Розы в снегу - Кох Урсула. Страница 17

Стены комнаты заглушали будничное гудение большого дома. Катарина отложила вязанье.

— Принести ему лекарства?

— Конечно. И пирогов из пекарни. И вина. Бедный, он взвалил на свои плечи тяжесть всего мира. Как тут не заболел? Но я знаю, какое лекарство ему нужно…

— Какое?

— Ему надо жениться. Только кто на это согласится? Проповедями семью не прокормишь. Он заживо сгниет там, в пустом монастыре, в полном одиночестве.

В задумчивости спустилась Катарина в пекарню. Служанки чистили медную посуду. Ни привычного шума, ни смеха. Катарина с трудом открыла тяжелую дверь и увидела старую Мари. С заплаканными глазами сидела та у стола. Остальные молча выполняли свою работу.

— Мари, что случилось?

Катарина частенько обменивалась со старухой шутками, рассказывала ей о монастырских порядках и изнурительных постах. Но на сей раз Мари не ответила на вопрос, лишь высморкалась в фартук. Лиза, ее племянница, зашептала:

— Вы разве не слышали, фройляйн? Граф фон Мансфельд вырезал всю нашу деревню. Тетиных братьев, сыновей, и моего отца тоже, — все убиты, все. А ее младшенького увели в плен…

Но тут уже и Лиза не могла рассказывать дальше. Старуха закричала:

— Не шепчитесь там! Не шепчитесь! Скажите об этом громко! — Она взгромоздилась на стол и, стоя там, вырывала у себя волосы клоками. — Скажите это всем! Они схватили его! Они пытают его! Они положили его на печную решетку! Моего доброго мальчика, моего маленького, милого…

Служанки выскочили на улицу. Лиза пыталась успокоить разбушевавшуюся старуху. С лицом искаженным болью, бурно жестикулируя, Мари подступила к Катарине.

— Да, фройляйн, так они поступают, христианские господа наши, слуги дьявола! Так они обращаются с нами. Мы ведь обычные крестьяне. Грязь под ногами. Скот. Рабочий скот, который может только лямку тянуть, да так, что кости трещат. Измываются. Коней своих так не бьют. И горе тому, кто пикнет! Сапогом ему, сапогом. Мечом. Пытка… На печную решетку положили моего младшенького, моего милого, светловолосого мальчика. Кожа загорелась и лопнула… и закричал он: «Мамочка, помоги!» Так он кричал! Ой…

Горький плач старухи громким эхом отдавался под сводами пекарни. Кто-то резким ударом открыл дверь. На пороге возник майстер Лукас.

— В чем дело, старая? Что за вой?

— Майстер, спасите его!

Мари упала на колени и обеими руками обхватила ноги художника.

— Спасите его! Они хотят его пытать. Дитя, мое милое дитя…

Не сводя пристального взгляда с лица старухи, Кранах пытался осторожно от нее отодвинуться.

— Зачем же он ушел с крестьянами? Зачем позволил сбить себя с пути истинного?

— Они считают себя правыми. Лютер им сказал… они в Библии прочли и теперь думают, что с ними Дух Святой…

Лиза принялась объяснять хозяину:

— На рынок приехал торговец из нашей деревни, он-то ей и обо всем и рассказал. Все убиты, а младший сын — в плену.

Катарина взяла пирог и выскользнула из пекарни. Причитания старой Мари были слышны и на улице. Иметь сына, и потом — война… пытки…

Холодный ветер швырялся мелким дождем. На ветвях набухли почки. И природа, и люди ждали солнца. Взойдет ли оно над землей, впитавшей столько крови?

Погрузившись в невеселые мысли, шагала Катарина к Черному монастырю. Большое каменное строение утопало в мертвой тишине. Входная дверь была не заперта. По полутемному холлу метался могучий мужчина. Катарина замерла на пороге. Однако обитатель монастыря заметил девушку только после того, как она робким голосом произнесла «добрый вечер». Мужчина подошел к ней. На его бледном лице выделялись горящие глаза.

— Это вы, фройляйн фон Бора? Что принесли? Опять плохие новости? Войска сатаны уже вступили в Саксонию? Новые церкви сожжены, невинные люди убиты и повсюду объявлено: так хотел Лютер?

— Я пришла к вам с добрыми пожеланиями от семьи Кранах и принесла пирог и вино. Подкрепитесь…

Трах!

Входная дверь захлопнулась за спиной Катарины — теперь они оба стояли в темноте.

