Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка (Романы) - Бээкман Эмэ Артуровна. Страница 15
Молларт, почувствовав вдруг, что и в самом деле голоден, взял протянутый ему хлеб и поглядел на пододвинутые к нему тарелки с глазуньей и нарезанной ломтями ветчиной, выбирая, что бы такое положить себе.
— Ах так, значит, вы остановились в Рихве, у Бениты, — промолвила хозяйка.
— Рихву видать с дороги, а к нам кто догадается завернуть, — с сожалением заметила Элла и чуть заметно улыбнулась, стараясь, чтобы верхняя губа не обнажила уродливо выдающиеся вперед зубы. Вообще-то Эллу с ее здоровым цветом лица и жизнерадостным взглядом нельзя было назвать дурнушкой. Молларт в душе посмеялся над собой, что это на него нашло в последнее время, с каких пор он стал таким ценителем женщин! Приехал он сюда смотреть овец или хозяйскую дочь? Чья-то рука заботливо налила Молларту вторую кружку молока, кто-то пододвинул к нему тарелку с медом и посоветовал намазать хлеб маслом, а уже сверху медом. Он ел с аппетитом, прикидывая в уме, сколько у него в запасе сигарет и можно ли позволить себе роскошь закурить после еды.
Если еще утром Молларт с негодованием вспоминал злое выражение «незваный гость», то сейчас, сидя за столом на этом хуторе, вынужден был отбросить подобные обобщения. Покончив с едой, Элла приветливо посмотрела на гостя, старая хозяйка принялась снова угощать его, чтобы гость-де как следует подзаправился, а хозяин, пошарив на подоконнике, вытащил оттуда пачку сигарет.
Молларт поблагодарил и, закурив, снова повел разговор об овцах.
— Успеется с этим! — воскликнула Элла.
— Куда вам торопиться, — добавила хозяйка.
Похоже было, что работа хозяев не подгоняет. Их интересовали новости на фронте, но у Молларта не было последних сведений. Он уже много дней как в пути, газет не видел, к тому же он не принадлежал к числу тех, кто при каждом удобном случае делает прогнозы на будущее. Направляется он к морю и пришел к этому решению не за одну ночь, однако ни малейшего желания распространяться о себе и о своих взглядах он не испытывает.
— Оно конечно, — заговорил хозяин, — мы тут живем в лесу, далеко от дороги. Когда в сорок первом русские ушли, мы узнали об этом спустя много дней. Теперь тоже можем проспать, когда господа немцы начнут драпать домой. Мы тут ни с одной властью в ссоре не жили. Даже те нормы, что нам немцы установили, и то с грехом пополам вытягивали. У нас-то у самих пахотной земли всего-навсего пять гектаров — картофель посадим, немного вики или овса посеем, да клочок земли идет под ячмень. Зерно для хлеба в деревне покупаем. Кто откажется продать взамен на мед. Ну и кур держим десятка два. Зато ни у кого в округе нет такого яблоневого сада, как в Сылме. Мой товар в эстонское время прямо на таллинский рынок шел. Не говоря о Пярну. Господа из Швеции, ездившие туда загорать, вдоволь полакомились сылмеским медом.
Рассказ старика вызвал у женщин одобрительный смешок, а Молларт кивнул:
— Вы неплохо устроились.
— Не жалуемся, — согласился хозяин. — А иной, глядишь, работал как вол, прямо из кожи лез, всю норму хлеба сдавал до последнего килограмма, лишь бы получить несколько талонов и купить на них сапоги, одежду или чего-нибудь по хозяйству. Наши женщины любую льняную или шерстяную ткань соткут да еще ковры и прочие красивые вещи для дома. И в искусственном удобрении мы не нуждаемся, как иные, навоза в хлеву хватает, чтобы свою землишку удобрить и урожай снять.
Молларт давно уже не встречал людей, от которых веяло бы таким благополучием и довольством, какое исходило от хозяина Сылме.
Воспользовавшись возникшей паузой, Молларт встал из-за стола. На лице Эллы мелькнуло разочарование, но она тут же взяла себя в руки.
