Мистер Дориан Грей (СИ) - Янис Каролина. Страница 24

Я смотрел в её красивые глаза и чувствовал необъяснимое сердцебиение, которое вдруг становилось похожим то на звон колоколов, то на набат, то на еле двигающиеся толчки волн во время штиля. Я вспомнил свой мираж и задрожал от представления, что это может повториться. Марсель говорил о шансе… Почему бы не попытать свою удачу?

— Поцелуй меня… в шею, — прошептал я, сглотнув.

Лили шумно выдохнула через нос, замерев. Столь же незамедлительно, положив свои горячие руки на мои обледеневшие щёки, закинула мою голову назад. Дрожь прошла по сердцу, я купался в огне и ласковых руках, в волнах нежности, исходящих от неё. Лили поцеловала меня в двух сантиметрах от кадыка: горячие губы мокро ласкали мою кожу. По телу прошло возбуждение, разгоняющее по венам кровь.

Шумно дыша, я смотрел на неё и впитывал черты, когда она, оторвавшись, приоткрыв пухленькие губы, смотрела на меня, поглаживала мои щёки. Я не находил, что сказать. Мои губы шевелились, безмолвно говоря что-то, но я ничего — впервые — ничего не мог из себя выдавить. Лили снова склонилась ко мне, теперь, к моему лицу — я не верил: сон это или реальность — и поцеловала меня в правый уголок губ, закрыв свои красивые глаза. Где дыхание?.. Почему я не могу дышать? Мы снова столкнулись взглядами. Всё то время, проведённое в мыслях о ней, кинолентой пронеслось предо мной.

Её глаза плавились в моём взоре. Лили прижалась ко мне всем телом. Она дрожала в моих руках.

— Тебе холодно? — прохрипел я. Она отрицательно покачала головой. — Ты дрожишь… Неужели я на тебя так действую?

— Тебе показалось, — выдохнула она в моё лицо.

Её губы пахли дорогим шампанским, носовые пазухи пробирал аромат её волос и духов. Я осторожно сжал в ладонях её талию, прижимая ближе к себе.

— Нет. Не показалось, — чуть слышно произнёс я.

— Шампанское такое пьяное…

Она покачала головой, её руки не выпускали моё лицо. Каштановые локоны коснулись моих губ, и я снова почувствовал возвращение сладкого, дурманящего миража. Я снял с себя пиджак, закутал в него Лили, стараясь унять её дрожь, но бесполезно… Она судорожно выдохнула, а потом, будто спрашивая разрешения, смотря глубоко в мои глаза, опускала свои губы к моим… Сердце, господи… оно останавливается! Внутри раздался импульс, дыхание встало поперёк горла. Я знал, что если сейчас она меня поцелует, я умру.

— Нет, — прохрипел я в её рот, дрожа, — Нет…

Лили в одну секунду отшатнулась от меня, будто я дал ей пощёчину. Внутри меня что-то сжалось от боли, когда я посмотрел в её глаза, вдруг посветлевшие от стоящих в них слёз. Она смотрела так невероятно пронзительно, несколько мучительных, раздирающих, непостижимо долгих секунд. Затем выбежала прочь. От меня. В этот момент я почувствовал себя так гадко, как никогда раньше.

…Когда я решился догнать её, было ясно, что упустил момент. Я видел, как она мчится к первому попавшемуся такси, садится в него. И оно, будто, так же убегая от меня, уносит её прочь. Несмотря на то, что я звал её, просил остановиться. «Шанс упущен… Идиот», — прошипел я, схватив себя за голову.

Но в ту секунду я понял, что точно знаю, чего хочу. Точнее: мне определённо известно, что я должен получить от неё её. На одну ночь. За пару часов, самым проверенным способом, убить похоть, вывести её из своего организма, как выводят яд. Вышибить клин клином. Иначе я не вынесу, не выдержу, сойду с ума. Как бы это сложно теперь не было, я сделаю это.

