Отряд апокалипсиса (СИ) - Печёрин Тимофей. Страница 26

Мгновение спустя оттуда донесся смачный то ли чавкающий, то ли хлюпающий звук. Не иначе, один из сгустков Скверны получил свежее мясо. Только на сей раз это обстоятельство не могло не радовать. Не радовать всех, присутствовавших в темнице, кроме, понятно, Скарукса.

— Не-е-ет! — вскричал демон и с силой злости едва не отшвырнул громадину-северянина от себя, точно перышко, — вы… вы заплатите за это! Вам не победить меня!

Вопль перерос в глухой вой, похожий на голос зимнего ветра. Земляной пол вспучился под ногами Сиградда, Равенны, Освальда и сэра Андерса. Набухшие пупыри лопнули, испустив из себя струи зловонного грязно-желтого дыма. Защитные амулеты раскалились добела…

Но уже в следующее мгновение на ладони Равенны возник огненный шар. Взмахнув рукой, волшебница метнула его в Скарукса. И его одежду… вернее, остатки наряда кастеляна Густава охватило пламя.

Затем подскочивший Освальд вонзил нож в один из пылающих глаз демонского вместилища. По самую рукоять вонзил — почти сразу она потемнела от копоти.

— Нет, нет, нет! — вопил Скарукс. Похоже, даже демон способен был чувствовать боль тела, захваченного им. По крайней мере, такую боль.

Хватку, так или иначе, он ослабил. И Сиградду удалось вырвать секиру из его руки. А миг спустя еще и разрубить эту руку.

Предусмотрительный Освальд отшвырнул подальше и ее.

— Вы заплатите!.. — объятый пламенем и изувеченный, демон все равно едва не поднялся с земляного пола. Едва не взлетел! Чем напомнил куклу, которую рывком заставляет встать неловко дернувший за ниточки кукловод.

Но сэр Андерс пресек эту попытку, вонзив в грудь демонского вместилища клинок. Нажал — и опрокинул тело кастеляна Густава обратно на земляной пол. Чуть ли не пригвоздил, точно муху булавкой.

Но Скарукс еще сопротивлялся. Еще пытался из последних сил выдернуть стремительно нагревающийся меч. Пока очередной взмах секиры Сиградда не снес его вместилищу голову, от удара отлетевшую примерно на полшага. Только тогда багровое пламя глаз демона погасло, а единственная уцелевшая рука бессильно опала.

Освальд подхватил отрубленную голову за один из наростов-рогов. И хотел было тоже закинуть ее куда подальше, но Равенна жестом остановила его.

— Думаю, будет лучше, если мы прихватим голову с собой, — сказала она, — хотя бы унесем подальше от прочих останков. Ну, для надежности: чтобы уж точно они снова не соединились. А еще надежней будет отнести ее мастеру Бренну.

На это бывший вор только плечами пожал. Дело хозяйское, мол. А наше дело — маленькое. Всего-то демона зарубить.15

На обратном пути, если сгустки Скверны и попадались еще, то выглядели какими-то опавшими, усыхающими. Сдувшимися. Как раздавленные грибы-дождевики или лопнувшие бычьи пузыри. Вскоре они должны были исчезнуть вовсе. А Сиградду, Равенне, Освальду и сэру Андерсу оставалось лишь надеяться, что происходит это не только потому, что голова демонского вместилища (оно же источник Скверны) покидает прежнее место. И не будет распространять Скверну где-то еще. Например, в жилище мастера Бренна.

Помимо этих подспудных опасений триумф омрачила смерть сэра Рихарда. Брат Андерса фон Веллесхайма, наконец, отмучился — рыцарь заметил это прежде, чем покинул темницу.

Как ни странно, ненависти к предавшему его родичу он не испытывал. То, прежнее чувство теперь оказалось полностью вытесненным, хоть брезгливой, но жалостью. На какой-то миг сэр Андерс даже понадеялся, что сможет вытащить Рихарда, вылечить. Но не успел… а может, просто отравление Скверной зашло слишком далеко.

Только одно мог теперь сделать сэр Андерс для брата. Похоронить по-человечески. И молиться, чтобы душа Рихарда отправилась все-таки к Всевышнему. При всех его прегрешениях — казавшихся теперь старшему из отпрысков рода Веллесхайм донельзя мелкими, суетными.

Подумаешь, невидаль какая: замок отнял. Что сэру Андерсу теперь этот замок? Коль мир гораздо больше. А вещи, в нем происходящие, порой бывают куда значимей, чем очередная семейная распря.

