Трилогия о Мирьям (Маленькие люди. Колодезное зеркало. Старые дети) - Бээкман Эмэ Артуровна. Страница 29
— Да кто его знает. Господа правители на Тоомпеа вроде бы совсем запутались, — несколько неуклюже выговаривая слова, промолвил Кузнецов.
«Все время на языке у них одно и то же», — подумала Мирьям, ей это надоело, и она попросила:
— Господин Кузнецов, сыграйте что-нибудь.
Кузнецов неожиданно согласился и снял со стены гитару, повязанную красной лентой.
Полная грусти песня сдавила, словно невидимой рукой перехватила, горло. Отец опустил голову на руки, и казалось, его одолевают тяжелые думы. Дядя Рууди откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Худая шея с большим кадыком белела в сгустившихся сумерках.
Мирьям посмотрела в сторону Кузнецова. Его широко раскрытые глаза, казалось, горели зеленым огоньком. От заунывного мотива подбородок Кузнецова обвис и скулы вытянулись. От крупного носа сбегали вниз две глубокие складки, они опускались на уголки губ, и это придавало его лицу страдальческое выражение.
Между паузами раздавалось оглушающее стрекотание кузнечиков — последнее в это лето.
Когда Кузнецов кончил петь, папа и дядя Рууди осторожно, словно боясь нарушить торжественную тишину, потянулись за куревом, которое лежало посреди стола.
— А это что за песня такая? — осмелилась спросить Мирьям.
— Это песня тоски по родине…
Родина Кузнецова — это сад его дедушки и двор его бабушки, решила Мирьям. Она бы тоже тосковала, если бы ей пришлось оставить родные места. Может, ходила бы смотреть на них откуда-нибудь, ну, например, оттуда, где живет госпожа Лийвансон и откуда хорошо виден бабушкин дом, тот, который выходит на улицу.
Мирьям почувствовала необъяснимый стыд за разгулявшуюся вовсю бабушку.
Смутное ощущение угнетало ее. Очевидные до сих пор истины вдруг оказались перевернутыми.
Ее завораживало это странное слово: тоска.
Последнее сентябрьское воскресенье началось с больших хлопот.
Мама повесила новое шелковое платье на дверцу шкафа, рядом с папиным костюмом, где оно принялось дожидаться своей очереди на глаженье. Лицеистку Лоори нарядили первой — она шла со своим классом в кукольный театр. Уходя, Лоори не смогла удержаться и, уже в дверях, показала сгоравшей от зависти младшей сестренке язык.
— Мы возьмем тебя с собой в гости, — утешила мама.
«Тоже мне дело, — думала Мирьям. — Какой там интерес слушать, как старые люди попусту то задаются, то ахают».
Владелица магазина госпожа Эйпл и ее муж пригласили заведующего магазином и его семейство к себе на воскресенье в гости. Когда родители объяснили дочери, к кому они идут, настроение у Мирьям немного поднялось. Выходило, что они шли навещать именитых людей. Недаром ведь отец с матерью произносили фамилию Эйпл с таким почтением!
Утопающий в зелени дикого винограда, словно сошедший с открытки, домик Эйплов находился на окраине города. Проходя через калитку, Мирьям поняла, почему ее отец с такой старательностью разглаживал залоснившиеся сзади брюки. Мирьям тоже старательно высморкала нос и, посмотрев на маму, уловила ее одобряющий взгляд.
Грузная, с непостижимо маленькой головкой, госпожа Эйпл встретила гостей приветливой улыбкой. Ее карминно-красный и тонкий рот кривой черточкой располагался далеко внизу под сморщенными щеками. Госпожа Эйпл первой вошла на крыльцо, Мирьям все боялась, что каблуки у хозяйкиных туфель вот-вот могут подломиться.
