Я родилась пятидесятилетней... (СИ) - Веселая Мария. Страница 62
Фигушки…
По мне так — прежде, чем учить ребёнка зарабатывать на жизнь неквалифицированным трудом, родителям необходимо было объяснить чаду, сколько налогов и просто нервов нужно убить на работе, приносящей больше десяти долларов в час. Но мало какие родители этим утруждались, так что ракета с радужным названием «Да здравствует самостоятельность!» уже свербела где-то в районе крестца в молодых и наивных работниках, едва их первая копилка начинала позвякивать первыми центами.
Эти дети, не найдя любимую профессию, не подготовившись к реальной взрослой жизни, но полные нереалистичных перспектив, отрывались от родительского гнезда, порой со скандалом, и если не падали сразу, то летели, как крокодилы в анекдоте — «низе́нько-низе́нько»… Ну, или высоко-высоко, но это уже история о хиппи и их травке…
Я была не против подработок молодого поколения. Но я была категорически против ложной самоуверенности детей, которые либо кичились заслугами родителей, как своими, либо выставляли свои обязанности за подвиги.
Я вздохнула, вспомнив друга детства, которого не видела уже несколько лет. Сын Билли, Джейкоб, был приятным исключением из правил. Рано потеряв мать, он стал настоящей поддержкой для отца. С самого детства парень знал, что станет механиком и работал, нет, пахал на эту мечту. Хороший мальчишка, взрослый не по годам.
Если бы я не видела, как он в год стаскивал к моим ногам все свои игрушки и что-то восторженно лопотал, то встретив Джейкоба десятилетним, могла бы подумать, что в детское тело попала не я одна… Билли подшучивал над ним, говоря, что его маленький сын называл меня Девой-Ракушкой за непривычный цвет кожи и приносил свои машинки мне в качестве жертвоприношений. Джейк всегда очаровательно краснел при этом, хотя я и уверяла, что ничего подобного не помню, ведь мне было всего лишь четыре года…
Врала, естественно. Я помнила даже ночные посиделки квилетов, на которые мне повезло попасть, когда мне не было и двух. В то лето случилась какая-то крупная заварушка в Сиэтле, и вся полиция штата стояла буквально на ушах. Папа решил отправить меня на несколько дней в резервацию, пока ситуация не уляжется.
Билли без проблем согласился приютить меня, даже не предполагая, что хитропопая я сбегу из дома, едва услышав о секретных посиделках у костра. Никто не заметил в кустах ребёнка, которого недавно укладывали спать. Легенды же племени о хладных демонах лишь подтвердили мою уверенность, в какую невесёлую сказку мне довелось попасть, а упоминание Калленов заставило уже тогда начать набрасывать примерный план действий при встрече с вегетарианцами.
Кстати, нужно съездить к ним, проверить Билли и будущего механика, есть у меня мечта сделать из моего ржавого танка конфетку… Можно собраться с папой на этих выходных.
Вспоминая разговор о самостреле, я прокручивала в голове веселое детство в резервации, где мы бегали детьми играть в лесу в казаков-разбойников, играли в ножички, делали рогатки, трубочки, закапывали клад… Угадать, кто был заводилой и инициатором этих игр не составит труда… Джейкоб ещё и учился у отца делать фигурки из поленьев, но мои художественные таланты оставались такими же неутешительными и в резьбе по дереву.
Стоит ли удивляться, что с моим послужным списком и тягой к экспериментам я не смогла найти интересующую меня компанию и на безрыбье завела дружбу с вампиром? Благодаря моим знаниям о его природе, разговор о романтике и не зайдёт, но что-то, похожее на совесть, ворчало, что своим переселением я лишила парня «Великой Любви». Поспорив сама с собой, что никого не убивала и тело не выбирала, я всё же решила, что торопить события и откровенно издеваться над парнем уже не буду.
Читателю людских душ и так не повезло. Теперь на его голову свалилась маленькая я.
Если захочет, я стану ему хорошим другом. Сегодняшний день показал, что смогу. Он даже не выглядит несчастным от своего одиночества в романтическом плане. Мне эти отношения тоже не нужны. Может быть, вот оно — идеальное решение, успокаивающее проснувшуюся совесть и не мешающее моим планам?
