Спартак (Роман) - Фаст Говард Мелвин "Э.В.Каннингем". Страница 42

— Я должен сказать, что я сторонник Греческой скульптуры, — заметил Антоний Гай. — Это дешево, и очень приятно, когда цвет смывается. Конечно, те старые обломки, который можно найти вокруг, не раскрашены, но они хорошо смотрятся в саду, и я предпочитаю их такими.

— Тогда вы, возможно, купили памятники Спартаку — до того, как наш друг Красс разбил их, — улыбнулся Цицерон.

— Памятники? — спросила Елена.

— Их нужно было разбить, — холодно сказал Красс.

— Какие памятники?

— Если я не ошибаюсь, — сказал Цицерон, — это был Гракх, подписавший приказ об их уничтожении.

— Ты никогда не ошибаешься, не правда ли, молодой человек? — громыхнул Гракх. — Ты совершенно прав. Он объяснил Елене, — Были вырезаны два больших памятника из вулканического камня, которые Спартак водрузил на восточном склоне Везувия. Я никогда их не видел, но я подписал приказ об их уничтожении.

— Как ты мог? — потребовала объяснить Елена.

— Как я мог? Если грязь поднимает эмблему нечистоты, ты ее вытираешь!

— На что они были похожи? — спросила Клавдия.

Гракх покачал головой, с сожалением улыбаясь тому, как настойчиво вторгались призраки рабов и их вождя, независимо от того, где бы ни начался разговор. — Я никогда их не видел, моя дорогая, Красс сделал это. Спроси его.

— Я не могу высказать вам мнение художника, — сказал Красс. — Но эти вещи выглядели, как и должны были. Их было две. Одна из них, фигура раба высотой около пятидесяти футов, я бы сказал. Он стоял, расставив ноги, он разорвал свои цепи, так что они болтались по сторонам. Одной рукой он прижимал ребенка к груди, а в другой руке был Испанский меч. Это первый памятник, и вы могли бы назвать его колоссом, я полагаю. Он был очень хорошо сделан, насколько я мог видеть, но, как я уже сказал, я не судья в искусстве. Но это выглядело реалистично, и мужчина и ребенок были хорошо выполнены даже в таких деталях, как мозоли и язвы, которые естественны, для выросших в цепях. Я помню молодого Гая Танерия, указавшего мне на натруженное плечо раба и вздутые вены на руках, такие же, как у пахаря. Вы знаете, со Спартаком было много Греков, и Греки очень умны в таких делах. У них никогда не было возможности рисовать, или, может быть, они не смогли найти никаких красок, и все это напомнило мне некоторые из древних барельефов, которые можно увидеть в Афинах, те, где краска смыта, и я соглашусь с Гаем, что они хороши такими — и очень дешевы.

— Другой памятник был не такой высокий, фигуры не более двадцати футов высотой, но они также были хорошо сделаны. Было три гладиатора, Фракиец, Галл и Африканец. Африканец, что интересно, был вырезан из черного камня; остальные фигуры были белыми. Африканец стоял в центре, несколько выше других, держа свой трезубец обеими руками. С одной стороны от него стоял Фракиец, с ножом в руке, а с другой стороны, Галл, с мечом в руке. Это было хорошо сделано, было видно, что они сражались, потому что их руки и ноги покрыты ранами. За ними стоит женщина, — и очень гордо, и они говорят, что оригиналом была Вариния. Женщина с садовой лопаткой в одной руке и мотыгой в другой. Должен признаться, я не понял символизм этого.

— Вариния? — тихо спросил Гракх.

— Зачем вы их уничтожили? — спросила Елена.

— Могли ли мы оставить эти памятники стоящими? — возразил Гракх. — Могли ли мы оставить их там, чтобы все указывали и говорили, — Вот что сделали рабы?

— Рим достаточно силен, чтобы позволить себе оставить их — да, и указывать на них — заявила Елена.

— Хорошо сказано! — заметил Цицерон, но Красс подумал о том, как это было тогда, когда десять тысяч его лучших солдат лежат на кровавом поле, а рабы как разъяренный лев, который только раздражен, но едва ранен.

— Как выглядела скульптура Варинии? — спросил Гракх, пытаясь заставить вопрос казаться настолько случайным насколько возможно.