— Знаете, — поделился Андерс с Равенной, Сиграддом и Освальдом соображениями на сей счет, — благодарю вас, конечно, за то, что помогли… замок освободить и все такое. Но, боюсь, остаться здесь и владеть им, управлять этими землями я не смогу. Мало того, что все тут Скверной пропахло. Так даже и без нее… не по мне такая жизнь, честно скажу. Как жить, когда доверять никому нельзя? Мало того, что родной брат выставил за порог. Так, вдобавок, Римас. Его я как второго отца почитал, а он…

— Кстати, — бесцеремонно перебил его сетования Освальд и обратился к Равенне, — помнится, ты сказала насчет Римаса — ну, тогда, в темнице. «Можно было догадаться». Не поделишься… догадками-то? Хотя бы напоследок?

— Отчего же, — волшебница пожала плечами, — наверное, не я одна еще перед битвой задалась вопросом: почему мертвяки Веллесдорф все атаковали и атаковали, крестьяне их все бьют и бьют. А меньше мертвяков не становится. Хотя вроде как они, наоборот, должны были закончиться рано или поздно. Никаких кладбищ не хватит, чтобы раз за разом натравливать на деревню толпу мертвяков, численностью большей, чем живое ее население. Любую толпу ходячих трупов можно перебить в течение одной битвы… в чем мы с вами прошлой ночью и убедились. И откуда тогда новые мертвяки брались?

— Ну? Не томи! — попросил Освальд, — наверняка ведь знаешь ответ.

Равенна кивнула с легкой улыбкой.

— Наутро я успела обследовать пару трупов, — пояснила она, — и кое-что в них показалось мне странным. Напомнило… одеяло из лоскутков, да! Те мертвяки были как бы сборные: одна рука была отрублена с одного человека, другая с другого. И так далее. Это особенно бросалось в глаза, если конечности оказывались разного размера. Или обнаруживалась маленькая голова на могучем теле… или наоборот.

— Поверь, живут люди и с телом богатыря да маленькой головой, — сказал Освальд, — вот, например, мельник в нашей деревне. Но это я так… продолжай.

— Объяснить мое открытие можно было единственным образом, — волшебница вздохнула, — мертвяков, порубленных в предыдущие битвы, Скверна поднимала вновь. Конечности и головы снова прирастали. Хоть и как попало, вразброс. И однажды побежденные, на следующую ночь ходячие трупы опять были готовы к бою.

— Но некоторых ведь еще и поджигали, — напомнил бывший вор, — стрелами горящими, твоим волшебством.

— О, таких было меньшинство на самом деле, — парировала Равенна, — даже в эту битву. Про предыдущие схватки и говорить нечего. В отличие от тебя, деревенские лучники меткостью не блистали. А волшбой не владели тем более… сам понимаешь. Да и те, кого удавалось поджечь — сгорали-то они не до конца. Что-то да оставалось. И чья-нибудь уцелевшая рука или нога пригождалась другому мертвяку.

— Надо было сжигать их всех после битвы, — изрек Сиградд, — на погребальном костре. А их закапывали обратно под землю. Хоть и по нескольку в одну могилу.

— Это вы, язычники, сжигаете своих мертвецов, — зачем-то парировал сэр Андерс.

— Вот и жители Веллесдорфа так думали, — не без ерничества молвила Равенна, — вернее, даже не думали, а просто поступали по своему обыкновению. Как священники их учили. А тут, тем более, то же самое велел им делать человек, возглавлявший оборону деревни. То есть некто очень уважаемый — на кого местный люд надежды возлагал на спасение. Иные, наверное, даже считали, что жизнью ему обязаны.

— Ему, — с горечью повторил сэр Андерс, — капитану Римасу.

— Вот как такому не поверить, — вопрос волшебницы был исключительно риторическим, — особенно если победы кое-какие благодаря ему удается одержать. Нападения-то мертвяков жители Веллесдорфа до поры отражали. А значит, могли надеяться, что однажды очередная победа станет окончательной. Рано или поздно.

— А вот чтобы деру дать подальше от этих земель — ни-ни, — подхватил Освальд.

— К чему бежать, если победа возможна, — Равенна хмыкнула, — да и стыдно бежать. Нужно защищать родную землю, отчий дом. Римас, этот стареющий сукин сын… уж простите меня — знал, на что давить. Или не он знал, а демон этот. Надежда и чувство долга. Два ингредиента всего… но уж опьяняет, в голову ударяет такая смесь не хуже крепкого вина. А тем временем в живых народу в Веллесдорфе оставалось все меньше. И все больше мертвых. И Скверна росла, становилась сильнее.