Дороги Аннуина (СИ) - Бичем Джулс. Страница 40

Когда под её ладонью появился стук сердце — слабый, но ровный, Сага с облегчением выдохнула.

— Ему нужен покой, — недовольно произнёс монах, осторожно поправляя шкуры, — живое тело не может быстро восстановиться даже при всём том, что получило исцеляющую силу из котла.

— Как долго он будет таким? — Саге было физически больно смотреть на то, как тени залегли на лице Киана, состарив его на пару десятков лет.

— До вечера он должен оправиться. Однако, раньше мы никогда не лечили, — монах кашлянул, — не лечили таким способом живых и к тому же — пришельцев в Иной Мир.

— Он — не пришелец, — яростно возразила Сага, — он проторчал в вашем проклятом Аннуине столько лет, что наверняка уже превратился в одного из вас! Вы должны поднять его на ноги, ведь вам удается же воскрешать своих!

Монах высыпал содержимое ступки в глиняную кружку и снял с шеста у очага пузатый чайник. Наливая кипящую воду, он укоризненно покачал головой:

— Для тебя всё кажется слишком простым, но так не бывает. Вот, например ты, девушка — требуешь от нас спасения своего мужчины, хотя от тебя исходит дух магии. Но почему бы тебе самой не помочь по мере сил ему?

Сага пожала плечами, не отрывая взгляда от Киана и боясь пропустить хоть малейшую перемену в его состоянии:

— Если бы я знала — как это делается, неужели ты думаешь, я бы не приложила все усилия?

— Нам всем кажется, что мы не знаем самих себя, — произнёс монах. Он поставил кружку с отваром и поправил рукава, — когда питьё остынет, дай его ему. Оно придаст крепости его телу.

Пламя в очаге неспешно шевелилось, как большой пушистый зверь, устраивающийся поудобнее. Сага сидела возле лежанки и наблюдала за тем, как дыхание Киана становится ровным и более сильным, словно его сердце набирало мощь с каждым ударом. Она осторожно приподняла шкуры, чтобы увидеть повязку на животе мужчины, принявшую цвет багровой ржавчины. Слава богу, она была не мокрая наощупь, и рана явно уже перестала кровоточить. Судя по размерам повязки, ранение было большим, и Сагу затошнило при одной мысли — насколько глубоким могло быть повреждение. Здесь не было ни больниц, ни врачей, а все надежды полагались лишь на знахарские снадобья и магию.

И всё — таки мертвые восставали из вод котла.

Только эта мысль придавала Саге сил. Она осторожно провела рукой по волосам мужчины, достаточно отросшим за то время, как они оба покинули замок князя Пуйла. Киан никогда не был красивым настолько, насколько это понятие могло означать внешний вид. И сейчас боль и раны стирали все возможные мягкие черты с его лица, придавая ему угловатость, неровность и болезненную худобу.

— Ты не можешь оставить меня в этом ужасном месте, — пробормотала Сага, убирая волосы Киана со лба и приглаживая их, — я знаю, что многое во мне тебя бесит, но знаешь, у меня нет здесь никого кроме тебя. И ты не имеешь права вот так просто взять и сдаться.

Она закусила губу, бережно касаясь лица мужчины и ужасаясь тому, как горяча его кожа. Ему нужны антибиотики, нужен врач и госпитальная команда. Однако ничего этого не было в Аннуине.

Тепло кошачьей метки мягко окутывало запястье Саги, словно Палу лапой трогала её, напоминая о себе. До сих пор Сага старалась не задумываться — ответила ли таким образом Палу на её желание забраться одинокую кошку из святилища, или же напротив — чудо — кошка решила оставить часть себя девушке, чтобы та не испытывала одиночества. Как бы то ни было, магия дрожала призрачным огоньком прямо под кожей, и Сага решила — почему бы и нет?

Всё твердили ей, что надо принять себя и поверить в себя. Сейчас у неё не оставалось такой роскоши, как сомнения и недоверие. Жизнь Киана висела на волоске, и, несмотря на живительную силу из котла богов, Сага должна была сделать что — то, чтобы укрепить тонкую ниточку, удерживающую Киана.

Она отбросила в сторону все шкуры, оставляя его полностью открытым теплому жару очага, тянущемуся к лежанке. Осторожно, запрещая себе закрывать глаза, принялась снимать повязку. Если она ошибается, то обратной дороги не будет.