— Я не знаю, смог ли я хорошенько ее запомнить, вы бы приняли ее за Германскую или Галльскую женщину, длинные волосы, свободная одежда и все такое. Волосы в косах и переплетены так, как это делают Германцы и Галлы. Хороший бюст — прекрасная, сильная женская фигура, как у некоторых из тех Германских девок, которых вы видите сегодня на рынке, и все так желают их купить. Конечно, никто не знает, была ли Вариния фактически или нет. Как и обо всем в деле Спартака, мы почти ничего не знаем об этом. Если вы не хотите проглатывать пропаганду целиком, пусть так и продолжается. Все, что я знаю о Варинии, это то, что этот грязный старый ланиста, Батиат, сказал мне, и это было очень мало, за исключением того, что его язык истекал слюной, при воспоминании о ней. Значит, она привлекательна?

— И ты ее тоже уничтожил! — заявила Елена.

Красс кивнул. Он не был легко уязвимым человеком. — Дорогая моя, — сказал он Елене, — Я солдат и выполнял указания Сената. Вы услышите, скажут, что Рабская Война — это мелочь. Вполне естественно, что такая точка зрения должна быть принята, так как она мало помогает Риму рассказать миру, какую работу нам пришлось здесь провести с некоторыми рабами. Но здесь, на этой милой террасе у дома моего дорогого и хорошего друга, Антония Гая, в нашей компании, мы можем обходиться без легенд. Никто никогда не приближался к уничтожению Рима так близко, как Спартак. Никто так сильно не ранил его. Я не хочу преувеличивать свой собственный случай. Пусть Помпей станет героем, и мало чести в подавлении рабов. Но истина остается, и если знаки наказания неприятны, подумайте, как я себя чувствовал, когда увидел землю, покрытую ковром из лучших войск Рима. Поэтому я не уклонился от уничтожения какого-то резного камня, сделанного рабами. Напротив, я нашел в этом определенное удовлетворение. Мы самым тщательным образом уничтожили изображения и раздробили их в щебень, чтобы не осталось следов. Мы уничтожили Спартака и его армии. Таким образом, мы со временем и неизбежно уничтожим саму память о том, что он сделал и как он это сделал. Я довольно простой человек и не особенно умный, но я знаю это. Порядок вещей в том, что некоторые должны править, а некоторые должны служить. Так распорядились боги. Так и будет. Это было качеством Красса, он мог вызвать страсть, не будучи даже в малейшей степени одержимым страстью. Его прекрасные, сильные боевые качества, подчеркивали то, что он сказал. Он был таким и настолько бронзовым ястребом Республики!

Гракх наблюдал за ним из-под опущенных век. Сидевший Гракх наблюдал за каждым из них, тонколицым, хищным Цицероном, молодым хулиганом, Гаем, молчаливой Еленой, страдающей и несколько нелепой Юлией, Клавдией, гладкой и удовлетворенной, Антонием Гаем и Крассом — за ними всеми, он видел, и он слушал, и он снова подумал о приходе Сенатского Комитета, после его ухода. Это было началом, конечно, когда были посланы шесть когорт. И начало было бы забыто, и конец тоже, как сказал Красс. Разве что — как бы то ни было, конец еще впереди.

IV

Вначале, решением Сената было отправить шесть Городских Когорт в Капую, дабы немедленно подавить восстание рабов. Это решение, вызвало возражение Гракха, и которое было, в какой-то мере, доведено до конца, чтобы научить его смирению. В свете последующих событий, вопрос о смирении отозвался в Гракхе с определенным горьким удовлетворением.

Каждая Городская Когорта состояла из пятисот шестидесяти солдат, которые были вооружены, как средний легионер, только лучше и дороже. Город был хорошим местом для жизни. Легионы уходили на край земли, и достаточно часто не возвращались, но находили свои могилы на чужбине и достаточно часто они возвращались через пять, десять или пятнадцать лет спустя. Легионы маршировали весь день на скудной еде, потели и работали, строили дороги и города в пустыне, и иногда великие города становились единственной памятью о них. Городские Когорты жили припеваючи, для них не было конца девочкам, вину и игрищам. Даже обычный солдат в Городской Когорте был политической фигурой, и денежная струйка всегда щекотала его ладонь. У многих из этих людей были хорошие квартиры в городе, и некоторые из них содержали целых шесть рабынь. Рассказывали историю об одном городском солдате, который содержал четырнадцать наложниц в большой квартире в Риме и сделал рентабельный бизнес из воспитания детей в возрасте до шести лет, а затем продажи их на публичном рынке. Ходило много подобных историй.