Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка (Романы) - Бээкман Эмэ Артуровна. Страница 81
Андорка ни в какие объяснения не пускалась. Она торопилась, шагая так широко, как позволяло ее модное платье.
Перед глазами Оскара мелькнул зеленый огонек. Сев в такси, дама отвернулась от Оскара. Она порылась в сумочке, щелкнула замком, вздохнув, подняла руку и, наконец, повернулась к Оскару.
Оскар не узнал ее.
Дама сняла носовые расширители, шляпу и парик. Оскар увидел усталое и уже совсем немолодое лицо, подстриженные под мальчика волосы с проседью.
— Все останется между нами, не правда ли? — прошептала автор букваря.
Оскар открыл было рот, собираясь засыпать даму вопросами — так требовал его внутренний долг. Но тут андорка сжала ему руку, и это волнующее пожатие подействовало на него весьма странным образом. Оскару показалось, что его лицо глупо перекосилось.
Женщина улыбнулась.
На углу они сошли. Дама остановилась, посмотрела на тротуар и наклонилась. Каково же было удивление Оскара, когда она ловким движением сняла с туфель каблуки, будто они держались на магните, и сунула их в карман. Теперь автор букваря шла по неровным плитам тротуара пружинящей походкой, словно на ней были комнатные тапочки.
— Эта улица всегда была такой, — сказала Оскару женщина.
Оскар, который все еще не мог привести свои чувства в равновесие, хотел схватить женщину за руку, остановить ее и допросить.
— Бог мой, — прошептала андорка. — Неужели в мире есть что-то вечное? Неужели это возможно?
Она остановилась. Взгляд ее был устремлен вверх, глаза экзальтированно блестели.
Оскар перевел дух и внимательно огляделся.
Они стояли во дворе обычного, построенного лет сорок — сорок пять тому назад дома. Здание из белого искусственного камня все было в серых подтеках, некрашенные оконные рамы — в саже. Двор был вытоптанный, если этот неогороженный участок за домом вообще можно было назвать двором. В глубине стоял металлический гараж с широкой полосой резины над висячим замком. Около стены дома росла старая ива, кора ее была повреждена грузовыми машинами, очевидно, когда вывозили мусор или привозили топливо.
Здесь же, чуть в стороне, находились мусорные контейнеры, все разные, некоторые без крышек.
Но автор букваря из Андорры стояла как зачарованная, в ее больших зрачках отражалось нечто такое, от чего она глубоко вздыхала. Машинально ее рука поднялась к горлу, словно она искала пуговицу, чтобы расстегнуть ее, но пальцы не нащупали ничего, кроме пушистого шарфа.
— Что показалось вам вечным? — спросил Оскар и не узнал собственного голоса, как будто он говорил в пустой церкви.
Женщина отмахнулась от Оскара и завороженно посмотрела наверх.
Оскар внимательно разглядывал стену дома. Ничего достопримечательного. Ровный ряд окон, светлые и темные занавески, которые сейчас, в сумерках, казались сероватыми. В некоторых квартирах горел свет, с потолка свисали плафоны с двумя или тремя светильниками. На одном из подоконников была прикреплена кормушка для птиц — попорченная дождем фанерная платформа клонилась книзу. Окно справа от кормушки было забито деревянными дощечками, словно перед ним поставили поперечную решетку. Оскар сперва и не заметил этого, потому что за окном еще не зажигали света.
Он догадался, что автор букваря из Андорры смотрела именно на это окно.
На всякий случай Оскар приметил, где оно находится. Четвертое от угла, на третьем этаже. Прямо под окном стояла поленница. Хорошие дрова, этак кубометра три-четыре.
Едва Оскар успел остановить оценивающий взгляд на поленнице, как туда, будто по телепатическому приказу, двинулась автор букваря.
Она подошла к дровам, встала на, цыпочки, выудила из поленницы полено и медленно поднесла его к лицу.
