Мистер Дориан Грей (СИ) - Янис Каролина. Страница 26
Замерев, я взглянула в лицо Марселя, отложив нож. Грей с улыбкой смотрел на меня.
— Иди отсюда, женщина, — сказал он и отодвинул меня за талию от разделочной доски, — Твоё место в спальне. Или… На тахте, — засмеялся он.
Я посмотрела на изуродованный мною сыр и, показав Марселю язык, отчего он ещё громче залился смехом, взяла чашки с чаем и поставила на журнальный столик. Сев на постель, я пропустила сквозь пальцы волосы и шумно выдохнула.
— Лили, — громко произнёс Марсель, заставив меня обернуться, — Я тебе не врал. Своего брата я знаю, повторюсь. Вчера, когда вёз его, пьяного в пух и прах — а таким он бывает, когда ему совсем плохо, — я слышал, как он бормотал твоё имя и просил прощения.
— Не тронуло, — сглотнула я.
— А я и не с этой целью, — он с ухмылкой посмотрел на меня, продолжая готовку, — Я веду к тому, что когда увалил его спать, я сделал парочку снимков твоих портретов. Зайди в галерею на моём мобильнике, он где-то на твоей постели.
С трепетом и касающимся самой души любопытством, я взяла iPnone, нащупав его рукой на тахте, открыла фотографии и, подождав с секунду, получила изображенное пастелью на холсте лицо — моё лицо, — в роли Джульетты. Господи. Откуда он знает? Неужели, он приходил на спектакли после того краха Джессики? Он видел мою игру. Я ловила ртом воздух, сердце еле слышно билось в груди. Я посмотрела на Марселя, который, закончив готовить, сел рядом со мной, разложил мастерски приготовленные им сэндвичи по тарелкам.
— Значит… это правда, — проговорила я.
— Там ещё один снимок.
Я вновь направила взгляд на дисплей, перелистнула дальше и увидела карандашное изображение в чёрно-бордовых тонах. Чёрным контуром было выведено моё лицо, в глаза бросались изумительно выведенные брови, зрачки, ресницы… Изображение будто бы имело объём. Только губы прикрывала лилия кровавого цвета. Выдохнув полной грудью, я посмотрела впереди себя, чтобы увидеть роскошный букет бордовых лилий. Это он, это всё он… Тогда почему, если он потерял голову, — как принято говорить, — он отвергает меня? Что ему мешает? Не разорванные узы с Джессикой? То, что я актриса? Хотя бред, ведь Джессика тоже актриса, хоть и никудышная. Что его смущает, останавливает на полпути? Отложив мобильник, я посмотрела на Марселя и прошептала:
— Кто он, твой брат, Дориан Грей?
— В каком смысле? — сделав глоток чая, спросил мой собеседник.
— Я не могу его понять. С одной стороны я вижу, что он неравнодушен ко мне. А с другой, холодный и отталкивающий. Я испугалась его вчера. Мне было так неприятно, до боли здесь, — я положила руку на грудь, — Не знаю, что он зацепил во мне и почему мне хочется верить, что и я задела какие-то струны внутри него, но теперь, я… Так просто ничего не выйдет. Если я ему, правда, важна, то наверняка он мне сам скажет об этом…
— Лили, ты любила когда-нибудь? — спросил Марсель, взяв руками мою ладонь.
— Ну…
— Нет, не «ну», — он смотрел в мои глаза, — «Да» или «нет».
— Нет, но я много читала и мои героини…
— Я не беру это в расчёт, — категорично произнёс он, — Ты взаимодействовала с любовью поверхностно, Дориан знаком с ней понаслышке. Если тебе ничего не понятно, то ему тем более. Из вас бы получилась очень интересная пара, я в этом уверен. Но если один будет делать уверенные шаги, а другой стоять на месте — ничего у вас не выйдет. Для того, чтобы получить счастье, должны стараться двое, — он сжал рукой мою и улыбнулся.
— Почему вы такие разные? С тобой легко и просто, а он…
— Я знаю, что я божеподобен, но Дориан тоже, ниче так, ты просто плохо его знаешь, — ухмыльнулся он, отпустив мою руку, и принялся за свой завтрак. Я с улыбкой покачала головой.
— Ешь, — сказал он.
— Я не хочу.
— Жри я сказал, — он посмотрел мне в глаза.
— Фу, какой грубый, — фыркнула я, сдерживая смех.
— Лили, — он выгибает бровь.
— Ладно, ладно… Съем я твой сэндвич. Смотри, не выломай себе бровь, — ухмыльнулась я.
