Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка (Романы) - Бээкман Эмэ Артуровна. Страница 68

Эльмар, по-видимому прочитав Бенитины мысли, сделал вид, что вспомнил нечто исключительно интересное:

— Вы помните койгиского Юри молодым, когда он еще жил в баньке, что за народным домом?

Увидев, что сидящие за столом кивают, Эльмар с непритворным оживлением продолжал:

— Да, Юри был батрак что надо. Любой хозяин готов был его нанять. Но Юри заламывал большую цену, не каждому голоштаннику это оказывалось по карману. Как-то койгиский Арвед сам поехал договариваться с Юри. Платить согласился столько, сколько запросил Юри, но предупредил, что на койгиском хуторе свои порядки. До тех пор пока пара коней тянет плуг, батрак не смеет прервать работу. Что ж, Юри всегда оказывался выносливее лошади, бояться ему было нечего, и мужчины ударили по рукам.

— И дальше? — с притворным интересом спросила Элла.

— Явился Юри в Койги, и на следующий день велено ему было пахать пар. Сам Арвед залез на крышу погреба, постелил под себя овечью шкуру и начал глядеть в бинокль, как подвигается работа у нового батрака. Терпения Арведу было не занимать. Солнышко его не разморило, он не задремал. Смотрел себе на батрака и на лошадей, пока не наступил подходящий момент. Как только Арвед увидел в бинокль, что силы у лошадей кончаются, тотчас же вывел из конюшни свежую пару. Привел их на край поля и стал ждать, пока батрак кончит распахивать борозду. Старых распряг, новых запряг. Юри не успел даже папиросу закурить.

— Поди знай, уйдет ли Юри из Койги, станет ли налаживать жизнь в своем сарае? — поинтересовалась Линда.

— А чего же, распихает детей по нарам, сложит во дворе перед дверью очаг и повесит на нем котел, — произнес хозяин Сылме.

— Будет есть суп с еловыми иглами, — добавила Элла.

Гости охотно посмеялись бы над историей Арведа и Юри, но на поминках надо было вести себя как подобает.

Бенита все еще не понимала, почему ее взгляд все время притягивало лимонное дерево. Внезапно она сообразила, что отсюда ей видны ворота риги. Как раз сейчас перед ригой стояла покрытая брезентом телега, в которую унылый мужчина запрягал лошадь. Его жена ходила вокруг телеги, протягивая веревку через грядки, чтобы ничего не растерять в пути.

«Уезжают, — с облегчением подумала Бенита. — Те, кто на лошадях, уезжают», — объяснила она себе предполагаемый порядок отъезда беженцев. У нее тут же возникло желание побежать к реке и приглядеть за убежавшими из лазарета лошадьми, чтобы никто не украл их. Ей хотелось побродить по лугу и постеречь чужих лошадей, как самое дорогое имущество.

Чтобы заставить себя остаться с гостями, Бенита принялась снова разглядывать лимонное дерево. Зеленый цвет успокаивал ее. Все, что находилось за окном, было окутано дымкой.

— Окажись я поблизости, я бы пристукнул убийцу Иоосепа, — пригрозил Эльмар и сжал левую руку в кулак. Вспухшие пальцы другой руки не сгибались.

Бенита снова взглянула на двор. Теперь одна за другой покидали хутор семьи, которые прибыли позже и с которыми Бенита, собственно говоря, так и не успела познакомиться.

Вспомнив на какой-то миг о печальной судьбе Иоосепа, гости снова со спокойной душой заговорили о койгиском Арведе.

— У Арведа тоже не всегда все ладилось, — с нескрываемым злорадством в голосе произнесла сылмеская Элла. — Мне совершенно случайно довелось быть на станция, когда там устроили рынок рабов — ну, когда горожанок сгоняли на работу в деревню. Хозяева приехали на лошадях и стали набирать себе рабочую силу. Толкали друг друга, ругались и спорили. Койгиский Арвед выискивал самых молодых и красивых, остальные же охотнее брали женщин постарше. Арвед весь сиял, когда, погрузив шесть девчонок в телегу, мчал их домой. Ну и хватил он с ними лиха! Прежде всего рассердилась койгиская Аманда, увидев, что ее муж с городскими девчонками въезжает во двор. Позже выяснилось, что барышни не желают вставать раньше девяти утра. С такой простой работой, как вязка снопов, они тоже не могли справиться. Снопы не держались. Затем у барышень развалились туфли на деревянной подошве, и они вообще не смогли выходить в поле, потому что стерня колола ноги. На обед, кроме молока и мяса, они требовали еще масло. По вечерам пташкам хотелось танцевать, и Ар-веду приходилось звать гармониста. Неделю хозяева терпели фокусы барышень, а затем Арвед, кляня и ругая все на свете, отослал их обратно на станцию.

