«И снова Бард…» К 400-летию со дня смерти Шекспира - Даррелл Лоренс. Страница 45

В этой динамике маршаковский перевод явно проигрывает набоковскому — и, чтобы «подхлестнуть текст», С. Маршак прибегает к повтору, нагнетающему экспрессию:

…Но только лягу, вновь пускаюсь в путь —

В своих мечтах — к одной и той же цели.

Мои мечты и чувства в сотый раз

Идут к тебе дорогой пилигрима…

Получив это несколько насильственное ускорение, стих уже жестко развертывается по заданной в этой точке колее…

Перевод Сергея Степанова отмечен стремлением к архаизации: «избыть заботу», «вкусить сна», «зренью неподвластным», «взирает око». Проблема заключается в том, что архаичность эта не выдержана: вдруг в текст вплетается — забредшая откуда Бог весть, чуть ли не из Бартра с Фуко — «работа тела» или бодро-комсомольское «мысли по ночам… не дают покоя нам», так что целое просто-напросто рассыпается.

Перевод Ирины Ковалевой намеренно лишен какого-то бы ни было форсирования голоса: главное в нем — подчеркнутое сохранение структуры мысли, когда она прибывает медленно и ровно, как прилив.

Напротив, перевод Виктора Куллэ — подчеркнуто нервный: «в постель себя швырну», «мыслями опять / спешу к тебе», «твой свет меня манит» — попытка «современного» Шекспира.

И, наконец, перевод Елены Калявиной — в значительной мере перевод Шекспира на язык современных эмоций: при достаточно большой «конгруэнтности» оригиналу он все же не дает вчитать в текст тех богословских аллюзий, о которых говорилось выше, в нем осталась лишь любовная история — без «выхода наверх».

SONNET 27

Weary with toil, I haste me to my bed,

The dear repose for limbs with travel tired;

But then begins a journey in my head,

To work my mind, when body’s work’s expired:

For then my thoughts (from far where I abide)

Intend a zealous pilgrimage to thee,

And keep my drooping eyelids open wide,

Looking on darkness which the blind do see:

Save that my soul’s imaginary sight

Presents thy shadow to my sightless view,

Which, like a jewel hung in ghastly night,

Makes black night beauteous and her old face new.

         Lo, thus, by day my limbs, by night my mind,

         For thee, and for myself, no quiet find.

В. Бенедиктов (1807–1873)

С дороги — бух в постель, а сон все мимо, мимо.

Усталый телом, я и рад бы отдохнуть,

Но мысль не хочет спать, и к той, что мной любима,

Сейчас пускается в дальнейший, трудный путь.

Мысль — эта странница — идет неутомимо

На поклонение к тебе, и мне уснуть

Минуты не дает; глаз не могу сомкнуть,

Вперенных в тьму, во мрак, в то, что слепцами зримо.

И зоркостью души я — без пособья глаз,

Я — вижу тень твою. Она живой алмаз

Во мраке полночи. Ночь эта блещет ею

И ею молодит свой черный старый лик.

         Я ж от тебя ни днем ни ночью, ни на миг,

         Здесь — телом, там — душой, покоя не имею.

Платон Кусков (1834–1909)

Усталый от трудов, кидаюсь я в постель,

Бесценное убежище для членов,

Измученных дневной дорогой; но

Тут начинается хожденье в голове

Моей: берется за работу ум,

Когда окончена работа тела!

И мысли у меня (из далека, в котором

Я нахожусь) к тебе на поклоненье

Пускаются, в благочестивый путь,

И держат обессиленные веки

Мои раскрытыми широко и глаза

Уставленными в темноту, в которой

Слепой увидел бы не менее, чем я,

Когда бы сердца призрачное зренье

Впотьмах ни зги не видящему взгляду

Твоей не представляло тени, что,

Подобно драгоценности, висящей

Над полной гробовых видений ночью,

Ночь черную мне делает прелестной

И новым старый лик ее.

Так члены

Мои весь день, и голова всю ночь

То за себя, то за тебя не могут

Найти покоя…

С. Ильин (1867–1914)

Я в мирном сне ищу успокоенья

От будничных забот и суеты, —

Напрасно все. Не спит воображенье;

Спокойно тело, — бодрствуют мечты.

Они к тебе стремятся, друг далекий,

Широкою и властною волной.

Застлал мне взор полночи мрак глубокий,

Как взор слепого черной пеленой.

Но я не слеп. Передо мной витает

Твой милый образ. Освещая ночь,

Он как звезда во тьме ее блистает,

С ее лица морщины гонит прочь.

         Итак, днем члены отдыха не знают,

         А ночью мысли к другу улетают.

1901

В. Набоков (1899–1977)

Спешу я, утомясь, к целительной постели,

где плоти суждено от странствий отдохнуть, —

но только все труды от тела отлетели,

пускается мой ум в паломнический путь.

Потоки дум моих, отсюда, издалека,

настойчиво к твоим стремятся чудесам —

и держат, и влекут изменчивое око,

открытое во тьму, знакомую слепцам.