Твой друг (Сборник) - Рябинин Борис Степанович. Страница 25

Жили хорошо: имели квартиру, любимую работу, растили дочку и сына. Но однажды шевельнулась дремавшая долгие годы память о Дальнем Востоке. И Симоновы переехали сюда, пустили корни на новом месте.

…Симонов привел ночного гостя в дизельную, приказал сесть на стул у крошечного окошка. Внимательно следя за незнакомцем, убрал тяжелый инструмент.

Елизавета Федоровна подождала-подождала и, почуяв неладное, отправилась за мужем: нашла его в дизельной.

Кому-то из них надо было немедленно сообщить пограничникам о происшедшем. Пойти ему — значит оставить жену один на один с задержанным нарушителем государственной границы. Это исключено. И ее посылать — страшно подумать. Ночь, темень, а впереди ледяная пустыня бухты, которую не умеючи не преодолеешь: то здесь то там трещины, едва схваченные слюдяной коркой лунки, оставленные рыбаками. Судить-рядить некогда, и Елизавета Федоровна, одевшись потеплее, вооружившись палкой и фонарем, позвав Нору и Сильву, решительно спустилась с каменного острова на лед.

Симонов перебрался с нарушителем в дом.

Что он думал, какие чувства испытывал в эти тревожные минуты?

Прежде всего, беспокоился за жену. И верил в нее — пройдет благополучно. Перед задержанным страха не испытывал. Верил в себя.

Так они и сидели: начальник советского маяка, огромный, высокий, худощавый, с широченными ладонями, — по одну сторону стола; пришелец из-за кордона, коренастый, перевитый литыми мышцами, — по другую.

Между тем Нора и Сильва мягко ступали следом за хозяйкой.

«Где шагом, где бегом, — рассказывала потом Елизавета Федоровна звонким задушевным голосом, — спешу, а мысли роем вьются. За мужа беспокоюсь больше всего. Он хоть и здоровый, крепкий, да ведь всякое бывает. За себя боялась только по одной причине: вдруг чужак не один — с „хвостом“. Одного мы взяли, а второй, может, сейчас следит, не даст до пограничников дойти».

«Хвост», как показалось Елизавете Федоровне, должен был быть где-то справа, в тени от скалы. Преодолеть бы этот отрезок, а там не страшно. За скалой гораздо светлее, дорогу хорошо видно. Но за скалой как раз и подстерегала ее самая серьезная опасность. Путь преградила широкая трещина. С трудом преодолела ее и заторопилась дальше. Однако прежде сделала вот что — повернула собак домой. «Они не хотели возвращаться, но я их все-таки уговорила. Вдруг что случится с хозяином, они и выручат, а я как-нибудь доберусь».

Не знала она, что тем временем к каменному острову подходила пограничная группа.

Выбравшись на берег, Елизавета Федоровна побежала к пограничникам. Вот и дверь в комнату дежурного. Толчок — и, не слыша собственного голоса, она громко сказала:

— У нас на маяке чужой человек…

Супруги Симоновы поступили, как настоящие солдаты-пограничники.

В. Горлов

Погоня на рассвете

— Костерин, — тихо сказал старший лейтенант Пирюшев, — не гони так быстро. Теперь ведь не к спеху. Да и ребята…

Шофер взглянул в зеркальце и улыбнулся. Прислонившись друг к другу, Камалтдинов, Сапегин и Торопов крепко спали. Лишь Дик, вытянувшись у их ног и по-прежнему навострив уши, нес свою службу.

— Во дают! — не скрывая зависти, весело отозвался Костерин. — После такого — и заснуть. Ну и нервы…

…В 6.02 дежурный по заставе рядовой Саенко принял сигнал о нарушении государственной границы. Через секунды он услышал, как отбарабанили в коридоре сапоги, как за окном вразнобой хлопнули дверцы машины и медленно растворился в шуме дождя гул мотора.

Они ехали в машине молча и смотрели в окно. Но что там можно было увидеть? Даже «дворники» на лобовом стекле едва успевали разгребать мутные лужицы. Ночь выдалась трудной. Такие чаще выпадают ранней весной и поздней осенью. Ветер и дождь зарядили с самого вечера. Это был десятый выезд на границу. Все они основательно промокли, промерзли и одинаково хотели спать.