Представив, сколько интересного и полезного можно наворотить с Калленами, изучив само явление вампиризма, я улыбнулась и посмотрела на часы. Скоро меня будет кормить вампир. Главное, чтоб не откармливать…
Эту часть читать можно под замечательного, я бы сказала, гениального пианиста, совмещающего классику и современность HAVASI — Freedom (Drum & Piano)
Эдвард
Не слышать внутреннего голоса своего собеседника было немного странно и непривычно, но ещё более удивительным оказалось делиться своими мыслями и находить понимание в широко распахнутых глазах цвета корицы.
Казалось, что эта девушка видит и легко читает всё, что написано в моей душе, сопереживает, сочувствует… Когда простое обсуждение картины вдруг превратилось в безмолвное покаяние, исповедь, обращённую то ли к тому образу Рафаэля, то ли к этой девушке, умной не по годам? Я не знал. Но в кратком мгновении, пока Белла не опустила свой взгляд, я заметил в ее глазах жалость. Мне не могло это показаться!
Её причины были мне неизвестны, но почему-то я чувствовал: Изабелла Свон меня понимает. Это не делало её сочувствие приятным, но и не оскорбляло. Скорее трогало что-то в душе, волновало. Хотелось открыться ей, быть рядом с ней человеком, обсуждать что угодно, всё на свете, знать, о чём она молчит, о чём мечтает, чего боится…
Почему в её глазах я иногда читаю вызов, а иногда испуг, растерянность? В ней столько странностей, хотя я не могу назвать её поведение неестественным… Невозможно сказать, что она играет или притворяется. Не договаривает — безусловно… Но не врёт, нет.
Если оценивать её поведение в целом, то нельзя описать его каким-то одним словом. Она подстраивалась под ситуацию: то в ней всё женственно, немного томно, почти величественно, то в ней подмигивает детская непосредственность шалуньи, она то храбрая, решительная, то нежная, беззащитная… Всегда до ужаса наблюдательна и проницательна, но иногда настолько же и скрытна. Как будто дразнится загадкой, тайной, но вместо ответных откровений раскрывает все мои секреты, читает по душе, как по открытой книге.
Энигма…
Я спешил встретить Беллу после урока, как встречал её весь день. Испытывая уже привычный дискомфорт от нахождения вдали от девушки с таким притягательным запахом, я не собирался ждать ни минуты, стремясь скорее увидеть её.
Элис моё последнее поведение никак не комментировала, хотя едва увидев, как я загнал Свон к стенке, сестра уже хотела бежать спасать будущую подругу, но досмотрев видение до конца, она успокоилась, а на уроке только и делала, что хихикала надо мной и называла неудачником, пока я напряжённо наблюдал за разговором Майка и Беллы. Этот Ньютон с самого начала мне не нравился. Тон, который он выбрал, я считал недопустимым по отношению к девушкам. К Белле — тем более! Раздражение росло, как снежным комом, а ничего не подозревающий юнец с каждым словом будто испытывал моё терпение… Впрочем, как и Белла… На секунду мне показалось, что она знает, что я ночевал у неё в спальне. Но это невозможно, невероятно. Да, кажется, это была простая оговорка.
Совпадение.
Дойдя до класса Беллы, я стал ждать девочку-загадку, но та задерживалась… В поредевшей толпе школьников я легко услышал её голос, в котором сквозила неподдельная тревога:
— Фил, что с мамой?
Мне пришлось сосредоточить слух на ответе её телефонного собеседника:
— Белла, ты только не волнуйся… Мы в больнице…
Короткий выдох Беллы и её пульс, который я странным образом отличал от других, стал повышаться. Я стремительно вошёл в класс, чтобы, в случае обморока, подхватить Свон…
Она стояла прямо, прижимая к уху мобильник, лицо её было бледным, глаза испуганными.
— Ей делают рентген сейчас, короче, Рене упала… — этот Фил выдавал информацию такими дозами, как будто поставил на то, что сможет довести Беллу до сердечного приступа.
— Откуда упала, куда и конкретно какие последствия, Фил? — Белла неожиданно взяла себя в руки и спрашивала это хоть и напряжённым, но сосредоточенным тоном.