— Не сточи себе язык, — широко улыбнулся он. Я открывала и закрывала рот, находя слова. Это немыслимо! Пришёл, ест мою ветчину, да ещё и хамит!
— Знаешь, — начала я, но в рот мне был вставлен сэндвич. Вынужденно откусив небольшой кусочек и прожевав, я стукнула его по плечу, пока он хохотал.
— Не смешно, — пробубнила я, продолжая есть. Но, по-моему, ему, как раз-таки, было совсем наоборот.
После завтрака, мы договорились о часе, к которому я должна быть готова. Шесть часов вечера. Бал начинается в полседьмого, а значит, шесть — крайний срок, ибо до особняка Лоуфорда надо ещё доехать. Он находится не так далеко от театра и, вместе с тем, жилого комплекса, в котором как раз-таки я и буду находиться по приезде за мной Марселя. Стало быть, по времени мы уложимся, только если мистер Хохотун не опоздает. Да и самой мне надо постараться.
Если честно, то мне не терпелось его поскорее выпроводить, чтобы посмотреть привезённое им платье. Уж слишком дразнящим было искушение находиться с ним в одной комнате, полностью спрятанным от глаз плотной упругой тканью. Да, я всегда была слаба на платья, на красивую одежду в целом: не могла прожить без приталенных юбок, элегантных кружев на лёгких блузках. Моим хобби было красивое бельё, которое я однажды приучила покупать себя только комплектами. Его, между прочим, при наличии вкуса и стиля, можно комбинировать. Но, признаться честно, больше всего я любила боди — тело чувствует себя защищённым и подтянутым. Господи, да, я могла отказаться даже на неделю от полноценной еды, но лишь бы купить себе тот самый нижний комплект, который хотела. Здесь я даже успела обзавестись подругой, работающей независимым экспертом в «Jimmy Choo», что позволяло мне добывать качественную «одежду под одежду» по более низким ценам.
При Марселе я бы смущалась, и не смогла бы так насладиться моментом ощущения дорогой, хорошо кроеной ткани платья. Когда мы наконец-то распрощались, я помыла посуду, хорошенько вытерла руки и с каким-то сумасшедшим восторгом малолетнего ребёнка, раскрывающего рождественский подарок, стала расстёгивать тугую молнию плотного кофра, из-за защиты которого нельзя было подсмотреть хотя бы цвет платья…
Я открыла рот, когда его защитная оболочка спала на пол, а яркая ткань рябиновым костром жгла глаза. Подсвечиваемое с тыльной стороны солнцем, оно, казалось, окрашивало всю мою небольшую комнатку красными тонами, заливало алой зарёй стены, пол, играло бликами на потолке. Полупрозрачная в зоне груди, плеч и талии, усыпанная алмазной россыпью на вышитых вручную лепестках, пропускала больше света, отражаясь и отбрасывая тени. Но самым пиком этого роскошного наряда была юбка — пышная, воздушная. Я слышала этот шорох даже на уровне подсознания. Сколько здесь юбок! Атлас, шёлк, сатин, и так много фатина!.. Будто розы, собранные краешки фатиновых юбок, в несколько слоёв, окаймляли платье, делая его ещё более богатым, огромным, роскошным… Меня даже бросило в жар от представления. Я пыталась представить себя в этом, ибо никогда раньше не носила ничего подобного и сжимала горящие от ощущения скорой феерии щёки.
Мне думалось только: «как я буду танцевать в нём?» В ответ пришла только одна мысль — надеть свои любимые, тоже, кстати, ярко-красные туфли. Пусть их каблучок довольно стёрт от выступлений в нарядах для танго и вальса — видно их не будет под юбками, зато я буду двигаться так, что Диане придётся лишь позавидовать мне. Макияж, причёска — это моя подруга и также мой гримёр. Уверена, что Ким уж точно что-нибудь придумает. С невероятной радостью и гордостью, что я появлюсь при Дориане в этом великолепии, подаренном, к слову, его же братом, я позвонила гримёрше и предоставила её одобрению платье, когда она пришла. Сначала, она не могла ни слова выдавить — настолько оно прекрасно — но потом заключила, что мы всё сделаем в лучшем виде. Некоторое время потренировавшись, мы остановились на обычном вечернем макияже, который состоял в идеальных стрелках, шикарно накрашенных ресницах и выраженных красной помадой губах. Волосы мы решили просто собрать назад, чтобы открыть лицо и не мучится во время танца. Ким я обожала просто за то, что она видела невооружённым глазом, что мне действительно идёт.