— Что ж, пойдем посмотрим овец, — промолвила Элла и накинула на плечи вязаную кофточку. Ведя Молларта через гумно в сад, она не переставая тараторила:
— Дедушка в свое время построил гумно, а кому оно теперь нужно. Он хотел расширить поля, а отец стал садовником и пчеловодом, я тоже думаю, что это гораздо правильнее. И женщинам легче, — расхохоталась она, заглядывая Молларту в глаза.
Они шли фруктовым садом, мимо собранных в кучи паданцев, и Элла сочла нужным пояснить:
— В этом году яблок девать некуда. Кто станет в такое неспокойное время возить их отсюда? Свинья наедается до отвала.
Элла свернула с дорожки в сторону, подбежала к одной из яблонь и, встряхнув ее, воскликнула:
— Я больше всего люблю требо. Идите сюда, попробуйте! Или вам больше нравится марципан? — спросила Элла, едва Молларт успел надкусить яблоко. — Еще у нас много ранета, зато грушовки в этом году уродилось мало, сколько-то есть белого налива! Антоновка еще не поспела.
Элла ходила вокруг яблонь, трясла их, хотя в траве валялось достаточно паданцев, и, собирая яблоки в подол передника, предлагала Молларту попробовать, без конца что-то объясняя.
Сылмеское изобилие и чрезмерная приветливость Эллы начали тяготить Молларта. Он подумал о своем хромом мерине, который ждет не дождется его на рихваском выгоне, и о Бените, невольно сравнивая ее с сылмеской барышней.
— Вы знаете, тартуские розовые особенно хороши на рождество. Отец приносит тогда из подвала крыжовенное вино, и оно золотится, как мед. Если вам доведется быть на рождестве в наших краях, милости просим к нам, — сказала Элла, снова подходя к Молларту.
Молларт чувствовал, что Элла своей болтовней парализует его мысли. Он с трудом удерживал презрительную усмешку, так и просившуюся на его лицо.
Овцы, пасущиеся где-то поблизости, казалось, находились на недосягаемом отсюда расстоянии.
Наконец, когда они выбрались из сылмеского райского сада, Элла заставила Молларта еще раз остановиться — на этот раз у изгороди из орешника. Хозяйская дочь стала почти насильно запихивать гроздья орехов Молларту в карманы, смеясь над самым его ухом. Он отодвинулся, ему почему-то показалось, что откуда-то из-за куста за ним подглядывает Бенита и посмеивается в кулак.
— Одно время отец заставлял меня идти учиться в университет, — начала рассказывать Элла. — А я и говорю ему: «Дорогой папочка, ты — мой профессор, и всем премудростям я научусь дома». Отец со мной согласился. Мать тоже радовалась, что я осталась дома, нам с ней хорошо, зимними вечерами мы рукодельничаем, ведем всякие разговоры. Иной раз, когда мне взгрустнется, мать скажет: «Пригласи молодежь из деревни, освободим комнату, потанцуете всласть». Раньше и Бенита приходила сюда со своим Йоссем, а теперь ее словно подменили, как будто я хочу отбить у нее Йосся! — рассмеялась Элла.
Молларт, решив воспользоваться словоохотливостью хозяйской дочери, спросил:
— А где сейчас муж Бениты?
Элла вдруг замолчала.
— Не знаю, — через некоторое время неловко пробормотала она.
Еще раз смерив Молларта недоверчивым взглядом, она молча пошла впереди. В конце концов они дошли до маленького, огороженного плетнем выгона, где паслись овцы.
Все было так, как и предполагал Молларт. У двух слученных с Купидоном овец, насколько осмотр позволил определить, оказались симптомы бруцеллеза. Прошлогодний окот, два молодых барашка, с виду были здоровы. Возможно, конечно, что и они заражены, но так как внешних признаков не наблюдалось, сказать определенно, что они больны, было нельзя.
Молларт рассказал Элле все, что счел нужным, о бруцеллезе, посоветовал привязать молодых овец где-нибудь в другом месте и не пускать нынешним летом других животных пастись на выгон.
Элла послушно кивала, почесывая выбракованных овец за ухом, затем грустная и молчаливая побрела рядом с Моллартом обратно к дому.
— Торопитесь! — крикнула им из ворот гумна раскрасневшаяся от плиты старая хозяйка. — У меня блинчики поспели.