В теплой комнате гостей встречал господин Эйпл, американец, который был еще длиннее и тоньше, чем дядя Рууди. Мирьям старалась держаться от длинного американца подальше, чтобы тот ненароком не споткнулся об нее.
Отец, умевший, к великой гордости дочери, разговаривать с американцем на его родном языке, подсел с господином Эйплом к красному камину, Мирьям с матерью остались на попечении хозяйки дома.
Госпожа Эйпл скучать им не давала. Она принесла альбом в кожаном переплете и, усевшись рядом с Мирьяминой мамой, начала давать пояснения, — делала она это длинно и основательно, время от времени восклицая «О-оу!» и растягивая до ушей свой тонкогубый рот.
«Чего она так часто радуется? — никак не могла понять Мирьям. — У самой такое сморщенное лицо, как у обезьяны в зоопарке».
— О-оу! Это было так давно! — Госпожа Эйпл задерживает свое внимание на одной из фотографий. — В тот день, когда я впервые приехала в Нью-Йорк!
На следующем снимке был запечатлен большой светлый зал и в нем много женщин в белой одежде.
— О-оу! — и на этот раз радуется госпожа, ее маленькие глазки-пуговки загораются необычным блеском.
Она тыкает ногтем указательного пальца в одну из женщин и рассказывает:
— Какое счастье, что я перед отъездом в Америку окончила в Эстонии школу домоводства. Пришлось долго работу искать. В таком огромном городе столько людей хотят найти работу! Мне повезло, и я наконец устроилась на бесподобное место: вы не поверите — кухаркой в дом к самому миллиардеру Моргану. Видите, вот это миссис Джонсон — наш главный повар. — И она указывает на невысокую женщину на фотографии.
Мирьям склоняется над столом и тоже смотрит. Ей припомнилась миссис Таавет, и девочке хочется поглядеть, все ли эти мис-мис одинаковые. Чудно, что кухня там все равно как бабушкин двор — у этого миллиардера, должно быть, зверский аппетит.
«И деньги, видно, есть у него!» — решает Мирьям, увидев на снимках огромный четырехугольный дом с внутренним двором, наружные стены которого, как у крепости, — без окон.
Госпожа Эйпл с жаром объясняла:
— Представьте себе, в этом доме больше восьмидесяти комнат. А хозяев всех вместе только пять человек: сам мистер Морган с женой, мистер Морган-младший с женой и их беби.
Последнее слово госпожа Эйпл произнесла как-то особенно округленно и аппетитно.
— О-оу! — восхищенно воскликнула она при этом, и мама, приготовившаяся было поддержать разговор, снова прикрыла рот. — Зато сколько гостей! Случалось, что их хватало на все двадцать комнат, отведенных для приезжих.
Но у госпожи Эйпл не было ни одной фотографии мистера Моргана и младшего мистера — тоже, поэтому Мирьям заскучала и принялась разглядывать комнату.
На настенном ковре возле двери, ведущей на веранду, висели расписные тарелки, которые были куда красивее бабушкиного знаменитого фарфора. На них были нарисованы высокие каменные дома, огромные цветы и пестрые кленовые листья. На самой большой тарелке стаяла зеленая женщина с терновым венком на голове и вздымала к небу факел.
Мирьям рассматривала странную зеленую женщину и прислушивалась, как госпожа Эйпл тараторила:
— Мистер Эйпл всю жизнь работал у Морганов садовником. Они его очень ценили! Смотрите, вот он стоит среди роз. А здесь мы сфотографированы с мистером Эйплом в тот день, когда… о-оу… когда мы поженились!
Мирьям не торопится к альбому, чтобы посмотреть, где там сфотографированы мистер Эйпл и его жена, их обоих можно увидеть живыми, стоит только повернуть голову.
Фотографий в альбоме с кожаным переплетом столько, что не сочтешь: тут и прислуга Морганов на рождественской елке, и автомашина Моргана-старшего, и все вперемежку с господином Эйплом и госпожой Эйпл.