Под последним слоем ткани уродливо бугрились края рваной раны. Тело Киана было распорото как ненужный мешок, и Сага подавила приступ дурноты. Она не может потерять его, ни в коем случае.

Что произошло тогда, когда она смогла залечить свою пробитую голову?

Сага лихорадочно вспоминала тот момент, когда она ползла к ручью, почти теряя сознание от боли. Что же она тогда сделала?

Ничего. Это произошло само, так же естественно, как обычный вдох воздуха в легкие. Кажется, она просто на мгновение была сама собой — пускай даже это произошло непроизвольно, но она просто сняла замки со своей собственной клетки и стала Сагой без преград и страхов.

Осторожно опустив трясущиеся пальцы прямо на края раны, Сага вздохнула и зажмурилась. Она заставила себя увидеть Киана — живым и здоровым, как тогда, когда они остановились на привал в святилище Палу. Это воспоминание выплыло само, и Сага велела себе не краснеть при мысли о том, что произошло тогда. Более того, она отдала бы всё за то, чтобы Киан вновь смотрел на неё, и его глаза становились похожими на грозовое небо.

Воспоминание неожиданно изменилось. Из двухмерной картинки перед мысленным взглядом Саги оно внезапно затрепетало, как листва на ветру. Всё, что казалось изображением, стало приобретать формы, объем и краски. Сага словно ощущала порыв ветра, бьющий прямо в лицо и треплющий волосы. Она продолжала держать глаза закрытыми и концентрировалась лишь на том, чтобы воспоминание оставалось четким. Киан находился рядом с ней, лежа на полу святилища, его глаза были закрыты, и ровное дыхание говорило о том, что мужчина спит.

Призрачная Сага видела его и себя со стороны, втянутая в воспоминание, и стены святилища Палу мерцали янтарным светом.

Вот Киан открыл глаза, обнаруживая своё притворство. Он не спал, позволяя разглядывать себя, и теперь смотрел прямо на Сагу — на одну, нереальную, и другую, смотрящую на него её глазами.

— Ты нужен мне, — пробормотала Сага, борясь с клубящимися потоками воздуха, которые становились всё сильнее и словно стремились вытолкнуть её вверх, к границе воспоминания и яви. Она вложила в эти слова всю силу, какую только могла собрать, чтобы раненный Киан стал таким же, каким был в этом воспоминании — целым и невредимым. Вот тот момент, когда глаза Киана начали менять цвет — с безупречного серого на грозовой. Ещё секунда, и он поцелует её.

Ветер ударил в лицо Саге с такой силой, что чуть не опрокинул её на пол. Огонь в очаге взмыл вверх, облизывая самые крайние камни его свода, а затем опал вниз. Когда Сага открыла глаза, каждая клеточка её тела словно была залита свинцом. Опустив руки, она уставилась на рану Киана, чтобы обнаружить как на её месте красуется ровный след спаявшихся в розовый шрам краев рассеченной кожи.

Сил радоваться или ужасаться у Саги больше не было. Ощущая страшную слабость в ногах, руках и вообще везде, она подползла ближе к скамье и обхватила обеими руками ровно дышащего Киана.

— Безмозглый упрямец, — пробормотала Сага, всхлипнув, — ты просто древний придурок, который считает, что раз он когда — то был первым солдатом, то явно стал бессмертным. Ты обещал, что вернешься, а в итоге чуть не умер.

— Я не мог бы бросить невыносимую ведьму, — голос Киана раздавался негромко, но Сага подскочила как ужаленная, — я же говорил, что тебе нет смысла даже и мечтать об этом.

Он лежал, по — прежнему не открывая глаз, однако теперь его тело не горело, а лицо медленно теряло болезненность.

— Вот, выпей, — Сага подтащила увесистую глиняную кружку с отваром к постели и осторожно приподняла голову Киана. Он слабо улыбнулся:

— При всех твоих недостатках ты явно хорошая сиделка.

Сага ухмыльнулась, вытерев рукавом слезы.

— Не мечтай, что я и впредь буду сидеть с тобой всякий раз, когда ты решишь отправиться умирать.

Вместо ответа Киан ухватил её за руку и заставил наклониться к себе. Он молчал, глядя Саге в лицо, и, казалось, что — то хотел сказать. Сомнение и неуверенность — непривычные для него эмоции, сменялись одно другим, и Сага затаила дыхание.