— С лица не воду пить, — удовлетворенно кивнула лаурисооская Линда.

Хотя Бенита и старалась подавить в себе любопытство, однако не смотреть через окно в сторону риги она не могла.

Вот еще одна семья беженцев готовилась покинуть Рихву. На дно телеги они поставили ящик с поросятами, детей посадили на узлы, а корову привязали сзади. Кто-то, пытаясь прижать к стене один из притворов то и дело норовивших захлопнуться ворот, присел на корточки. «Очевидно, подпирает камнем», — подумала Бенита.

При постройке риги под воротами осталась большая щель. Держа одно время в риге утят, Бенита всегда тщательно закрывала эту щель доской, чтобы утята не выползали. Однажды вечером, когда Бенита только-только закончила сажать капустную рассаду и, смертельно усталая, едва держась на ногах, шла домой — она встретила по дороге Иоосепа и попросила его загнать утят и приставить доску к воротам риги. А Иоосеп закрыл лишь ворота, забыв про доску: утром утята вырыли из земли все четыреста капустных ростков, посаженных Бенитой.

Но это было давно, несколько лет тому назад. Кто знает, почему ей вдруг вспомнился сейчас этот пустяковый случай.

— Память о Иоосепе будет жить в наших сердцах, — заплетающимся языком провозгласил в эту минуту Эльмар. — Мы поступим так, как поступил бы ты, — пообещал он. — Лес до тех пор будет нашей крышей, пока Эстония не станет свободной!

— Ты снова думаешь уйти? — испугалась Линда. — А Кустас? Кустас так и не вернется домой?

— Что будет делать твой Кустас, меня не касается, — распетушился Эльмар.

— Нас мало, нам надо беречь себя, — веско сказал Кустас.

За лимонным деревом Бенита увидела кулливайнускую семью. Не отдавая себе отчета, Бенита выскочила из-за стола, кивнула гостям и пробормотала:

— Я сейчас вернусь.

На крыльце она чуть не столкнулась с Меэтой.

Меэта протянула руки и обняла Бениту, так крепко, что та едва не потеряла равновесия и не упала со ступенек.

— Дорогая Бенита, — Меэта впервые назвала хозяйку Рихвы по имени. — Мы тебе бесконечно благодарны за то, что ты не отказала нам в крове и помощи.

— Да что там, — пробормотала Бенита.

Меэта стала длинно и подробно объяснять, где находится ее дом, и уговаривать хозяйку Рихвы когда-нибудь приехать к ним в гости.

Бенита, рассеянно слушая Меэту, глядела в сторону риги.

Нет, Молларт еще не уехал. Он стоял неподалеку от торфяного навеса и беседовал с мрачным мужчиной, чьи дубовые доски пошли на гроб Иоосепу. Теперь к мужчинам подошла и Леа Молларт, что-то сказала и, поправив ремень от сумки, чтобы он не соскользнул с плеча, описала руками большой круг.

Бенита вместе с Меэтой направилась к риге. Она шла робко, словно ей, хозяйке Рихвы, не подобало идти к беженцам, чтобы перекинуться с ними словом-другим. Ей было неловко и перед гостями, которых она оставила одних. Почему-то Рихва напоминала ей в эту минуту тюрьму, которую она, арестантка, не смела покинуть без того, чтобы не последовало строгого наказания.

Кулливайнуские дети, протягивая руки, подошли поблагодарить хозяйку Рихвы. Муж Меэты похлопал ее по плечу. Тут же рядом армильдин Яанус запрягал лошадь. Он улыбнулся Бените и надел на лошадь хомут.

Армильда стала так сильно трясти Бениту за руку, что правый бок и плечо хозяйки затряслись. Нагнувшись к самому уху Бениты, Армильда испуганно прошептала:

— Господи, я нашла в телеге кожу ежа! — Украдкой кинув взгляд на Яануса, она жалобно произнесла — Страсти какие, а вдруг…

Еще несколько минут неловкого молчания, прощальных взглядов, и лошади тронулись. Привязанные позади телеги коровы замычали, дети — те, кто был постарше, зашагали рядом с возами — стали махать Бените руками. Кулливайнуская Меэта даже всплакнула, Бенита ясно видела это.