыкла, этот поцелуй нежный и благоговейный. Ладонями он так обхватывает моё лицо, как будто я драгоценность, его губы скользят по моим губам. Затем его руки сжимают мою талию, и он приподнимает меня. Своими бёдрами я обхватываю его обнажённое тело, ткань моей юбки скользит по ногам, чтобы вместить его между моих ног. Его горячая кожа ощущается потрясающе рядом с моими обнажёнными бёдрами. Он поворачивается и кладёт меня на кровать, вес его тела вдавливается в меня.

— Ты такая красивая, — говорит он, прокладывая дорожку из поцелуев вниз по моей шее. Его пальцы медленно скользят по внутренней части моего бедра. — И вся моя, — шепчет он. Я провожу пальцами по его волосам, пытаясь удержать его. Он мягко оборачивает руку вокруг моего горла, его пальцы поглаживают место, где бьётся пульс. Это господство, не агрессия.

— Твоя, — слышу я собственный шепот. Его голубые глаза блестят, как бриллианты. Он улыбается и наклоняет голову, чтобы провести языком по моему уху.

Я закрываю глаза, когда его пальцы поднимаются выше между моих ног и проникают под нижнее бельё. Затем он грубо касается меня. Внезапно всё меняется. Вместо привычного аромата его одеколона я чувствую неприятный запах виски и сигарет. Его тяжёлый вес придавливает меня, делая беспомощной. Рука на моём горле беспощадно сжимается. Я открываю глаза, чтобы увидеть его. Его отвратительное лицо в нескольких дюймах от меня, он наблюдает, как я задыхаюсь и цепляюсь за его руки. Я чувствую, как напрягается его эрекция возле моего бедра, потому что моя борьба заводит его.

— Да, принцесса. Ты – моя, и ты всегда будешь моей, — кричит он мне в лицо. Я плачу, слёзы струятся по моему лицу, когда он касается меня и душит.

Я просыпаюсь от крика, всё моё тело покрыто потом. Я задыхаюсь от нехватки воздуха, судорожно пытаясь вдохнуть его в себя. Потираю своё горло. Я всё ещё чувствую на себе его руки, и это заставляет меня дрожать. Мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, что я в безопасности, в моей комнате никого нет, но я всё равно не могу перестать дрожать. У меня не было кошмаров в течение нескольких месяцев, и у меня никогда не было кошмара, который был не просто воспоминанием, а воспоминанием, соединённым с реальностью, и Тео присутствовал там, каким-то образом вплетаясь в мои переживания. Всё становится ещё хуже. Я не хочу, чтобы моё прошлое испортило настоящее. Я снимаю одежду на автопилоте и направляюсь в ванную. Я борюсь с тошнотой, это инстинктивная реакция моего организма на кошмары, хотя, на самом деле, на воспоминания. Я поворачиваю регулятор душа в горячую сторону до тех пор, пока едва могу стоять под обжигающей водой, а затем растираю кожу. Я тру её, пока она не становится розовой и чувствительной. Это моя обыденная процедура после кошмаров, почти навязчивая идея ... быть чистой, соскрести ощущение, что он касался меня. Я закусываю щеку изнутри, чтобы не заплакать. Я не буду плакать. Я сильнее этого. «Ты слаба только в том месте, где позволила себе сломаться», — напоминаю себе. Я предпочитаю не ломаться.