========== may ball ==========

Лили

Вчера, сидя в такси, я остро, до боли чувствовала, как меня изнутри разрывали злость, обида, такая бурлящая в груди вместе с ненужными слезами. Приехав, я влетела в свою коморку в театральном общежитии, громко захлопнула дверь и, стянув с себя его пиджак, что есть силы, зло избила несчастную ткань о свою тахту, рыча и злясь на себя, но не дала себе плакать. Что значат слёзы? Чем и когда они кому-нибудь помогали? Я успокоилась только тогда, когда в дверь мне постучали, а следом раздался мат старого бездарного актёра. Упав ничком на кровать, я и не заметила, как заснула. В крови у меня бурлила самая настоящая злость, от которой было одно спасение — уплыть в ночное небытие.

И сегодня, с самого утра я чувствовала себя прескверно, пока не приняла душ и не сделала себе кофе. Сев на тахту, я плотнее укуталась в плед и пила обжигающую жидкость, пока в голове у меня роилось множество мыслей. Я ругала себя за то, что поехала. Я позволила себе огромную слабость, допустив всё то, что произошло. Сначала всё было, как во сне или в сказке, но туман рассеялся его ледяным, двойным «нет», оттолкнувшим меня от него на километр. Как я могла поверить Марселю в то, что этот человек страдал по мне? Как я вообще согласилась поехать в этот клуб?..

— Лили Дэрлисон, ты не отклонишь моё предложение. Будь благоразумна, если при взгляде на Дориана в тебе хоть что-нибудь трепещет. Признайся, он тебя волнует? — склонившись ко мне, произнёс Марсель мне на ухо, пока я кипятила взглядом «леди Диану» и её новоиспечённого кавалера.

— Если ты решил стать моим исповедником, то я коротко скажу тебе: да, только ему на это всё равно.

— Нет, Лили. Ему далеко не всё равно на тебя.

— С чего такие выводы?

— Я знаю своего брата.

— Понятно, — я вяло махнула рукой.

— Лили, у нас с ним очень мало времени, поэтому я тезисно: как видишь, парень исхудал, пьёт он каждый божий вечер, смотрит сейчас на тебя, как ребёнок на мороженое. А как самый главный и веский аргумент, я приведу то, что его спальня завалена твоими портретами. Я сбился со счёта, считая их. А так как мой брат глубоко в душе художник, а не бизнесмен, думаю, тебе будет не трудно догадаться, что это он их написал. Могу ручаться, что ты узнаешь его настоящего. У меня всё. Время и место ты знаешь.

После этого, Марсель ушёл, а вскоре утащил за собой своего брата, который, несмотря на то, что ему было «приятно» со мной познакомиться, смотрел на меня так пронзительно, что сердце во мне замирало. Он обернулся, уходя, — этот взгляд, полный нежности, я оценила, как приглашение от него. Я была готова отдаться этому счастью, нахлынувшему с головой. Когда он ушёл, я всё ещё ощущала его взгляд на себе. Я чувствовала его всё то время, что была в аудитории.

И что теперь? Теперь, я чувствую самое настоящее, ни с чем несравнимое отвращение к самой себе. Возможно, что его взгляд потерял ко мне нежность, когда я так быстро согласилась поцеловать его в шею? Но я всем нутром чувствовала, что не могу ему отказать. Я утопала в его глазах, в больших руках, что сжимали мою талию. Я не могу передать то чувство, которое ощутила, прижавшись к его телу своим. Когда ощутила всю его мощь и силу, тепло его объятий и аромат Lacoste, дурманящих, мужских, терпких. То, как он укутал меня в свой пиджак, как послушно держал голову откинутой назад, как дёргался его кадык под прохладной кожей, которую так близко чувствовали мои губы. Я была готова в ту секунду к чему угодно: к концу света, смерти, солнечному затмению, землетрясению, но только не к этому нет, что потоком холодного ветра откинуло меня от него куда-то в темноту, в гущу холода и пустоты. К горлу подкатил комок, пульс застучал в шее. Я плотнее закуталась в плед, допив горячий кофе, обжигающий сухие губы, поставила чашку на столик.