6.22 — взглянул на часы Пирюшев и остался доволен шофером. Он видел, как быстро исчезают в темноте Камалтдинов, Сапегин и Торопов, хотел крикнуть вдогонку что-нибудь ободряющее, но вышло сухое и командирское:

— Камалтдинов! Повнимательнее на КСП!

Ефрейтор Ренат Камалтдинов, услышав наставление командира, даже чуть обиделся: подними ночью и новичка, он без запинки отбарабанит, как нужно действовать тревожной группе при осмотре границы. А Сапегин, Торопов и он, Камалтдинов, не первогодки. Сколько раз за время службы тревога призывала их сюда, на контрольно-следовую полосу. Сколько раз читал на ней разные «автографы»: горных козлов, волков, зайцев. Но это так, «между строк».

— Сапегин, — приказал ефрейтор, — смотри ограждение. Торопов — на дорогу.

Они действовали без суеты, привычно, каждый знал свой маневр наизусть. Дождь не прекращался, под ногами хлюпала грязь, фонарь едва пробивал туманную завесу. Камалтдинов не прошел и сотни метров, когда луч света выхватил на распаханной полосе ровные строчки следов. Ренат присел на корточки и внимательно осмотрел их. Сомнений не осталось — прошли люди.

…На соседнем участке было тихо. Костерин изловчился сделать крутое кольцо на узкой дороге, поддал газу. Мысленно старший лейтенант Пирюшев был сейчас там, где осталась тревожная группа. Три года, как он, выпускник погранучилища, пришел на заставу. Теперь он здесь — самый опытный по стажу из офицеров. И группа сейчас подобралась надежная — все опытные, знающие свое дело ребята.

Костерин — лучший водитель комендатуры. Сапегин — отличник Советской Армии. Камалтдинов — комсорг заставы, имеет два знака «Отличник погранвойск». На таких положиться можно.

— Андрей! — Камалтдинов обернулся к Сапегину. — Смотри внимательнее. Кажется, гости.

Следы читались легко. Прошли двое. В кирзовых сапогах. Мужчины — следы широкие, вмятины от каблуков глубокие. Прошли недавно, минут двадцать назад. Иначе бы следы давно залил дождь.

Дело было за Диком. И хотя каждая секунда обрела особый вес, Ренат давно усвоил: Дика торопить не надо. Он берет след без волнения и спешки, но зато намертво и уже не петляет вслепую и не возвращается.

— Спокойно, — сказал он Дику. — Работай, Дик. Как умеешь работать.

Дик покрутился у следов, поднял голову, снова уткнулся в мокрую землю: дескать, все в порядке, готов!

На дороге остановилась машина, и краем глаза Ренат увидел, как быстро и твердо бежит по пахоте старший лейтенант. Он повернулся, чтобы доложить по форме, но Пирюшев остановил его жестом, бросил коротко шоферу:

— Костерин, связь с заставой!

Дик натянул поводок, и Костерин скоро потерял из виду товарищей. Он прикрыл плащ-палаткой следы от дождя — улики еще понадобятся, — отметил стрелками на земле направление, куда ушла группа, и, усевшись в машину, включил рацию.

…Они знали достаточно много о нарушителях. Двое, с той стороны. Прошли, наверное, километра три-четыре. По такой погоде да еще в незнакомой местности далеко не уйти.

«К тому же, — отметил про себя Пирюшев, — вот-вот прибудет подкрепление, блокируются пути вероятного продвижения нарушителей. Скоро рассвет. Он тоже наш союзник. Знать бы еще, где ожидать с ними встречи. Вооружены ли? Готовы ли к сопротивлению?»

А нарушители ушли чуть дальше, чем предполагал Пирюшев. Невысокие, плотные, тренированные, они бежали по заранее разработанному маршруту. Фонари не включали, часто падали, но тут же молча вставали и карабкались на очередную сопку. Каждая новая преграда была для них еще одной ступенькой, отделявшей от погони. Они основательно готовились к этому переходу. Изучали местность. Долго выжидали подходящую погоду. Вот такую — дождливую, ветреную и туманную. И время перехода, считали они, выбрали самое удачное — раннее утро.

Дик выкладывался честно. Следы петляли неимоверно. Те, двое, конечно, были не новичками, знали, как путать погоню. Но вряд ли они знали другое — такие же, правда учебные, маневры Дику и Камалтдинову были не впервой. Десятки раз приходилось им ночью по тревоге в дождь, снег, жару преследовать и настигать «противника». Через пять, десять, пятнадцать километров. В этих кроссах нет хронометристов, но всегда есть победители.