Оскар испугался.
Женщина, держа у носа полено, зачарованно произнесла:
— Осина!
Из-за угла вышла маленькая девочка с щенком на руках. Она опустила его на траву, и щенок, обнюхивая землю, побежал к мусорным контейнерам.
— Нельзя! — сказала девочка.
Щенок завилял хвостом, несколько раз подпрыгнул и лапами попал в золу, просыпавшуюся через край контейнера.
Автор букваря из Андорры осторожно положила полено на место. Она протянула руки и стала приближаться к Оскару. На лице женщины блуждала нежная улыбка. Не отдавая себе отчета, Оскар тоже протянул навстречу ей руки. Женщина схватила их. У нее были сильные пальцы.
— Спасибо, — проговорила она растроганно.
Уже в полной темноте они, спотыкаясь, перешли неровную улицу и вышли к крошечному парку.
Женщина остановилась под деревом и приказала:
— Поймайте машину, я подожду здесь.
Резко сказанные слова подействовали на Оскара, как удар хворостиной по лицу. Оскар знал, что поблизости должна быть стоянка такси, но пошел туда нехотя, двигаясь боком. Ему казалось, что он не должен оставлять женщину одну. Его все еще мучило, может быть, даже больше, чем раньше, какое-то внутреннее беспокойство. Он гнал от себя эту навязчивую мысль: не подозревай! И все же подозревал. Дурацкие видения мелькали в его сознании: автор букваря, которую он оставил стоять под деревом, засовывает в дупло пластиковую бомбу, роет каблуком землю и прячет туда страшное комковатое вещество — измышление современной науки, уничтожающее и убивающее прежде, чем успеваешь сообразить.
Оскар терпеливо выстоял очередь, хотя его снедало ужасное беспокойство. Обычно неплохой выдумщик, он не мог сейчас придумать ни одной правдоподобной истории, которая, будучи преподнесена согражданам, помогла бы ему скорее получить машину.
Когда подошла очередь Оскара, автор букваря из Андорры оказалась рядом с ним. Конечно же, это была она, потому что приветливо улыбнулась ему и, само собой разумеется, первой залезла в машину.
Оскар должен был взять себя в руки, чтобы назвать шоферу отель. Еще больше усилий потребовалось ему, чтобы посмотреть на даму.
Губы и глаза женщины фосфоресцировали, лицо смугло пылало, носовые расширители были водворены на место. Все это венчал бледно-лиловый парик, который разделялся надвое прямым пробором, как бы образуя заячьи уши. Одно ухо обвисло, и женщина возилась с ним до тех пор, пока оно не встало торчком. Оскар хотел спросить, есть ли там внутри проволока, но не рискнул. Когда машина свернула на освещенную улицу, Оскар заметил на указательном пальце женщины огромный перстень. Странное украшение опять заставило Оскара заподозрить неладное, и он еще раз взглянул на руку женщины. Это было не кольцо, а вделанные в кольцо часики. Оскар облегченно вздохнул.
Когда он снова решился взглянуть на молчавшую женщину, то увидел, что андорка плачет. В зеленоватом отсвете ламп дневного света даже слезы, казалось, фосфоресцировали.
Оскар затаил дыхание. В висках стучало. Если только что он собирался завезти андорку в отель и ехать дальше, то теперь передумал.
Шофер такси подозрительно часто посматривал в зеркальце. Оскару не хотелось заводить с ним разговор о своей попутчице, чтобы удовлетворить его любопытство.
— А теперь пойдем в бар, — весело сказала женщина, когда они вышли у отеля.
На лице дамы не было никаких следов слез, хотя Оскар не заметил, чтобы она в машине пользовалась носовым платком.
Женщина легким пружинящим шагом шла впереди Оскара, на ее черных лакированных туфлях рдели красные каблуки.
Писательница из Андорры выложила на стол прямоугольную денежную купюру и распорядилась: