Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка (Романы) - Бээкман Эмэ Артуровна. Страница 70

Я надеялась обнаружить на малозаметном доме какой-нибудь боковой улочки табличку со словами: У правление учета мнений. Но не тут-то было. Все мои походы оказались безрезультатны, несмотря на то, что я получила от знакомого туриста в качестве сувенира подробный план города, и таким образом, не оставалось ни одной улицы, которую бы я не исходила вдоль и поперек.

От отца я унаследовала азартный характер, от матери — выдержку. Я не могла примириться с постигшей меня неудачей. Мой интерес к УУМу все возрастал. Я стала думать — нельзя ли проникнуть в таинственный дом каким-то иным путем. И тут я начала читать приключенческие и детективные романы в надежде, что они натолкнут меня на спасительную мысль. Проглотив примерно с полсотни историй про убийства, шпионаж и преследования (в этом отношении мне большую помощь оказали газеты и журналы), я пришла к выводу: надо во что бы то ни стало устроиться на работу в УУМ.

У меня, собственно, несколько профессий, но ни одна из них не казалась мне приемлемой для УУМа. В качестве кого предложить свои услуги?

В тот день, когда моя старая, некогда приобретенная у пастора пишущая машинка окончательно пришла в негодность, меня осенила блестящая идея. Сочиняя романы, я хорошо освоила машинопись и могу вполне сносно печатать. А машинисток якобы всюду не хватает.

Несколько дней подряд, поставив рядом кофейник, я сидела за столом и составляла письмо в УУМ. Немало черновиков угодило в корзинку для мусора, пока я наконец не сочинила нужное послание. Зная, как обильна почта УУМа, я постаралась, чтобы мое письмо не осталось незамеченным.

Труд себя оправдал. Через три дня ко мне явился высокий субъект в очках и попросил продемонстрировать мое умение. Я приняла успокаивающую таблетку, чтобы мои руки не дрожали от волнения, и отпечатала несколько пробных текстов. Просмотрев их, мужчина в очках глубокомысленно кивнул. Затем, проверив мой паспорт и сравнив копию диплома высшего учебного заведения с подлинником (я послала им нотариально заверенную копию с диплома и паспортные данные), он долго и пристально смотрел мне в глаза. Перед уходом господин в очках задал мне два вопроса:

— Почему вы хотите работать в УУМе?

— Мне кажется, что в УУМе, как в зеркале, в какой-то степени отражена суть времени, — нерешительно пробормотала я.

И второй:

— Вы согласны дать подписку о неразглашении местонахождения УУМа?

Я без колебаний подписала бумагу, которую ткнул мне под нос мужчина в очках.

С этого момента я была связана с УУМом.

Прошло уже немало времени с тех пор, как я работаю в упомянутом учреждении. Место, где находится УУМ, отпечаталось у меня в мозгу, я знаю его, как свои пять пальцев. Выйдя из дому, я могу с завязанными глазами найти дорогу в УУМ. На улице, где полно подворотен, я, не глядя, безошибочно выберу правильную и дойду точно до того места, где надо повернуть налево. Затем от чахлой ели дорога сворачивает направо. В течение сорока двух секунд идешь прямо. Еще несколько раз — налево, и снова направо, и ты перед зданием УУМа. На дубовой входной двери красуется звонок, словно пупок посреди живота. Нет, я больше ничего не могу рассказать вам о внешнем виде дома, я же дала подписку. И никто пока не освободил меня от этого обязательства, хотя за последнее время степень засекреченности УУМа несколько уменьшилась. Могу лишь добавить, что учреждение это расположено в очень красивом и прекрасно отремонтированном здании.

Я весьма неплохо знаю людей, работающих в УУМе. В прежнее время сказали бы: они пуд соли вместе съели. Несмотря на мой замкнутый характер, у меня сложились с ними дружеские отношения.

Одно время я горела желанием написать обо всех людях этого учреждения, но я решила не торопиться. Письма, поступающие в УУМ, тоже представляли для меня в этом отношении большой соблазн. Наконец, когда я все еще пребывала в замешательстве относительно главного героя, ко мне неожиданно явился Оскар и излил передо мной душу.

Оскар это тот самый высокий мужчина в очках, который приходил ко мне домой проверить, умею ли я работать, и одновременно удостовериться, что копия с диплома не была фальшивой, а паспорт — подложным.

Раздался вопль. Мужской квартет высокими женскими голосами запел о солнце и счастье.

Это был музыкальный пролог ко второй половине праздника по случаю дня рожденья.

Поскольку в УУМ'е работало пятнадцать человек, дни рожденья здесь отмечались пятнадцать раз в году. В учреждении царила абсолютная демократия, все памятные дни отмечались после работы, в одно и то же время — с шести до восьми, и каждый праздник состоял из двух половин. Первая проходила за столом, вторая отводилась массовым играм. Перешагнувший критический возраст, однако все еще стройный и подтянутый Рээзус строго придерживался современных взглядов на режим питания и физическое развитие, полагая, что установленный им порядок празднования торжественных дат пойдет на пользу и его подчиненным.

Работники УУМ'а знали, что им надлежит делать после того, как заиграет музыка. На большом ковре, стараясь не производить шума, они установили в круг тринадцать стульев. Уборщица Анна-Лийза Артман села на табуретку возле магнитофона. Ей, как человеку в годах и с больными ногами, Рээзус разрешал не участвовать в играх. Хотя в общественной жизни УУМ'а у нее тоже были свои обязанности.

Тринадцать стульев широким кругом стояли в каминном зале УУМ'а, и четырнадцать работников Управления учета мнений гуськом маршировали вокруг них. Анна-Лийза Артман не торопилась выключать магнитофон; ухмыляясь, она смотрела, как ее сослуживцы шагают, вытягивая ноги. Внезапно она нажала на кнопку, музыка оборвалась. Женщины фыркнули, мужчины расхохотались, и в один миг тринадцать мест были захвачены. На этот раз без места остался шофер Ээбен. Согласно правилам игры проигравший должен был сделать двадцать приседаний. Разместившееся на стульях общество принялось хором считать, лишив таким образом Ээбена возможности самому выбрать для себя темп принудительного упражнения. Как только Ээбен кончил приседать, Анна-Лийза Артман снова нажала на кнопку, и мужчины снова запели женскими голосами о солнце и счастье.

Уборщица-затейница, отважно вкушавшая вместе со всеми коньяк, задремала, и поэтому ее сослуживцы довольно долго толклись вокруг стульев. Квартет пропел свою песню, наступил черед совсем недавно выдвинувшейся певицы. Работники УУМ'а топали по кругу, переходя временами на легкую рысь, и смеялись, потому что на праздновании дня рождения всем полагалось быть в хорошем настроении.

Правила игры не разрешали никому, даже Рээзусу, мешать Анне-Лийзе Артман в ее деятельности. Поэтому уборщица преспокойно продолжала дремать. Только когда певица дошла до рефрена и грудным голосом пропела «цик-бум, цик-бум, цик-цик-цик», затейница проснулась. Немного поразмыслив, она закрыла телом магнитофон и неожиданно для всех нажала на кнопку. Многолетний опыт Анны-Лийзы Артман по части подвижных игр всегда помогал ей выбрать наиболее забавный момент. Приседать выпало Оскару.

На сей раз Анна-Лийза Артман остановила магнитофон довольно скоро. Голос певицы оборвался в середине какого-то слова, которое она без конца тянула. Толкая друг друга, все бросились к стульям. И снова Оскар остался без места.

Начальник третьего отдела УУМ'а, Оскар, как раз подкарауливал момент, чтобы устраниться от игры и потихонечку смыться. Лишь только музыка заиграла вновь, он на ходу схватил стул и, взяв его под мышку, отнес в сторонку. Зайдя за тяжелую зеленую портьеру, Оскар настороженно прислушался. Как ни странно, но веселящееся общество не заметило его исчезновения. Оскар задержал прерывистое дыхание и посмотрел в окно. По стеклу барабанил несносный осенний дождь. Оскар вздохнул, однако чувство долга одержало в нем верх. Крадучись, он вышел из каминной.