— Зачем вы принесли вино? Чьи силы вы им хотите поддержать, фройляйн фон Бора? Разве вы не знаете, кто перед вами? Взгляните на мои руки! Видите: с них капает кровь. Разве не я был с ними, когда они штурмом взяли Вайнсберг и бросили в огонь женщин и детей? Разве не я убиваю ежедневно? Разве не я граблю, не я выбрасываю из храмов статуи святых? Я дал им Евангелие на родном языке. Истинное, не подделку. А что они вычитали в нем? Восстание! Смерть!

И вновь Лютер, точно его кто-то преследовал, забегал по холлу. Он уже не замечал Катарину, он кричал стенам:

— Сатана ведет их полки. Сатана ведет! Они читали Евангелие Христа, но истолковал им его дьявол!

Он остановился перед Катариной и зашептал:

— И вы знаете это, фройляйн фон Бора. Там, в монастыре, вы прочли: «Христианин свободен в своих поступках, он господин надо всем…» И вы сказали себе: значит, я могу сбросить рабские путы! А теперь то же говорят крестьяне. И не понимают, что должен быть порядок на этой земле. Не желают платить налоги, сбиваются в шайки, убивают, грабят. И их убивают… Я самый несчастный из проповедников. Я привел мятеж в эту страну. И теперь он убивает меня. Так пусть же он покончит со мной!

И Лютер с шумом рухнул на скамью.

— Все покинули меня, фройляйн фон Бора. Все против меня: князья и крестьяне, папа и кайзер , ученые-богословы и нищие… Но я пройду свой путь до конца, до горького конца.

Что-то хрустнуло в чердачном перекрытии. Катарина не осмеливалась пошевелиться.

— Но и вы… и вас покинули. Я написал Баумгэртнеру. Еще в прошлом году. Недавно прибыл ответ с нарочным из Нюрнберга. От его отца. Он запретил сыну жениться. Сын и слушать не хотел. Но тут вмешалась мать. Принять в семью беглую монашенку? Она чуть не умерла от горя. И тогда он отрекся от вас… Вы свободны, фройляйн фон Бора. Женой Глатца вы быть не желаете — вы сами передали мне это через Амсдорфа. Что вам остается? Не знаю…

Катарина— ей невмоготу было больше оставаться в холле — прошла в полутемную столовую бывшего монастыря. И поставила корзину на стол. Лютер последовал за ней.

Девушка пыталась заговорить, но у нее ничего не получалось. Повисло неловкое молчание, однако мало-помалу она взяла себя в руки.

— Да, герр доктор, меня покинули — вы правы. И вместе с тем не правы… И потом, друзья у вас есть. Посмотрите, что фрау Барбара вам прислала. Возьмите! Ешьте!

Удивленный, Лютер остановился перед Катариной. Взглянул на нее. И внезапно раскатисто захохотал, стукнув кулаком сначала по столу, а затем и по своему лбу — словно бы у него неожиданно возникла какая-то мысль.

— Да, вы верно сказали: «Возьмите! Ешьте!» Как сказано, фройляйн фон Бора! Как сказано! Так ворон обратился к пророку Илии, пребывавшему в унынии и отчаянии . А я теперь в отчаянии.

Сатана смеется надо мной. Так пусть же смеется сильнее! Пусть же еще больше насмехаются все, кто только и ждет, когда геенна поглотит доктора Лютера. Теперь я знаю, что мне необходимо сделать до того, как я умру: жениться на вас, фройляйн фон Бора!

Пальцы Катарины вцепились в стул.

— Вы молчите, фройляйн фон Бора, и вы правы: То, что я натворил, — ужасно. Христианин — мера всех вещей … Лучше мне умереть в одиночестве.

— Нет.

Лютер, казалось, не расслышал. Он уронил свою большую голову на руки и замер. И вновь хлопнул дверью ветер. Катарина пододвинула стул и села поближе к Лютеру.

— Нет! — повторила она.

Лютер выпрямился.

— Вы хотите сказать, что я… не должен умирать в одиночестве? Но вы еще слишком молоды.

— Я просила Амсдорфа передать вам, что если вы захотите взять меня в жены…

В следующее мгновение Лютер накрыл ее руку своей.

— Вы и вправду этого хотите? Вы все обдумали? Полагаю, я не задержусь на этом свете… Но у меня еще есть два серебряных кубка — их я завещаю вам в случае вдовства, фройляйн фон Бора… Кэте… Моя Кэте?

Вернувшись в дом Кранахов, Катарина бесшумно проскользнула в пекарню. Старая Мари все еще сидела за столом и плакала. Девушка подошла к ней.